К Вакилю Шугаюпову меня привело сообщение в областной газете, где говорилось, что уфимский художник получил авторское свидетельство на изобретение... курая. Честно говоря, заметка обескураживала: как можно изобретать то, что давно известно? Курай — древнейший духовой музыкальный инструмент татар и башкир. Когда-то в детстве я и сам пробовал подбирать на нем мелодии...
— Никакого открытия, собственно говоря, не было,— сказал мне при знакомстве Вакиль Шакирович Шугаюпов, когда я пришел к нему в дом на окраине Уфы.— Курай действительно существует с незапамятных времен. Он древнее легенд. Сначала появился курай, потом уже легенды о нем. Я просто дал ему вторую жизнь. До сих пор его мастерили из тростника, а я начал делать из дерева.
— А почему именно из дерева? — спросил я.— Как замена исчезающему тростнику?
— Можно сказать и так. Но дело не только в этом...
Мы сидим в мастерской Шугаюпова: бак с краской, стол, бочки, кипы буковых и прочих шпонов. И очень много кураев — готовых и полуготовых. Они лежали на столе, стояли в бочках, висели на вешалках.
Василь Шугаюпов — художник. Родился он в ауле Алкино и еще с довоенного детства помнит тоскующий звук курая...
— Были еще причины, которые заставили меня взяться за инструмент,— продолжал Шугаюпов.— Курай из тростника очень хрупок и поэтому недолговечен. А ведь это не настенное украшение, а орудие труда артиста. Хотелось его сделать из более прочного материала. Но, оказалось, не каждое дерево годится... Курай имеет очень низкий звук. В этом отношении он сильно отличается от человеческого голоса. Поэтому на курае почти никогда не аккомпанируют. Певцу трудно подлаживаться под курай, а кураю под певца. А мне очень хотелось обновить древний инструмент, приблизить его к человеческому голосу.
— Ас чего начались ваши поиски?
— С картины. Я хотел по мотивам башкирских преданий написать картину об Урал-батыре. Это наш эпический герой. Легенда рассказывает: было время, когда страшные многоголовые чудовища захватили источники воды, обрекая людей и животных на медленное умирание. Земля, лишившись влаги, зачахла — пожелтели травы, засохли кустарники. Много смельчаков пало в борьбе за воду. Но чудовища были слишком сильны, чтобы их мог одолеть простой смертный. И родила тогда земля богатыря по имени Урал. Он порубил всех злодеев-чудовищ, добрался с мечом до вершины горы и освободил воду из плена. Земля, получив целебную влагу, ожила. Когда пришло время, Урал-батыр умер и стал Урал-горой.
Обдумывая эту легенду, я хотел нарисовать гору, напоминающую человеческое тело или даже тела, изобразить седого старца, который при свете луны играет на курае. Вокруг него сгрудились горы малые и тихо слушают...
Чтобы осуществить замысел, я начал изучать старину. Побывал во многих музеях, прочитал множество исторической литературы. Мне надо было знать многие детали того времени, когда быль смешивается с небылью. Однажды в археологическом журнале я прочел заметку о том, что при раскопках была найдена флейта, сделанная из кости. Она пролежала в земле четыре тысячи лет — и ничего ей не сделалось. Сегодня на ней можно играть так же, как сорок веков назад! «Вот бы и курай наш сделать из такого же прочного материала»,— подумал я сразу о своем любимце. Но где найти такую кость, чтобы она была длинная и полая, как трубка? Обшарил магазины, рынки и бойни, но кости нужной длины и формы не нашел.
— Выходит, сорок веков назад животные были длиннее? — пошутил я.— Ведь нашли же предки подходящую кость для флейты.
— Флейта намного короче. А самый короткий курай — на восемь кулаков...
Вакиль Шугаюпов поясняет, что это значит. Каждый делает себе инструмент сам и мерит его на свой аршин, вернее, на кулак. Кулак определяет расстояние между отверстиями и длину инструмента. Но ведь кулак у каждого свой: у одного с пудовую гирю, У другого — с куриное яйцо. Поэтому и все курай разные.
— Один мой знакомый,— продолжал Вакиль,— увидев, как я осунулся и поскучнел от этих поисков, предложил посмотреть татарский курай (свирель) его прапрадеда-пастуха. Я обрадовался, долго рассматривал, изучал свирель — как, что, отчего и почему. И понял, курай из ели не сделать: слишком мягкое дерево для этого.
— Как же вы нашли то, что искали? — я неотступно подгоняю собеседника.
— Случайно. Хотя... не совсем и случайно, если разобраться. Ведь случай помогает тем, кто ищет.
Мне было поручено сделать мозаичный портрет из дерева, или, как мы его называем, маркетри. У меня под рукой было множество различных шпонов — липовые, березовые, дубовые, ясеневые, буковые... Словом, все цвета — от белого до красного. Но мне не хватало полутона. Желая добиться изменения оттенка цвета, я бросил шпон в ванну с горячей водой — и он свернулся в трубку. «Эврика!» — закричал я как ошпаренный. Жена решила, что я действительно обжегся. Я нашел, из чего нужно делать инструмент. Тогда у меня было одиннадцать видов шпонов. Я испытал все и остановился на буке.
— Почему именно на нем?
— У него поры мельче. Деревья, у которых крупные поры, не годятся для этого. Но найти подходящий материал — это, оказалось, еще полдела...
Вакиль рассказывает, как он обрабатывает шпоны. Долго держит в горячей воде. Потом сворачивает гибкий шпон вокруг палки-болванки, склеивает, обвязывает, сушит. Тщательно обрабатывает напильником, красит, сушит, снова красит, снова сушит. Затем прожигает отверстия.
— Сейчас я это делаю по трафарету.— Хозяин показывает на висящие на стене образцы.— Но потерял много времени, пока нашел оптимальный вариант. Долго не мог ответить на вопрос: на каком расстоянии от края делать первое отверстие, на каком расстоянии друг от друга прожигать следующие?
— А опытные кураисты не могли бы подсказать?
— Я консультировался у многих,— спокойно ответил мастер.— Но рекомендации их были такие же разные, как и их кулаки. Поступал по совету одного знатока — не получалось; действовал, как подсказывал другой,— опять не выходило. Когда совсем устал от добрых советов, стал искать решение самостоятельно. Ведь я хотел не только воссоздать древний инструмент из более прочного материала, но и расширить его музыкальные возможности.
Рассказчик вдруг осекся, поднял палец, призывая к тишине. Я услышал, как из репродуктора в соседней комнате полились звуки курая. Собеседник застыл, даже забыв опустить палец. Да я и сам затаил дыхание. Ведь курай и мне был не чужой. Я родился в соседней Татарии и помнил его жалобное, тоскующее пение с детства. Что за звук! Мягкий, глухой, сиплый, но со множеством красивых призвуков.
— Это, наверно, на вашем курае играли? — сказал я, когда музыка смолкла.
— Нет, это тростниковый,— определил мастер.— Да я и не думал, что старые кураисты побросают сразу свои инструменты. Молодые принимают мой курай охотнее.
— Я знаю, что специалисты дают высокую оценку вашему инструменту. Считают, что он по красоте и чистоте звука превосходит тростниковый. Тонко схватывает мелодию и таит в себе подлинное богатство музыкальных тонов. Может быть, он богаче тростникового, потому что деревянный?
— Не только... Дело здесь и в отверстиях, в их взаимном расположении. Но звуки у деревянного должны походить на тростниковый. Это звук, дарованный кураю природой, и терять его нельзя.
— Сыграйте что-нибудь на своем курае,— попросил я.
— Вообще-то я исполнитель неважный,— заранее извинился мастер, протягивая руку к инструменту.
— Почему курай поет только про горы да про степь вольную? — спросил я Вакиля.— Почему не может спеть о море?
— Поет о том, что ему близко,— улыбнулся мастер.— Горы и степь — его стихия.
И мастер рассказал легенду о том, как жестокий хан наказал бедного джигита и сослал его в глухие горы. Загрустил опальный юноша, затосковал по любимой девушке. Однажды услышал поющий на ветру тростник, что растет высоко в горах. Это и был курай. Кстати, «курай» по-башкирски и есть «тростник». Ссыльный срезал его, поднес к губам — и полилась печальная, как тоска, песня...
— Теперь мне понятно, почему он всегда поет, будто жалуется,— сказал я.
— Но это не единственная легенда о рождении курая. Есть и другие. Даже сказки есть. Но все они почему-то печальные...
— Кажется, вы создали то, что хотели,— сказал я, прощаясь с художником.— Получили авторское свидетельство на изобретение, изготовили полтысячи кураев.
— А что дальше — хотели вы спросить — не так ли? — засмеялся Шугаюпов.— А что дальше? Буду продолжать поиск. Может быть, найду породу дерева, которое таит в себе еще большие музыкальные возможности.
Р. Саримов
г. Уфа
