Норвегия: рыбацкие сети

«Вокруг света» побывал на Лофотенских островах и убедился, что люди здесь занимаются тяжелым традиционным промыслом, как их деды и прадеды 500 лет назад.

— Здесь, на Лофотенах, добывают лучшую треску в мире, — уверен капитан рыболовецкого судна, вся жизнь которого прошла в деревне Нусфьорд на берегу Норвежского моря. — Почему так получилось? Просто мы ловим особенную рыбу в особенное время. Каждый год атлантическая треска мигрирует из вашего Баренцева моря к нашему берегу, потому что тут теплый Гольфстрим. Рыба проходит полторы тысячи километров и, пока плывет сюда, приобретает идеальную физическую форму: одно мясо — чистый протеин, никакого жира. Для сушения нет ничего лучше такой рыбы, крупной и мускулистой. Наши предки веками сушили ее по специальной технологии: на открытом воздухе и без добавления соли. И мы сушим ее точно так же. И, что самое важное, в наших водах треска оказывается как раз с февраля по март. А в это время на Лофотенах идеальные погодные условия для того, чтобы ее правильно высушить. До февраля слишком холодно, к маю становится, наоборот, слишком тепло. Так вот удачно совпало, и мы этой удачей пользуемся.

Нашествие

В рыбный сезон в деревне в буквальном смысле не протолкнуться: столетиями упорные северяне пытались строиться как можно ближе к морю, но истинные хозяева положения — крутые горные склоны — позволили разместиться лишь нескольким десяткам домов, прижатых друг к другу под замысловатыми углами. Сейчас все рыбацкие деревянные хижины на сваях (рорбу), сохранившиеся здесь почти в первозданном виде, арендуются туристами.

— С февраля по апрель туристов здесь как трески. Рыба идет, а туристы едут ее ловить. В окрестных гостиницах свободных коек не найти, для нас это дополнительный доход. В море выходим каждый день. Мы с женой на пенсии, но продолжаем работать. Я в море, а она в гостинице, — говорит капитан.

Команда вытаскивает на палубу одну тушу за другой и тут же хватается за ножи.

— Сначала рыбу нужно быстро и правильно обескровить: чем меньше крови останется в туше, тем светлее, а значит, качественнее и дороже будет мясо, — объясняет помощник капитана.

Между тем рядом с нашей лодкой внезапно собирается несколько десятков очень бойких чаек, которые, как оказалось, традиционно обеспечивают важную часть технологического процесса — выполняют функцию уборщиков: рыбаки обескровливают и потрошат каждую рыбину, а внутренности кидают за борт птицам. В результате прикормленные чайки уже не посягают на дорогостоящие тушки, которые сушатся под открытым небом.

Рыбу начинают чистить в море и продолжают делать это в гавани сразу по прибытии.

Суровый порядок

В середине XIX века эту небольшую, но удобную гавань и прилегающую к ней скалистую территорию выкупила семья местных рыбопромышленников. За пару десятилетий жесткого, но эффективного менеджмента управляющие превратили Нусфьорд в процветающий центр по производству самого ценного норвежского экспортного продукта донефтяной эпохи. Со временем экономические акценты сместились по всей Норвегии, но только не здесь. Разве что любопытные и изобретательные лофотенцы умудрились диверсифицировать свой бизнес, усилив традиционный северный промысел доходами от туризма.

— Видите двухэтажный дом у самого подножия горы, который нависает над другими? Там всегда жил управляющий, — рассказывает смотритель местного краеведческого музея. — Дом специально так построили, чтобы люди понимали и чувствовали, кто здесь главный. Лет 150–170 назад на этом тесном клочке земли в сезон собирались сотни рыбаков. В течение нескольких месяцев они жили по десять-двадцать человек в одном рорбу. Бытовых удобств никаких. Полярная ночь. Постоянно штормящее море, собачий холод. Для того чтобы сдерживать хаос, нужна была сильная рука, понятная и ощутимая каждым власть человека в самом высоком доме.

Сейчас хаос контролируется рынком, который нуждается в лофотенской треске даже сильнее, чем сотни лет назад. Дом управляющего сдается туристам, которые заменили в Нусфьорде приезжавших на заработки и часто на верную смерть бедолаг.

Рыбаки редко доживали до спокойной старости. На Лофотенах исторически сложилось так, что собственником имущества была женщина. Оно и понятно: мужчина идет в море, и вернется ли он — никто не знает. Жена не просто ждала, она вела хозяйство, считала деньги и принимала решения. А после того как муж погибал в море, искала нового.

Благодаря современному оборудованию и высоким стандартам безопасности погибнуть в море уже не так просто, но жены остались при деле — управляют гостиницами и считают деньги. Туристы платят сотни евро за удовольствие пожить в скромной рыбацкой хижине и выйти в море, чтобы ловить рыбу с настоящими рыбаками и наблюдать все стадии экзотического процесса, суть и этапы которого за века не изменились.

Взять языка

Несмотря на то что в дорогой экспортный продукт превращается только особым образом нарезанное филе, к пойманной рыбе на Лофотенах относятся очень бережно. Требуха достается чайкам, из печени производят рыбий жир высочайшего качества. Кости и головы сушат отдельно и отправляют на африканский рынок, но, перед тем как головы будут собраны, местные дети вырезают из них языки — молниеносным движением перочинного ножа.

Язычки трески — традиционный деликатес, который особенно ценится в жареном виде. На вкус напоминает что-то среднее между очень жирной рыбой и нежным мясом. Отлично сочетается с хлебом из муки грубого помола и местным самогоном.

Допущенные до улова дети традиционно были главными поставщиками тресковых языков и остаются ими по сей день, как уверяют местные. «Язычковый» бизнес является стабильным источником денег на карманные расходы. Как и везде в Норвегии, строго наказывать детей здесь не принято, более эффективными считаются другие воспитательные приемы. Разрешение на добычу деликатеса, например, нужно заслужить достойным поведением. Ребенок не должен шуметь и мешать взрослым, обязан проявлять терпение и трудолюбие. Так дети учатся уважать старших и проникаются традицией.

— Когда я был молодым, я мечтал сбежать отсюда как можно скорее. Молодому человеку местная жизнь кажется очень скучной, и я уехал почти сразу после окончания школы, — рассказывает совладелец фабрики-музея рыбьего жира неподалеку от Нусфьорда. — Окончил медицинский колледж, женился, работал в психиатрических клиниках в разных городах Норвегии, а потом родились дети и я вернулся на острова, потому что понял — мое место здесь. История повторяется: моя дочь несколько лет назад уехала на материк, в Ставангер, у нее сейчас хорошая работа, высокая зарплата. А вот ее дочь, моя двенадцатилетняя внучка, не смогла там жить: слишком шумно, много людей… Она вернулась сюда, в деревню, к нашим пейзажам. И делам.

Горы, море, полярное сияние и полуночное солнце… А под ним — деревянные сушильни, на которые после потрошения, чистки и разделки вывешивается рыба. Традиционная и органичная часть пейзажа. Через пару месяцев рыбу снимут, отсортируют, увезут и продадут. И все повторится.

_{Фото: AGE / Legion-media, AGE, Hemis (x3) / Legion-media, Hemis (x3) / Legion-media, AGE, Hemis (x2) / Legion-media, Kartverket (Norwegian Mapping Authority)}

_{Материал опубликован в журнале «Вокруг света» № 6, июнь 2016}