6 октября 1987 года прощальный гудок возвестил о завершении работы старого металлургического завода в самом центре Нижнего Тагила. С тех пор в городе можно дышать полной грудью. Производство перенесено на Нижнетагильский металлургический комбинат, расположенный на восточной окраине. И бывший завод превратился в завод-музей, по размаху не имеющий равных в России. Демидовы, некогда хозяева Среднего Урала, оставили обширное наследие. Их эпоха отразилась в экспозиции десятка музеев, входящих в музей-заповедник «Горнозаводской Урал». А Нижнетагильский музей изобразительных искусств — единственный в России, помимо Эрмитажа, где есть картина кисти Рафаэля...
В Нижнем Тагиле ощущаешь, что все идет как надо. Природа вокруг прекрасна, женщины прелестны, мужчины сильны и учтивы, производство работает, а музеи переживают расцвет. Первый из них открылся в поселке Тагил тогда, когда во многих губернских городах не то что музеев, библиотек не было. Началом всего стала выставка, организованная к приезду в Нижний Тагил наследника престола, будущего императора Александра II.
Великий князь Александр Николаевич прибыл в Тагил 28 мая 1837 года. Правление Нижнетагильских заводов приказало жителям слободы «не становиться на колени и ничего у наследника не просить». Для его императорского высочества составили большую культурную программу. Цесаревич отбил в шахте несколько кусков малахита, намыл немного золота, покатался с Мироном Черепановым по первой русской железной дороге, осмотрел выставку произведений искусства и моделей заводских машин. Самые ценные экспонаты временной выставки хозяин нижнетагильских заводов Павел Николаевич Демидов приказал передать в «музеум», открытый для служащих завода в 1840 году.
«Господский дом», апартаменты для именитых гостей при Демидовых, сейчас — Музей народных промыслов
Павел Николаевич принадлежал к пятому поколению рода, дело которого уже 150 лет считалось крупнейшим на Урале . Основатель династии заводчиков, оружейник из Тулы Никита Демидович Антуфьев разбогател, когда заслужил доверие Петра I . По легенде, он то ли починил царский пистолет, то ли сделал по высочайшему капризу 300 алебард иностранного образца. Во всяком случае, его заметили и щедро наградили.
Петр дарил предпринимателям землю, заводы и крепостных в обмен на гарантию поставок готовой продукции государству. В 1702 году Никита Демидович получил от царя во владение Невьянский завод на Урале. Наследник семейного состояния Акинфий Никитич быстро организовал там производство орудий, поставлявшихся армии за полцены. Генерал-адмирал Апраксин, чей флот на Балтике снабжался из Невьянска, однажды заметил Петру: «Хорошо, если б у тебя было десятка два таких, как Демидов». Император ответил: «Я счастлив бы себя почел, если б имел таких пять-шесть».
Методы Демидова были небезупречны: тайная выплавка драгоценных металлов; привлечение к работе и управлению старообрядцев, с которыми царь усердно боролся; использование беглых крестьян в качестве рабов и кража мастеров с казенных заводов. Но все это в глазах Петра искупали сотни пушек и мортир, отливавшихся из невьянского железа. 20 декабря 1721 года царь передал Демидову богатейшее месторождение железной руды на Урале — гору Высокую. С нее и начался Нижний Тагил.
В Тагильском краеведческом музее есть штуф — образец магнетита, добытого в XVIII веке. Эта неслыханно богатая порода — до 70% железа — ввела Демидовых в круг семейств, устанавливающих мировой порядок.
Демидовы — портретная галерея
Никита Демидов (1656—1725) — основатель династии. Сначала его звали Никита Демидович Антуфьев. Петр I в переписке именовал его Демидыч и вместе с потомственным дворянством пожаловал фамилию Демидов, образованную от отчества.
Акинфий Никитич (1678—1745) — истинный создатель заводов Невьянска и Нижнего Тагила. Организовал выплавку первой в России промышленной меди, сделал производство железа на Урале крупнейшим в мире. При Акинфии уральское железо пошло на экспорт. Оно продавалось не хуже русских соболей и потому получило торговую марку «Старый соболь».
Никита Акинфиевич, Никита II (1724—1789) — единственный из трех сыновей Акинфия, проявлявший интерес к производству. Отец завещал ему все заводы, но братья отспорили Невьянск и Ревду и тут же продали свои доли конкурентам. Никита II начал вкладывать деньги в образование своих людей и направлять их для обучения за границу. При нем в Тагиле была выплавлена первая российская латунь.
Николай Никитич (1773—1828) в молодости своими расходами поставил заводы на грань банкротства. Поправил положение женитьбой на баронессе Елизавете Строгановой. С женой разошелся, сыновья Павел и Анатолий остались с матерью и выросли за рубежом. Николай Никитич ввел сдельную оплату труда крепостных. В 1812 году составил «добровольческий отряд» из своих крестьян, писавших на него жалобы, и отправил их на Бородинское поле; но и сам сражался там же во главе 1-го Егерского полка, сформированного за его счет. Посланник России во Флоренции в 1815—1828 годах.
Павел Николаевич (1798—1840) был велик телом, как медведь, но слаб, как старик. Своей невесте Авроре Шернваль преподнес в подарок знаменитый алмаз «Санси», принадлежавший некогда Генриху IV и Наполеону. Церемонию венчания назначали дважды потому, что первый раз жених не мог стоять на ногах, а во второй его обносили вокруг аналоя в креслах. Учредил Демидовскую премию для ученых и писателей.
Аврора Карловна Шернваль-Демидова (1808—1902) — первая красавица Петербурга в конце 1830-х. Ее имя носили самые прибыльные платиновые прииски Демидовых — Авроринские. Из добытой там платины чеканилась монета, позволившая правительству Николая I избавиться от бюджетного дефицита. В авроринской руде обнаружили новый химический элемент, названный в честь России «рутений». Существуют два неотличимых портрета Шернваль-Демидовой: один кисти Брюллова, другой — его копия работы крепостного художника, тагильчанина Ивана Худоярова. Первый недавно продала певица Галина Вишневская на аукционе «Сотбис», второй находится в Нижнетагильском краеведческом музее. Впрочем, специалисты расходятся во мнениях о том, какой именно из двух портретов принадлежит Брюллову.
Приданое племянницы Наполеона?
Подтверждением принадлежности Демидовых к числу небожителей стало родство с самим Наполеоном . От недолгого союза Анатоля Демидова с племянницей великого завоевателя тагильчанам осталось на память бесценное произведение искусства: в 1924 году в кладовой господского дома, где некогда жила Аврора Шернваль, обнаружили закопченные доски с изображением Святого семейства. По оборке ворота Мадонны значилась латинская надпись: «Рафаэль Урбинский писал в 1509 году». Не совсем ясно, создал ли это «Святое семейство» сам Рафаэль Санти или он только правил и подписывал работу своего ученика. История картины прослеживается с XVII века. Слева внизу на ней красуется герб герцогов Форли, чьи коллекции Наполеон забрал себе как трофей. Как могла работа Рафаэля незаметно оказаться в Тагиле?
Брат Павла Николаевича Демидова — Анатолий (Анатоль) восторгался всем, что связано с именем Бонапарта. Он купил дворец Наполеона на острове Эльба, где бывший император правил в 1814 году, и организовал там музей. Племянник Бонапарта Шарль Луи (будущий император Наполеон III) пытался поднять мятеж и захватить власть во Франции — карман Анатоля был к его услугам. Шарля Луи приговорили к пожизненному заключению — Анатоль облегчил ему условия пребывания в крепости. В благодарность Шарль Луи уговорил свою сестру графиню Матильду де Монфор выйти за Демидова замуж.
Рафаэль Санти (?). Святое семейство. Дерево, темпера. 1509 год. Нижнетагильский музей изобразительных искусств
Но в браке с племянницей Наполеона Демидов оставался крепостником и в первой же семейной ссоре по привычке схватился за плеть. Побитая Матильда бросилась с жалобой к царю.
Николай I давно уже недолюбливал Демидова. Его раздражали растрата огромного состояния за границей и связь Анатоля с Шарлем Луи Наполеоном. И царь с большим удовольствием приговорил Анатоля к выплате жене 200 тысяч франков в год пожизненно. Со временем эти двести тысяч индексировались и превратились в миллионы, и Матильда до самой своей смерти в 1904 году тяжким грузом висела на демидовских заводах.
А это было время революции в металлургии, когда производство железа требовало огромных вложений! За время жизни Анатоля (1812—1870) мир изменился. Если в его детские годы Россия по производству черного металла стояла на первом месте в мире, а Урал давал 4/5 отечественного чугуна и железа, то позже за рубежом появились новые технологии и уральская металлургия заметно отстала.
Лично Анатоль богател, ему везло на талантливых людей. Отец и сын Черепановы создавали для заводов технику, за которую иностранные предприниматели платили бы миллионы. В шахте на окраине Тагила обнаружили громадную массу малахита. Анатоль стал «малахитовым королем», поставив десятки тонн камня для отделки Исаакиевского собора и Зимнего дворца.
Следующий Демидов, Павел Павлович, нанес семейному состоянию еще один удар: разом проиграл в Монте-Карло 600 тысяч рублей (это соответствует примерно нынешним 25 миллионам долларов). Капитализация предприятий тогда была меньше, чем сейчас, но даже теперь единовременный вывод такой суммы из оборотных средств — существенная потеря. Чтобы расплатиться с рабочими и спасти уральские заводы, жена Демидова Софья Илларионовна на два года заложила свои бриллианты. Платину запродали на 10 лет вперед, пришлось проститься с коллекцией живописи, собранной Анатолем. Возможно, «Мадонна» Рафаэля была спрятана от распродажи и на время забыта.
 Мартеновская сталь демидовских заводов была настолько пластична, что из нее можно было вязать узлы — беспроигрышная реклама в XIX веке |
В начале XX века из-за упомянутых материальных трудностей Демидовы закрыли «музеум» для посещения. Экспонаты были частично переплавлены, частично заперты на заводских складах. После революции все это могло бы пропасть, если бы не меньшевик Александр Николаевич Словцов.
Он преподавал в горнометаллургическом техникуме. Как и его друзья, люди революционных убеждений, но не большевики, Словцов не был востребован в органах власти. Его энергия нашла выход в организации краеведческого музея. Замысел был с революционным размахом: не просто музей, а заповедник с рудниками, заводоуправлением и тюрьмой для рабочих, домами господ и работников. В отличие от очень многих замыслов 1920-х годов этот в значительной мере сбылся. Правда, не сразу, а через 70 лет.
Музей начинался во флигеле заводоуправления в 1924 году и развивался по составленному Словцовым плану комплектования коллекции. В конце 30-х директор и весь научный штат музея исчезли в недрах ГУЛАГа, но дело было сделано. Тщательно подобранные музейные коллекции имеют свойство жить собственной жизнью…
В военном 1944 году в Тагиле образовался еще один музей — изобразительных искусств. Его создали эвакуированные специалисты. Помимо «Мадонны» Рафаэля и других картин из демидовских собраний коллекция пополнялась из Государственного музейного фонда. В наши дни новый зал русского дореволюционного искусства по именам не уступает многим залам Третьяковской галереи. Только ощущение иное: Боровиковский, Тропинин, Айвазовский, Репин висят рядом. Художников узнаешь сразу, а вот их картины впервые видишь.
Авангарда в Тагиле тоже достаточно. В свое время его спасали в провинции. В Тагиле проигнорировали знаменитый приказ об уничтожении картин «неправильных художников». Картины спрятали, и многие из них сейчас в экспозиции.
Для краеведческого музея звездный час настал в 1980-е годы. Когда стало очевидно, что основное металлургическое производство перенесут со старого завода на НТМК, музей начал работу по спасению демидовского завода от сноса. Главную роль сыграл тогдашний директор музея Иван Григорьевич Семенов. В прошлом школьный учитель, а также сотрудник одного весьма влиятельного ведомства, теперь он — легенда среди российских музейщиков-профессионалов. Используя всевозможные связи, Семенов сумел добиться передачи старого завода музею-заповеднику.
 Музей-завод. Окно в мартеновский цех. 1891 год. В глубине на втором этаже — мартеновская печь, где варилась лучшая тагильская сталь |
Как любой уральский заводской город, Тагил начался с пруда и плотины. С момента запуска производства в 1725 году все его машины и механизмы приводились в действие энергией падающей воды. Так продолжалось до первой половины XIX века. Но если старинные заводы в Европе при замене воды паром сносились и строились заново, то завод в Тагиле являлся тогда крупнейшим в мире и снести его было не так-то просто. Потому планировка осталась, и цеха по сей день выстроены в линии вдоль реки ниже плотины, как в XVIII веке.
Из экономии новое оборудование вписывали в старые пространства. Высокие домны 1930-х годов находятся в помещении, где одна из стен построена еще в 1830-е. Со времен Николая I стоит часть кузнечного цеха, где еще осталось настоящее производство. Это отдельный туристский аттракцион. Вообще приятно смотреть, как работают другие. Самая, пожалуй, эффектная работа — это ковка. Когда из печи вынимают горящую огнем заготовку и точными ударами могучего молота превращают раскаленное железо в деталь, это завораживающее зрелище.
Но если работу кузнецов можно наблюдать повсюду, то в мартеновский цех, где варили сталь, легче всего попасть на заводе-музее. Этот цех производит впечатление зачарованного царства. Перед белой печью застыла завалочная машина с длинным вытянутым вперед ковшом. Она, как динозавр с книжной иллюстрации, глядит на печь, средняя заслонка которой открыта, так что можно заглянуть внутрь. Под отверстием для выпуска металла стоит на путях сталевоз. Стены цеха сложены в 1891-м, и старинная кладка сровнявшихся с землей окон выглядит очень романтично. Здесь же ограда из рельсов с клеймами вроде «Демидова НТЗ 11 мца 1890 года сталь». До сих пор нет следов коррозии. Такие служили на Транссибирской магистрали по 60 лет.
Поскольку площадь завода не меньше Московского Кремля, трудно осмотреть все подробно с первого раза. Некоторые ходят дважды: один раз по билету с экскурсоводом, а второй— надолго — через дыру в ограде. Правда, в этом случае могут принять за «металлистов», покушающихся на старинное железо.
Воры металлолома в Тагиле — профессия распространенная. Порой они творят чудеса в области тяжелой атлетики. Могут унести рельс вдвоем, чтобы не делиться с третьим. Впрочем, это еще можно представить, если они пользуются тачкой. Но как в обеденный перерыв с режимного танкового завода втроем унесли семитонную магнитную шайбу, остается загадкой.
 Инструменты тагильского крепостного инженера XIX века. Музей-заповедник, филиал «Дом Черепановых» |
По другую сторону плотины от завода-музея находится заводоуправление 1840-х годов постройки, ныне главное здание музея-заповедника. При советской власти там помещался горсовет, и краеведческий музей по сей день так и называют — «горсоветом».
В самом краеведческом музее все, как должно быть, и даже на самом высоком уровне: находки раскопок, карты, портреты. Но больше всего впечатляют, пожалуй, рекламные изделия Нижнетагильских заводов для представления на всемирных и всероссийских выставках. Чтобы показать достоинства сортовой стали Демидовских предприятий, рельсы скручивали лентой, а стальные прутья толщиной в руку вязали в узел. Здесь же тянутые бутылки и самовары без единого шва. На всех этих стальных изделиях не видно ни трещинки.
Со временем сотням тысяч единиц хранения стало тесно в одном здании, и музей-заповедник открыл филиалы по всему городу: Музей природы с экспозицией самоцветов, Музей народных промыслов в «Господском доме» с витриной в стиле хай-тек, музей «Дом Черепановых».
Черепановых у нас знают все, но почему-то называют братьями, хотя это были отец и сын. У двухэтажного особняка с мезонином, где жили эти крепостные механики, стоит модель их знаменитого паровоза. Здание отремонтировано и превращено в музей пять лет назад при содействии железнодорожников. Нижний этаж посвящен истории железных дорог, а верхний — инженерной мысли тагильчан.
Заведующий филиалом «Дом Черепановых» Евгений Ставцев демонстрирует копию велосипеда Артамонова в действии
Здесь инструменты крепостных инженеров XIX века, чертежи, поразительные по качеству исполнения, личные вещи Черепановых и детали, оставшиеся от их железной дороги. Тут и знаменитый цельнометаллический велосипед Артамонова. Согласно легенде, крепостной мастер Ефим Артамонов сделал первый велосипед с педалями и в 1801 году приехал на нем из Нижнего Тагила на коронацию Александра I . Когда он вернулся, его выпороли за отлучку и напрасный расход железа, а велосипед потом оказался в музее.
Чтобы проверить этот рассказ, взяли на анализ фрагмент колеса и установили, что металл получен мартеновским способом. Следовательно, велосипед еще могли сделать при Александре II, но уж никак не раньше. Это не мешает нам предположить, что машина создана по чертежам Артамонова. Как бы то ни было, вещь старая. Есть в музее и точная функционирующая копия артамоновского велосипеда. Автор не мог устоять против искушения на нем покататься.
По своему ощущению приведу характеристики:
— вес машины — более 60 кг
— усилие при повороте руля — около 20 кг
— передаточное число — 2
— минимальный радиус поворота на 90° — 3 м
Машина невероятно тяжела, рулить трудно, а в гору ехать немыслимо — и все же на железном велосипеде можно передвигаться!
Художник Елена Отмахова, преподаватель уральской лаковой росписи по металлу, с работами своих учеников
Как правильно выбрать тагильский поднос?
Истинно тагильский народный промысел — лакированные подносы. Музей лаковой росписи помещается в красивом двухэтажном деревянном доме, где жили основатели подносного дела, крепостные художники Худояровы. Подобно всем народным промыслам, лаковая роспись по металлу возникла не от легкой жизни. Листовое железо, в котором у тагильчан не было недостатка, стоило в начале XIX века 6 рублей за пуд. Роспись и лакировка превращали этот пуд в несколько подносов ценой от 12 до 28 рублей за штуку. 250 лет назад братья Худояровы изобрели «хрустальный лак», придававший рисунку объемность и глубину. Начался расцвет необычного вида живописи — картин по металлу, причем в разных жанрах. Изображенные на подносах начала XIX века тагильские заводы и рудники — едва ли не самые старинные образцы индустриального пейзажа во всем российском искусстве. Современные художники не знают секрета худояровского лака, зато сохранили и развили специфическую уральскую технику двойного мазка. Скажем, листок с краю темнее, чем у стебля. Чтобы его изобразить, на палитре составляют смесь красок с нужным переходом, затем окунают кисть и рисуют лепесток одним движением.
Сейчас в Тагиле около 50 художников, серьезно занимающихся лаковой росписью. Обычно у каждого своя специализация. К примеру, Тамара Юдина — мастер изображения уральской рябинушки, а Елена Отмахова считается специалистом по традиционной цветочной росписи. По мнению Елены Отмаховой, подносы должны быть яркими, декоративными, радовать глаз — хорошие художники не садятся за работу в плохом настроении; изображения цветов или ягод — сравнительно реалистичными: форма, цвет, свет и тени — все это в настоящей уральской росписи естественно; на изделии обязательны фамилия или инициалы автора. Каждый художник в Тагиле на виду. Если работа не подписана, значит, за нее стыдно. С сюжетной росписью труднее. При сомнениях возьмите каталог уральской лаковой живописи в коллекции музея-заповедника. Если музей покупал работы автора того подноса, который вы собираетесь приобрести, это что-нибудь да значит.
«Халявка»
Один из загородных филиалов музея-заповедника — минералогический музей в селе Мурзинка, в 100 километрах к востоку от Нижнего Тагила. В окрестностях этого села с 1668 года добывают самоцветы. Отсюда началась слава Урала как страны драгоценных камней.
Лес у Мурзинки изрыт, как будто гигантскими кротами. В 150 шагах от опушки видим сухую шахту глубиной всего три метра. Тут уже несколько лет никто не работает. Главные месторождения самоцветов находятся в пегматитовом поле в 8 километрах к северу от села. Тамошние копи славятся аметистами, бериллами, топазами и демантоидами.
Сама Мурзинка стоит на гранатовой жиле, камни находят при полоскании белья в реке Нейве. Выкопать на огороде аметист или сапфировидный корунд — не такой редкий случай. К тому же река Нейва золотоносна…
Население Мурзинки составляли «горщики», как называют на Урале проходчиков, добывающих самоцветы. У многих были свои коллекции минералов, и с этих частных собраний музей в Мурзинке начался в 1964 году как народный. Треть экспозиции — подарки мурзинцам от коллекционеров со всего мира, приезжающих поменяться и посмотреть на столицу самоцветов.
Заброшенная шахта на Тальяне, в окрестностях Мурзинки. Глубина — 3 метра, в свое время здесь велась добыча аметистов
Сейчас копи по разным причинам закрыты. Все, кто занимается добычей, считаются «хитниками», то есть правонарушителями, ведущими незаконную разработку драгоценных и поделочных камней. Тем не менее на «Минерал-шоу» в Екатеринбурге (ярмарка минералов, напоминающая ярмарки меда в других российских городах) мурзинские аметисты продаются как ни в чем не бывало.
Многим хочется самим добыть настоящий самоцвет и увезти его на память. И нашлись предприниматели, предлагающие доставить подобное удовольствие. Несколько лет назад один приезжий в новенькой шахте быстро и без особого труда нашел аметисты (скорее всего, подброшенные). За легкость добычи шахта получила название «Халявка».
Сейчас на «Халявку» привозят целые компании. Непривычная работа на свежем воздухе быстро утомляет приезжих, и добыча переходит в застолье, которым все обычно и ограничивается. У старателей есть примета: если видишь раздвоенное дерево (горщики говорят «вилы») — возвращайся домой, сегодня ничего не найдешь. Как раз такие «вилы» растут по дороге к «Халявке».
Директор музея-заповедника Лилия Вячеславовна Самошкина считает, что минералогический туризм можно официально разрешить, если создать для него законодательную базу: «Пусть человек приедет в Мурзинку и купит лицензию. Наверняка она стоит дороже, чем камни, которые можно вот так быстро найти. Только гостиницы в Мурзинке нет».
Гора Высокая
После того как из недр горы Высокой добыли 223 миллиона тонн железной руды, она превратилась в глубокий кратер, который постепенно затягивает шламом. Эта яма на месте горы дважды изменила ход всемирной истории. Первый раз в XVIII веке, когда железо с самого большого в мире металлургического завода в Нижнем Тагиле шло на экспорт в Англию и было основным материалом для станков британской промышленной революции. Второй раз — в годы войны, когда каждый третий советский танк делали в Тагиле. Сейчас остался только южный склон горы Высокой, законсервированный на случай войны. Внутренняя сторона этого склона завалена известняком для защиты от незаконных разработок малахита. Уральский малахит выбран из недр почти весь. Именно из малахита сложена уцелевшая вершина горы Высокой, рядом с которой теперь Музей горной техники под открытым небом.
Музейные экскаваторы, буровые станки и локомотивы — желанная добыча для расхитителей металлолома, которых на Урале называют «металлистами». Для сопровождающих нас шахтеров эта техника — часть жизни: «Вот шахтный электровоз «К-14», мы его звали «горбатым». Двигателя нет, он пошел кому-то на циркулярную пилу. Это вагонетка. Механизм сцепки был такой, что только при мне человек десять погибло. Надо было свести вот эти две железки и вдеть металлический палец. А в шахте видно-то плохо, голову вниз опускали, если попадала между вагонетками — привет родителям! Сколько лет прошло, пока изменили конструкцию…» Растащить «горбатых», паровозы и экскаваторы «металлистам» не под силу потому, что кордон на пути к вершине не пропускает автомобилей. Нужно подниматься по серпантину пешком, любуясь городом и вдыхая испускаемый горой запах железа.
В распростертом внизу карьере БелАЗы вывозят руду из старых отвалов.
— Смотри, — показывают шахтеры на карьер, — видишь остатки листвянки? Это лесины, бывшая крепь. Там завалили старую демидовскую штольню. Крепежный лес, пропитавшийся за полторы сотни лет железной пылью, не берет ни гниль, ни бензопила. В отвале блестят разноцветные камни. Старые шахтеры говорят, что глазастым здесь может повезти. Если же спуститься в штрек, попадается малахит, а то и кое-что поценнее. Вспоминают экзамены в вечерней школе, сданные за добытый на работе кусок горного хрусталя… Заброшенные шахты в Тагиле затоплены не случайно.
Карьер на месте горы Высокой, ныне в черте города Нижний Тагил
Тагильское бремя
Юридические вопросы в XXI веке встают перед директорами всех музеев. Землеотвод и право собственности на недвижимость во времена борьбы за музей-заповедник значили меньше, чем в нашу эру хозяйствующих субъектов.
Лилии Вячеславовне пришлось изучить эти вопросы и получить диплом Академии управления. В практической работе директор совершила для себя немало открытий:
— Как же далеко то, что там изучают, от реально возникающих задач! Видите ли, все, достойное внимания, в Тагиле создано тяжелым трудом. Ни в какие времена ничто не доставалось тагильчанам даром. Но у них такой характер, что при самой безнадежной ситуации они соберутся и найдут выход. Созывают совет директоров города, совет предпринимателей города, и вопрос решается. Важно их убедить, и тут можно действовать только словом и обращением к закону.
Для города музей таких масштабов, каких и в областных центрах нет, — тяжелое бремя. Но Нижний Тагил готов его нести. Cредний бизнес в городе развит пока слабо: мало кафе, гостиниц, кинотеатров, почти некуда пойти вечером, и на музей-заповедник возлагают надежды как на растущий центр досуга.
— Средства мы найдем. Мы привлекать их научились. Многие говорят: какое трудное время — 90-е годы, ничего не было сделано. А мы сколько новых музеев открыли! Сейчас дело не в деньгах. По нашим законам, если музею передают что-то в собственность, то он должен с этой собственности налоги заплатить. Мне это невыгодно: откуда у музея свободные деньги?
Удивительно: извечный клич «дайте денег!» сменяется предложениями по изменению законодательства. Причем не на митингах и не по телевизору, а в устах руководителей, при разговорах с классом, принимающим решения. Быть может, мы присутствуем при историческом моменте?
Из Тагила уезжаешь с чувством, которое трудно описать одним словом, скорее, предложением: «Вот уж не ожидал, так не ожидал!»
