Поселок Валек — речной порт, связывающий обширный бассейн реки Пясины с Норильском и Дудинкой. Каждую весну здесь начинает формироваться флотилия катеров и барж. На них грузят продовольствие, машины, горючее, строительные материалы и все остальное, что необходимо в поселках, охотничьих и рыбацких хозяйствах, на экспедиционных базах, расположенных по берегам Пясины и ее притоков, и что трудно доставить туда воздушным транспортом. Караван отправляется сразу же за уходящим из Пясинского озера льдом, чтобы по высокой весенней воде добраться до отдаленных поселков, где с нетерпением ждут суда с желанным грузом и куда позднее, в межень, груженым баржам пройти трудно. Пользуясь оказией, с нами добираются до нужных мест и пассажиры.
Прошедшей весной среди них оказались и мы — сотрудники Заполярной экспедиции Ленинградского отделения Института археологии АН СССР. Нас было девять человек, но только двое — Альберт Мелентьев и я — профессиональные археологи. Шестой год обследует экспедиция Таймыр, стремясь выявить процессы развития древних культур и этногенеза его коренных народностей. Уже обнаружено много памятников разных эпох, и стало ясно, что этот заполярный край был постоянно заселен начиная с эпохи мезолита.
В этот раз нашей задачей было добраться до устья речки Половинки и раскопать обнаруженное там в прошлом году уникальное многослойное поселение.
Четверо из нас составляли этнографическую группу, которую возглавляла Галина Грачева. Традиционный образ жизни коренных народностей этого края, особенно нганасан, уходит корнями в глубокую древность. Обоюдный интерес к истории Таймыра и взаимопомощь в работе сплотили нас. Вот и теперь, прежде чем начать свои первые исследования среди нганасан, студенты-этнографы Лена и Сергей согласились помочь нам при раскопках. Трое остальных: Герман Иванов, Алла и Арик Тодоровы — имели специальности, далекие от археологии.
И вот, простившись с Вальком гулом сирен, три катера госпромхоза потащили вниз по реке к Пясинскому озеру пять тяжело груженных барж...
Древние поселения обычно располагались в устьях рек, местах волоков из одной водной системы в другую, рыбных озерах. Здесь, на Таймыре, издревле промышляли дикого оленя, и стоянки могли располагаться около традиционных для оленьих стад переправ через водные преграды, где оленей били на плаву. Ну а в поле при разведке надо обращать внимание на высокие и песчаные участки, особенно у ручьев. Там сухо и комара сдувает ветром. Разумеется, мы учитывали и ландшафтные перемены: изменения русла рек, появление новых террас... В каждом намеченном районе поясков приходилось выискивать и другие характерные для данной местности особенности расположения стоянок. Устье речки Половинки к таким и относилось...
Выгрузив нас в устье Половинки, караван ушел вниз по Пясине. Все поспешили осмотреть место древнего поселения, на котором предстояло работать. Мы решили назвать его Усть-Половинкой.
В прошлом году здесь было собрано много находок. Самыми интересными оказались предметы, связанные с бронзолитейным делом: капли литья, называемые иногда корольками, обломки тиглей и льячек. Особенно много корольков подобрали около одного из центральных останцов. Здесь был найден и массивный кусок бронзы странной конфигурации. Я тогда не сразу понял, что это часть отливки, застывшая в каналах матрицы. Вероятно, около этого останца и следовало искать мастерскую.
Обычно древние бронзолитейщики очень бережно относились к металлу. Отходы производства обнаруживались редко, поскольку их пускали в переплавку. Но здесь, на Усть-Половинке, отходов оказалось поразительно много. В основном местные мастера явно «транжирили» медь.
Усть-Половинка расположена сравнительно недалеко от норильских месторождений меди, поэтому прошлой зимой я решил проверить, оттуда ли древние мастера брали для своих сплавов медную руду. Обратился за помощью к известному знатоку норильских руд, исследовавшему и доказавшему промышленные перспективы их использования, заслуженному деятелю науки РСФСР, профессору Николаю Николаевичу Урванцеву.
Отвечая на его вопросы, я подробно рассказал об Усть-Половинке и других археологических находках на Таймыре. Упомянул и о том, что несколько лет назад наша экспедиция раскопала на реке Хете на стоянке Абылаах-1 бронзолитейную мастерскую, относимую к так называемой ымыяхтахской культуре и датированную при помощи радиоуглеродного метода XII веком до нашей эры. Там были найдены литейная форма для отливки антропоморфной фигурки идола, льячки и капли оловянистой бронзы. Но для меня оставалось неясным, откуда брали абылаахские мастера медь. Относительно же олова я предположил, что его добывали в бассейне Индигирки, где имеются месторождения этого металла...
Через несколько дней Николай Николаевич передал мне результаты анализов бронз с Усть-Половинки, полученные в лаборатории НИИ геологии Арктики. По мнению профессора Урванцева, часть образцов, несомненно, содержала медь из месторождения Норильск-1, а в состав другой части входила медь из еще неизвестных месторождений. Вот почему сейчас одна из главных задач нашей экспедиции при раскопках Усть-Половинки состояла в получении наибольшего количества сведений о древних металлургах Пя-сины и Норильска...
Обустроив лагерь, мы принялись за работу. Арик и Сергей занялись съемкой точного плана местности со всеми выдувами и останцами, я с Альбертом наметил раскопы. Вскоре уже все орудовали лопатами и разборочными ножами.
Погода стояла холодная, ветреная, комары тревожили мало, потому и работалось легко. Песчаные напластования вскрывались быстро, каждый час работы приносил что-нибудь интересное.
— Скоро — задумчиво проговорил Альберт, — узнаем о жизни людей две тысячи лет назад, а может быть, и больше.
Забегая вперед, скажу, что он не ошибся. Как показал впоследствии радиоуглеродный анализ угля из обнаруженных в разных слоях кострищ, стратиграфический разрез содержал напластования песка, накопившегося в течение 2500—2900 лет. Но люди выбрали для поселения этот песчаный вал еще раньше. На краю одного из центральных выдувов сохранилось небольшое кострище. В нем лежали черепки горшка, своим орнаментом напоминавшие керамическую посуду байкитского типа, которую делали в III тысячелетии до нашей эры обитатели рек Подкаменной Тунгуски и Чулыма. Своим происхождением они были связаны с районами Западной Сибири. Оттуда пришли предки людей, сидевших около костра на берегу заполярной реки Пясины в конце II тысячелетия до нашей эры. Эту дату, как и все остальные, нам помогли позже установить химики и физики радиоуглеродной лаборатории нашего института...
Из пяти заложенных на валу раскопов самым удачным был первый. Даже верхний культурный слой оказался щедрым на находки. Мы стали обладателями тонкостенных, украшенных узкими налепными валиками горшков, пролежавших в земле девять веков.
Наконец мы добрались до гумусно-углистого наслоения на дне котлована полуземляночного жилища. По всей видимости, в нем и обитали древние металлурги. Эта бронзолитейная мастерская, вероятно, пострадала от пожара, о чем красноречиво говорили остатки многочисленных вещей, которые не успели спасти.
— Идите сюда, — позвала Лена, с поистине женским терпением и аккуратностью расчищавшая скопление крупных черепков в углу жилища, где слой углистой массы был наиболее толстым. — Что это?
Она смела кисточкой последние песчинки с покрытого ярко-зеленой патиной предмета дугообразной формы. Все работавшие на раскопе собрались вокруг Лены. Осторожно, так, чтобы остался в земле четкий отпечаток, извлекли находку из слоя. Это была бронзовая ручка ножа, но из ее утолщенного, более изогнутого конца торчал проржавевший кусок железного клинка.
— Биметаллические ножи и кинжалы делали в самом начале железного века, когда железа было мало и его очень ценили, — рожал плечами Альберт. — Но такие вещи известны только на Кавказе, в Южной Сибири... ...»
— Во всяком случае, это, вероятно, самое раннее изделие из железа в Арктике, — добавляю я, еще не зная, что жилище будет датировано XVIII веком до нашей эры. — И надо признать, оно сработано искусными мастерами. Они не только хорошо владели навыками литья бронзы, но и стали первыми, известными теперь нам в Заполярье кузнецами. Здесь, где когда-то слились культуры двух народов...
Мое предположение не было голословным. Находки, добытые при раскопках стоянки Пясина IV-А недалеко от Усть-Половинки, подтверждали мою догадку.
Потомки «байкитцев», людей, впервые поселившихся на Половинке, встретили на Пясине людей с другой культурой, возникшей также в III тысячелетии до нашей эры, но далеко к востоку, в бассейне реки Лены. Эту культуру археологи именуют ымыяхтахской. О ней я уже упоминал, говоря о бронзолитейной мастерской на востоке Таймыра, на реке Хёте. Оказавшись соседями, люди разного происхождения и носители разных культурных традиций не могли жить без взаимных контактов. По-видимому, между ними заключались и браки. Обычаи, традиции стали переплетаться, дополнять друг друга. Об этом говорит и найденный на Пясине IV-А горшок, который был украшен в верхней части «линейно-накольчатым» узором, обычным для «байкитцев», а нижнюю опоясывали напоминающие поверхность вафли косо-решетчатые отпечатки, какие типичны для посуды ымыяхтахской культуры. Ее изготовляли при помощи лопаточек с нарезками, которыми обивали горшки, отчего образовывался вафельный узор. Таким образом, горшок с Пясины IV-А сочетал в себе традиции двух культур и свидетельствовал об их слиянии.
Замечательно, что вместе с этим горшком был найден небольшой тигелек для плавки бронзы. Он полностью подобен толстостенным, овальным по форме тиглям бронзолитейщиков Усть-Половинки и отличается лишь меньшими размерами. Тигли, подобные найденным на Пясине, встречаются в культурах эпохи бронзы Западной Сибири. Следовательно, вместе с другими западносибирскими культурными традициями потомки «байкитцев» восприняли и западносибирские навыки бронзового литья.
Находки с Пясины IV-А позволили связать генетической цепочкой культуру первых поселенцев Усть-Половинки — «байкитцев» и культуру поселившихся там позднее мастеров-бронзолитейщиков. К последней были отнесены материалы еще с целого ряда стоянок, открытых в верхнем и среднем течении Пясины, и поэтому она была названа «пясинской».
После находки остатков ножа азарт поиска заставил всех ускорить темп работы. Чаще всего попадались обломки толстостенных глиняных тиглей и капли бронзы, рассеянные почти по всему полу. «Выныривали» и фрагменты кругло-донных горшков, украшенных в верхней части рядами отпечатков гребенчатого штампа или линиями наколов отступающей палочки. Несколько поясков ямок, нанесенных после основного орнамента, делали эти горшки сходными с некоторыми типами горшков из раскопок в районах Западной Сибири. Но эти горшки, кроме того, имели признаки, которые сближали их с ымыяхтахской, восточносибирской посудой: примесь в глине шерсти, отпечатки на поверхности от оббивания сосудов лопаточкой с нарезками. Сочетание в этих горшках различных по происхождению признаков позволяло предполагать, что изготовившие их люди унаследовали традиции разных по своим истокам культур.
— Есть, — громко проговорил Альберт и протянул мне овальную бронзовую пластинку, которая с одной стороны имела выпуклый орнамент, напоминающий зрачок, и благодаря своей легкой изогнутости хорошо ложилась в глазницу. Мы так и решили, что это «глаз» и его сделали по заказу шамана. Дело в том, что шаманы ряда сибирских народов при камлании завешивали свои глаза специальной завесочкой и «видели» нашитыми на головной убор имитациями глаз. Однако такое изделие могло служить и для другой цели: существовал обычай хоронить умерших с лицами, закрытыми «масками», на которые нашивали бусы или иные изображения глаз...
Настал день, когда пришлось закончить работы на Усть-Половинке. Нам предстоял дальнейший путь. И вот снят лагерь и загружены лодки. Одна за другой они уходят вниз по Пясине. Мы продолжали путь по следам древних металлургов Таймыра.
Дальнейшее изучение материалов пясинской культуры, главными среди которых оставались добытые на Усть-Половинке, привело к любопытным выводам.
Время существования этой культуры определяется серией радиоуглеродных датировок IX—IV веков до нашей эры. Создавшие ее люди были охотниками на оленей и рыболовами. Жили они на Усть-Половинке в полуземлянках прямоугольной формы площадью двадцать-тридцать квадратных метров. В таком жилище могла обитать семья примерно из семи человек, а на поселении в целом, очевидно, проживало человек двадцать пять, включая детей. Возможно, здесь жили только зимой, занимаясь изготовлением изделий из металла.
Сопоставление анализов бронз, найденных при археологических раскопках, и анализов руд различных месторождений меди в Таймырском Заполярье позволило установить, что металлурги пясинской культуры добывали медь из руд месторождения Норильск-1 и из залежей самородной меди в пределах плато Хараелах. Чтобы добыть руду и выплавить из нее медь или отыскать медные самородки, пясинские мастера должны были совершать летом длительные походы. При раскопках мы обнаруживали кусочки вара, сохранившие следы использования их для заделывания швов берестяных и деревянных лодок, столь необходимых жителям пясинских берегов. Вероятно, они использовались и при походах за рудой. Ушедшие за ней должны были к осени возвратиться в свой поселок, чтобы охотой на оленей заготовить пропитание на зиму.
Изготовление бронзы требует употребления лигатур. Пясинские мастера использовали для этого мышьяк, сурьму, свинец и висмут. Если мышьяк и сурьму они могли получать из известных в низовьях Пясины руд, на реке Тарее, то свинец и висмут доставлялись из далеких краев — либо с Енисейского кряжа, либо с юга Центральной Сибири. Это говорит о существовании хорошо налаженных обменных связей среди бронзолитейщиков Сибири.
Но тигли и льячки пясинских мастеров очень похожи на те, которые употреблялись древними мастерами в Западной Сибири. Поддерживая связи с юго-западными районами, население Пясины не отставало от их обитателей в уровне развития металлургического производства. Они столь же рано, как и на юге Сибири, начали использовать железо, умели изготовлять технологически сложные изделия из бронзы, в частности, такие изготовляли кельты. В то же время они имели самостоятельные источники сырья. Если на основе найденных в жилищах Усть-Половинки тиглей и льячек подсчитать количество выплавленного в них металла, то напрашивается мысль о том, что часть изделий пясинцы использовали для обмена.
Археологи, специализирующиеся в изучении древней металлургии, выделили для эпохи бронзы на территории СССР несколько особых областей и центров, в которых добывался металл и было налажено производство бронзовых изделий. Теперь в этот реестр можно добавить еще одну — Таймырскую горно-металлургическую область с двумя очагами металлообработки. Один из них был основан пясинскими мастерами на западе Таймыра, другой связан с бронзолитейщиками ымыяхтахской культуры.
Почему же не смогло развиться бронзолитейное производство в последующие века, стать основным в хозяйстве жителей района Норильска, владевшими богатыми месторождениями меди? Обитатели этого края, будучи мастерами-металлургами, все же оставались охотниками и рыболовами. А такой присваивающий вид хозяйствования не мог высвободить из процесса добывания пищи большое количество людей, необходимое для расширенного производства металла. Только производящее хозяйство, скотоводство и земледелие, позволило в других-, более южных районах выделиться металлургам в особую группу, не занятую процессом непосредственного добывания продуктов питания. А оленеводство развилось на Таймыре до уровня производящего хозяйства очень поздно, когда местные потребности в металле в достаточной мере удовлетворялись русскими торговцами.
Примерно в III веке до нашей эры пясинская культура изменила свой облик. Пришедшие на смену пясин-ским другие памятники уже можно выделить в самостоятельную культуру — малокореннинскую. Последняя унаследовала от пясинской приемы бронзолитейного производства, но в ней на первый план начинают выходить орудия из железа. «Золотой век» бронзового века Таймыра заканчивался...
Леонид Хлобыстин, доктор исторических наук
П-о в Таймыр — Ленинград
