Кения: ген легкомыслия

У ворот, ведущих на территорию клиники, меня встретила колоритная толстая негритянка лет пятидесяти в цветастом платье. «Я — Памела, — широко улыбаясь, представилась она на английском. — Пойдем, провожу тебя до дома».

Не успел я опомниться, Памела схватила мой огромный чемодан и, взвалив его на голову, пошла вперед, чуть пошатываясь. «Не надо! Он же на колесиках…» — запоздало взмолился я. В ответ моя провожатая только кряхтела, но продолжала улыбаться. Пройдя несколько метров, женщина все-таки скинула чемодан с головы и покатила его по тропинке.

Мой багаж весил около 40 килограммов. Среди прочего в нем были медикаменты, недоступные в Африке. Например, мазь Вишневского, которую местные называют magic cream — лучшего средства при гнойных ранах в тропиках не существует. А еще я вез детские вещи, обувь, игрушки: знал, что на одной территории с клиникой в деревне Умоджа находится школа и детский дом. Памела, как выяснилось по дороге, работала в нем воспитательницей.

В потемках мы с Памелой добрели до предназначенного мне домика с металлической зеленой крышей и чернеющей на ней солнечной батареей. Внутри — две комнаты, небольшая кухня с духовкой, душ с горячей водой и туалет. Из мебели: шкаф, комод, телевизор, стол, кровать. Все необходимое плюс приятный сюрприз — работающий Интернет.

В первую ночь толком поспать не удалось. Несколько раз приходилось включать свет и прогонять летучих мышей. Скоро я привык к их соседству.

В ожидании чуда

Одноэтажное кирпичное здание клиники к моему приезду было уже отделано изнутри. В левом крыле располагались три палаты, рассчитанные на 12 мест, в правом — кабинет врача, укомплектованный аптечный склад и процедурная-родильная. Между крыльями — приемный покой. Многие элементарные вещи еще отсутствовали, начиная от коек для больных и кончая противомоскитными сетками на окнах: включенный свет моментально привлекал массу насекомых и прочих тварей. Впоследствии мне пришлось самому нанимать столяров и ездить на барахолки за хозяйственными мелочами.

На серьезное оборудование рассчитывать не приходилось, тем более что клиника была создана для оказания первой помощи. Всех тяжелобольных полагалось отправлять в госпиталь поселка Мбита, в нескольких километрах отсюда.

Сотрудников у меня было всего трое: молодой врач Родион, присланный в помощники из Чехии, а также две медсестры, выбранные главой общины Джошем из местных девушек.

Боевое крещение на новом месте произошло на второй же день. Возбужденная толпа из детей и нескольких взрослых влетела во двор: они несли девушку. Голова ее была запрокинута, обмякшие руки и ноги болтались из стороны в сторону. В приемном покое толпа стихла, было слышно лишь тяжелое хриплое дыхание больной. От сильного жара все ее тело сотрясалось в судорогах: она умирала. Десятки глаз испытующе смотрели на меня. Боясь ударить в грязь лицом, я велел перенести девушку в палату, а сам ринулся звонить доктору Владимиру Щукину, специалисту по тропической медицине, с которым познакомился еще в Найроби. «Приступ малярии, коллега! Поставьте ей капельницу с хинином и через шесть часов ждите чуда» — таков был совет. Чудо произошло: по истечении шести часов девушка оживленно болтала с пришедшей навестить ее сестрой и уплетала чипсы из огромного пакета, будто бы и не была только что на волосок от смерти. На следующий день она самостоятельно отправилась домой.

Кто следующий

Малярия до сих пор главная причина смертности на острове. Количество малышей до пяти лет, умирающих от этой болезни, доходит до 20 процентов. Но к любым болезням и к смерти местные относятся как к чему-то естественному. Это я понял довольно быстро. Истинные дети природы, они живут, воспринимая все как данность — и боль, и радость. Рождаются, растут, созревают, плодоносят, умирают… И каждый уверен, что если сегодня что-то пошло не так, то завтра все обязательно наладится.

Первой в моей практике стала 16-летняя девушка. Она еле дошла до клиники. Мы с Родионом положили ее на кушетку, но роженица скандалила и просилась на пол (позже я выяснил, что местные привыкли спать на циновках). На полу она, к счастью, благополучно разродилась, и впоследствии, пока у нас не появились родильные столы, мы так и принимали роды.

Первый раз здесь рожают очень рано: лет в 15–16. Такие пациентки сами еще дети, их мнением мало кто интересуется, поэтому говорить о любви не приходится. Вопрос о будущей свадьбе решается с отцом невесты. После обряда в церкви жена должна забыть обо всем, кроме семейных дел. Ей предстоит рожать каждый год и много работать по дому и на земле.

Помню, как один постоянный пациент, который регулярно приходил ко мне за лекарствами поддерживающей терапии для ВИЧ-инфицированных, тридцатилетний парень по имени Фиделькастро Одьямбо, однажды явился в чистой рубашке и новом пиджаке. «Жениться надумал, — с сияющим видом сказал он. — Хорошая девушка, восемнадцатилетняя. Иду сегодня к ее отцу свататься». Я поздравил новоиспеченного жениха и спросил, знают ли о его болезни девушка и ее родственники. Парень отрицательно покачал головой, заявив, что это необязательно. Последовавшие с моей стороны призывы к ответственности результата не дали. Жених ушел недовольным и больше ко мне за лекарствами не возвращался.

Местные воспринимают СПИД без рефлексии, как часть своей натуры. Будто вирус иммунодефицита — ничто по сравнению с врожденным иммунитетом к тяжелой жизни. Показательным для меня был случай, когда ко мне в кабинет деловито вбежал парень, которого я ни разу до этого не видел, рыбак из другой деревни. «Дай мне, док, мои лекарства», — говорит. Уточняю: «Какие лекарства, от чего?» Он отвечает: «Те, что мы все принимаем, — от нашей болезни, которой мы все тут болеем».

Действенные методы

Островитяне в основном занимаются рыбным промыслом. Живут бедно, в лачугах с земляным полом, сбитых из рифленого железа и фанеры, электричество есть далеко не в каждом доме. У многих жителей отсутствуют элементарные навыки гигиены, поэтому даже с медсестрами были проблемы, приходилось подолгу к каждой присматриваться: как обрабатывает и зашивает кожу больным, как в принципе относится к пациентам. Иная медсестра могла запросто дать затрещину роженице, чтобы та не сильно кричала (с такими работницами приходилось расставаться). На острове царят по большей части простые нравы. Телесные наказания и рукоприкладство — практика повсеместная.

Однажды ко мне привели мальчика лет 12 с чудовищно обожженными кистями рук: кожа была свернута, суставы оплавлены. Я спросил у сопровождавшего его отца, как такое произошло. Тот невнятно пробормотал, что сын якобы упал на керосиновую лампу. Мальчик не плакал, только тихонечко кряхтел. Я сделал ему укол обезболивающего, перевязку и отправил в госпиталь — требовалось хирургическое вмешательство. В транспортировке больных мне обычно помогал Джош, добродушный плотный дядька, предоставлявший собственный автомобиль. Несколько дней спустя правда все-таки открылась: мальчуган украл у отца 10 кенийских центов, мизерную сумму. Чтобы проучить его, родитель связал мальчику руки, облил их керосином и поджег. На острове был полицейский участок: я написал заявление, и отца мальчика арестовали. Джош, обсуждая позже со мной эту ситуацию, сказал: «Да, мужик, конечно, погорячился. Зря руки изуродовал. Нужно было одним пальцем ограничиться».

Мы долго говорили об этом, и Джош пытался мне объяснить, что в подобных поступках островитян нет жестокости или намеренного желания причинить кому-то вред. Родители хотят, чтобы их дети росли «правильно», чтобы из них получались хорошие люди. В общем, мечтают о лучшей доле для отпрысков. Возможно, неслучайно на острове так часто мне встречались люди со знаменитыми, «сильными» именами. У Фиделькастро Одьямбо, например, был брат Ленин Одьямбо. Я знал также Хилариклинтон, Филколинза, Дэвидбекхэма, Сенатора, Президента и Барака Обаму. Последнее, кстати, неудивительно: отец американского президента родился неподалеку в семье народности лоу, многие представители которой проживают на Русинге. Очень часто после родов мамаши спрашивали мое имя и нарекали младенцев Алексами.

Док всемогущий

Люди с белой кожей на острове, как и в остальной Кении, сразу оказываются в центре внимания. Дети у них что-то выпрашивают, взрослые норовят им что-то продать, считая, что белые сплошь богатые. Не раз, оказавшись в той или иной деревне, я чувствовал себя участником типичной сцены из какого-нибудь фильма про Африку, когда детвора, завидев европейца, долго бежит за ним толпой, наперебой повторяя: «How are you? How are you?».

Поначалу при моем появлении на рынках цены взлетали в три-четыре раза. Через несколько месяцев я добился достаточного прогресса в суахили, чтобы суметь поддержать беседу в баре за бутылочкой пива или завести шутливый разговор с тетками, торговавшими на базаре, и в результате сбить цену на товар. Но как-то я отправился на такси за медикаментами на другой конец острова. Туда доехали без проблем, а обратно таксист поднял цену втрое. Как-то заказали доставку аппарата для флюорографии через одну контору. Получив деньги, парень исчез вместе с офисом. При этом между собой у местных воровства практически не бывает: в лучшем случае воришку сдадут в полицию, но скорее всего покалечат.

Как-то я принимал очень сложные роды. Спасти ребенка, несмотря на все усилия, не удалось. На улице ко мне подошел отец рожавшей девушки и начал горячо благодарить. Я смутился и стал выражать сожаление, что не спас внука. На что мужчина мне ответил: «Бог дал, бог взял. В моей семье девять детей, будут еще внуки. Ты помогал, сделал все, что нужно было, тебя сюда бог послал».

Авторитет, которым я пользовался, был непререкаем. Черные старушки в приемном покое, видя меня в белом халате, начинали креститься. Случались и комические истории. Однажды попался очень говорливый пациент с легкой травмой руки. Он долго рассказывал про свою жизнь, про новую серию старого мексиканского сериала, по ходу дела сам себе поставил несколько диагнозов, потом наконец спросил: «Ну что, док, как лечить будем?» Я пошутил: «Придется, видимо, сделать десять уколов в язык». Когда я отвел взгляд от документов, которые заполнял, и взглянул на травмированного, тот сидел с высунутым языком и покорно ждал своей участи.

Иногда местные приходили в госпиталь просто посмотреть на «белого доктора». «Док, тебе нужно брать деньги за свою работу, — сказал мне однажды Джош, — иначе народ поселится у тебя в клинике! Они будут приходить сюда даже ради того, чтобы просто посидеть в чистом помещении».

Чтобы хоть как-то ограничить поток, нам действительно пришлось ввести символическую плату за прием. «Консилиум», в котором помимо меня и Родиона принимали участие Памела, Джош и медсестры, утвердил цены, исходя из того, сколько жители деревни могут позволить себе потратить на здоровье, учитывая, что средний заработок составлял примерно сто долларов в месяц. В любом случае эти деньги даже не покрывали расходы на медикаменты. Клиника существовала за счет спонсоров, которых находили наши учредители — Словацкая миссионерская организация «Надежда для больных и бедных».

Новая надежда

Коллеги составляли мой основной круг общения. Иногда я ходил в гости к Памеле или Джошу, иногда к другим островитянам, с которыми свел знакомство. Каждый раз это превращалось в грандиозное событие: хозяева одевались как на праздник, готовили большое количество разнообразной еды, доставали местный самогон и пиво, созывали всех родственников и соседей, устраивали своеобразный карнавал с песнями и танцами.

Главным развлечением для местных на острове был «видеосалон». Первое время я заходил в этот сарай с генератором, от которого работает телевизор и DVD -проигрыватель. Однако пересматривать фильмы начала 1990-х быстро наскучило. Хитами, буквально затертыми до дыр, здесь были диски с Ван Даммом и Джеки Чаном. Как только последний появлялся на экране, взрослые люди по-детски взрывались овациями.

В небольшом баре с телевизором мужчины часто смотрели футбол, а женщины, если не было трансляции матча (особенно английской премьер-лиги), — старые латиноамериканские сериалы.

Забавы взрослых, живущих в каком-то особом застывшем времени, были мне неинтересны. Поэтому большую часть свободного времени я проводил с детьми из детского дома. Вместе с Памелой и детворой мы расчистили от строительного мусора территорию клиники, школы и детского дома и засадили ее саженцами плодовых деревьев. Ребята носили воду из озера и поливали деревца, и уже к середине срока моего пребывания на острове мы ели собственноручно выращенные манго, папайю и маракуйю.

Дети здесь с раннего возраста приучены довольствоваться малым. Поэтому неподдельное счастье у них может вызвать любая мелочь. Полдня они готовы заливаться смехом, играя в скорую помощь — возя друг друга на старом матрасе. Они непосредственны, бесхитростны и открыты, многое вызывает у них интерес.

Я качал фильмы из Интернета и регулярно устраивал для ребят показы. Благодаря мне они узнали «Гарри Поттера» и «Властелина колец». Когда закончился мой контракт и настал день отъезда, дети, сбившись в большую стаю, с раннего утра неотступно следовали за мной, напевая песенки.

Попрощаться со мной пришли все бывшие пациенты и просто знакомые. Мы обнимались, некоторые плакали, желали мне скорого возвращения, кто-то пел песни. До ворот меня снова провожала Памела. На этот раз чемодан был полупустым, и я позволил ей взгромоздить его на голову. Дружный хор детворы выводил на всю округу: «Bye-bye, doctor Alex! Bye-bye, doctor Alex», как в каком-то знакомом фильме про Африку, у которого должен быть хеппи-энд, так необходимый этим маленьким Дэвидбекхэмам, Джекичанам и Биллгейтсам.

_{Впечатления: Александр Гуляев
Текст: Кирилл Сидоров
Фото: Corbis / East News, Age Fotostock / Legion-media (x8)}

_{Материал опубликован в журнале «Вокруг света» № 12, декабрь 2015}