Эмигрант-неудачник Лев Толстой: чем Европа навсегда отвратила русского графа от заграничных путешествий

В 1857 году небогатый помещик Лев Николаевич Толстой, которому тогда было 29 лет, отправился в первое путешествие по Европе. За пять дней молодой и безбородый писатель добрался на почтовых лошадях до Варшавы, которая тогда была городом в составе Российской империи, а оттуда поехал на поезде в Париж.

«Путешествие по железным дорогам, — пишет он, — наслаждение,
и дешево чрезвычайно, и удобно». Правда, через месяц его настроение меняется: «Железная дорога к путешествию что бордель к любви. Так же удобно, но так же нечеловечески машинально и убийственно однообразно».

Спустя десятилетие писатель лишь укрепляется в своей мысли: дело в том, что в ноябре 1868 года «чугунка» пролегла недалеко от Ясной Поляны, нарушив уединение усадебной жизни семьи писателя.

Железные дороги в это время активно развивались. В русских составах поддерживалась 16-градусная температура — буржуйки топили чаще не углем, как у европейских соседей, а дровами (угля в России было значительно меньше, чем леса), а потому в вагонах было более дымно, зато чище.

И хотя условия для путешествий становятся комфортабельнее (в 1879 году вагоны делятся на три класса: в первом и втором — синем и желтом — появляются диваны для сна и кресла, а в третьем классе — зеленом — остаются только скамьи), Лев Николаевич предпочитает передвигаться мальпостом, то есть на лошадях.

Европейские заметки Толстого

1. Рим, январь 1861 года

Молодой граф старается жить по средствам — снимает недорогую квартиру, обедает в недорогих ресторанах, но с русскими художниками Михаилом Боткиным и Николаем Ге встречается в недешевом Caffè Greco (интерьер кафе за последние 150–200 лет практически не изменился, и это по-прежнему одно из самых дорогих кафе в городе, находится оно по адресу: Via Condotti, 86. — Прим. «Вокруг света»). Рим давит его своими развалинами.

«Боже мой! — восклицает Толстой. — Все камни и камни!», «…классическое искусство слишком уже высоко ценят…»

2. Дрезден, август 1857 года

Первым делом Толстой спешит в Галерею старых мастеров: «Мадонна сразу сильно тронула меня» (речь о «Сикстинской Мадонне» Рафаэля. — Прим. «Вокруг света»). На следующий день снова приходит к картине. И вновь в его дневнике: «Остался холоден ко всему, исключая Мадонны».

Правда, позже он скажет, что такое искусство непонятно простому народу. Однако же пять больших гравюр — фрагментов «Сикстинской Мадонны» — висят в его кабинете в Ясной Поляне.

3. Берлин, июль 1857 года

Посещает клуб ремесленников. Лектор отвечал на записки, оставленные слушателями в «вопросном ящике». Спустя много лет на лестничной площадке в Ясной Поляне появился свой «почтовый ящик», куда любой желающий мог опускать свои рассказы и вопросы Льву Николаевичу.

Правда, иногда эти письма становились предметом шуток. Так, в музее хранится записка, в которой на чей-то серьезный вопрос «Чем люди живы в Ясной Поляне?» кто-то из домочадцев приписал ответ вместо писателя: «Лев Николаевич жив тем, что будто бы нашел разгадку жизни…»

4. Москва, осень 1857 года

Молодому графу с его «увлечением щегольством» очень нравится московская жизнь. Его часто видят в новой бекеше с седым бобровым воротником, на голове — блестящая шляпа, надетая набекрень, в руке — дорогая трость. В моде у светской молодежи гимнастика, особенно прыжки через деревянного коня.

5. Париж, февраль — март 1857 года

Толстому нравится бесцельно ездить в омнибусах (многоместных конных экипажах) и «шляться» по улицам, наблюдая повседневную жизнь парижан: «Чувство социальной свободы составляет главную прелесть здешней жизни, и о которой, не испытав ее, судить невозможно…»

5 апреля Толстой пишет: «Я живу все в Париже вот скоро два месяца и не предвижу того времени, когда этот город потеряет для меня интерес…»

Однако это случилось буквально на следующий же день: Лев Николаевич стал свидетелем публичной казни на гильотине. Он настолько потрясен, что чувствует себя больным, а через два дня покидает столицу Франции.

6. Флоренция, январь 1861 года

После знакомства здесь с освобожденным декабристом Сергеем Волконским Толстой замышляет роман о возвращении декабристов. Но в итоге через восемь лет получится… «Война и мир»!

7. Баден-Баден, июль 1857 года

Лондон, Брюссель и Антверпен — все эти места Лев Николаевич планирует посетить. Но по пути его задерживают казино Баден-Бадена. В молодости Толстой был игроком отчаянным и не слишком удачливым.

В те дни в дневнике множество записей типа: «Свинья. Убитый, больной, пристыженный, шлялся».

Заставила опомниться графа лишь новость о разводе сестры, Толстой торопится вернуться в Россию. Но, по словам его брата Николая, Лев Николаевич настолько «профершпилился», что, покупая билет на пароход, был вынужден занять талер у встреченного знакомого…

Путешествие дилетанта

В феврале 1861 года 32-летний Лев Николаевич едет в Лондон из Парижа. Тоннеля под Ла-Маншем еще не существует — пассажирам приходится пересаживаться из комфортабельного поезда на гораздо менее удобный пароход. По словам одного из пассажиров, это «90 минут грязи, дискомфорта, давки, сырости, холода и крайне бедственного состояния».

Английская столица того времени мало похожа на нынешнюю. Лондонскую канализацию уже строят, но Темза по-прежнему смердит. Вместе с канализацией лондонцы прокладывают и метро. Некоторые районы перерыты до неузнаваемости.

В центре на узких улочках с трудом разъезжаются омнибусы, кареты и наездники. Проезжая часть завалена лошадиным навозом, пешеходы теснятся на узких тротуарах — не самое подходящее место для прогулок. К тому же на пароходе графа продуло, его мучает зубная боль. Однако же он не теряет времени и не забывает о главной цели путешествия — «узнать, как бы это так сделать, чтобы, самому ничего не зная, уметь учить других».

У профессора Оксфордского университета Мэтью Арнольда Лев Толстой, «джентльмен из России, интересующийся народным образованием», получил рекомендательное письмо к преподавателям лондонских школ.

День за днем Толстой объезжает учебные заведения Лондона, изучая все новые методики и общаясь с преподавателями, чтобы, как пишет Толстой, «никто не смел мне в России указывать по педагогии на чужие края и чтобы быть au niveau всего, что сделано по этой части».

Как на работу, Толстой ходит и в Южно-Кенсингтонский музей. Здесь богатая библиотека педагогических книг. Писатель проштудировал 49 из них и некоторым дал меткие характеристики: «тупоумная религиозность» (об «Уроках морали»), «образец бессмыслия» (об «Основах красноречия»), «дрянь дамская» (о «Книгах для чтения»).

Единственное издание, удостоившееся высшей похвалы, — «Минеральные, животные и растительные вещества». О ней Толстой пишет: «Отличная книга, отвечающая на всякие вопросы детей».

Став временным членом литературного лондонского клуба Athenaeum, заседающего на улице Пэлл-Мэлл, Толстой попадает на лекцию английского классика Чарлза Диккенса, с которым давно мечтал познакомиться.

По воспоминаниям Толстого, Диккенс «прекрасно читал и производил своей сухой, но сильной фигурой мощное впечатление». А вот трехчасовая речь премьер-министра Пальмерстона в палате общин в английском парламенте показалась ему скучной.

Почти каждый день Лев Николаевич наведывается в уютный гостеприимный дом Орсет-Хаус в районе Паддингтон — в гости к Герцену, живущему за границей уже 14 лет. И Герцен, и все домашние — почитатели таланта Толстого.

16-летняя дочь Герцена Наталья, узнав, что приедет автор популярного в то время «Детства», выпросила у отца позволения присутствовать в кабинете и забилась в кресло в дальнем углу. Но каково же было ее разочарование, когда она увидела «франтовато, по последней английской моде одетого человека, со светскими манерами, вошедшего к отцу и начавшего с увлечением ему рассказывать о петушиных боях и о состязании боксеров, которых он уже насмотрелся в Лондоне…»

Петушиные и боксерские бои — одни из любимых развлечений лондонцев того времени. Азартные зрители делали ставки. Но если петушиные бои были легальны, то собравшихся полюбоваться на боксеров, дравшихся без перчаток и почти без правил, часто разгоняла полиция.

«Граф Толстой сильно завирается подчас; у него еще мозговарение не сделалось после того, как он покушал впечатлений», — пишет Герцен Тургеневу 12 марта 1861 года.

Лев Николаевич покинет Лондон 17 марта 1861 года, вернется в свою Ясную Поляну и никогда больше «по Европам» не поедет. Устройство жизни в чужих странах он посмотрел, руины былых цивилизаций его не вдохновили, система обучения разочаровала, либеральных взглядов он не придерживался и в демократию не верил.

Но уже тогда, в свои 30 с небольшим лет, верил в русский народ, считал его гораздо менее испорченным и более способным создать новый справедливый строй.

_{Материал опубликован в журнале «Вокруг света» № 12, декабрь 2013, частично обновлен в декабре 2022}