В мире животных: как в Кении стремятся сохранить природу

Экологическая катастрофа грозит большинству стран. Но Кения не в их числе. Саванна вместе со своими обитателями наступает на города, вытесняя из них людей. И кенийцы не собираются мешать этому процессу.

Найроби. Город на костях

— Не трогай пепел! Это кладбище убитых слонов, — торжественно и мрачно произносит Эрик Оменда, сотрудник кенийского Министерства туризма.

Мы стоим у двух огромных «клумб» из грубых камней саванны. Внутри — горы светло-серого порошка. Мертвая тишина. Информационная доска рядом напоминает могильную плиту…

В июле 1989 года в Национальном парке Найроби впервые сожгли слоновую кость, конфискованную у браконьеров и нелегальных торговцев. Тогдашний президент Кении Даниель арап Мои присутствовал на мероприятии вместе с министрами и журналистами.

В огне сгорели бивни 2000 животных. В те годы по ценам черного рынка это тянуло на три миллиона американских долларов. С 1973 по 1989 год число слонов в стране катастрофически сократилось: со 130 000 до 16 000 особей. Даниель арап Мои верил, что трансляция на телеканалах мира пламени высотой со взрослого слона остановит покупателей белого золота и в итоге лишит браконьеров бизнеса. И хотя нелегальная охота на животных продолжается, в силу подобных акций верит и нынешний президент Ухуру Кениата (в 2022-м его сменил на посту Уильям Руто. — Прим. Vokrugsveta.ru): по его приказу в апреле 2016-го в Национальном парке Найроби развели костер из бивней 8000 слонов — примерно на 150 миллионов долларов. «Мы ценим не слоновую кость, а живых слонов», — заявил кенийский президент.

— В окрестностях Найроби диких слонов не осталось, — вздыхает Эрик Оменда. — Но мы это исправим. В приюте David Sheldrick Wildlife Trust подрастают 24 осиротевших детеныша.

Слонят выпустят из приюта на волю, когда им исполнится восемь лет. Пока малыши растут, им находят «приемных родителей» — тех, кто готов выплачивать хотя бы по 50 долларов в год на содержание одного животного. Для кенийцев это большие деньги: средняя зарплата в стране — 76 долларов в месяц. Чтобы потенциальные усыновители прониклись идеей, каждый день в 11 утра сотрудники David Sheldrick Wildlife Trust устраивают «смотрины».

К веревке, натянутой между столбиками, прилипли чернокожие школьники. На глинистую площадку из-за кустов выбегают двух-трехмесячные слонята размером с козу и становятся в очередь к служащим в зеленых халатах, приготовившим бутылки с коровьим молоком. Слонята толкаются, бьют друг друга хоботами. Насытившись, поливают зрителей грязной водой из луж. Визг, смех, возня. Дети тянутся к хоботам, трогают слонов за уши. Малышню никто не останавливает.

— Мир людей и зверей — один космос. Мы обязаны найти общий язык, — объясняет европейским туристам служащий и кричит школьникам: — Только в рот слонам руки не суйте!

Приют ежегодно посещают до 60 000 школьников. Кенийцев с детства учат беречь природу. Есть даже государственная программа KWS (Kenya Wildlife Service) по экологическому образованию: лекции, конкурсы на лучшее сочинение о природе, экскурсии по национальным паркам. А директора заповедников уверены, что самый эффективный урок — личный контакт с диким животным.

— Мы разрешаем посетителям целоваться с жирафихой Стейси, — улыбается Морин, сотрудница Центра жирафов Найроби. — Наша организация собирает по всей Кении представителей редких пород, особенно жирафов Ротшильда, или баринго. На их хвостах очень красивые кисточки: браконьеры отрезают на браслеты… Животные размножаются здесь, после чего мы развозим их по заповедникам. Уже 300 жирафов отправили в разные части страны. А Стейси сломала копыто, поэтому она останется с нами навсегда.

— А это безопасно — целоваться с жирафом? — интересуюсь я.

— Конечно! У жирафов губы сильно вытянуты вперед, а зубы находятся глубоко во рту.

Морин зажимает между зубами серые шарики корма, поднимается по лестнице на веранду. Стейси просовывает голову в окно веранды и слизывает гранулы. По лицу Морин стекает слюна. Девушка смеется, вытираясь салфеткой. Чернокожие дети тут же набирают из мешка горсти корма и бегут к жирафихе. Европейские туристы с недоумением наблюдают. Я ограничиваюсь тем, что протягиваю Стейси порцию еды на ладони. Наверное, чтобы решиться на поцелуй с жирафом, нужно здесь родиться…

«Грустно, что дети встречаются с естественной природой лишь в заповедниках», — сказано в проспекте, который мне выдала Морин.

Это до поры до времени. Саванна разрастается. Скоро львы будут запрыгивать на крыши джипов не только в Национальном парке Найроби, но и на проезжей части. Уже сейчас из окон отелей в центре столицы видно, как жирафы и буйволы пасутся на фоне небоскребов, а черные аисты марабу слетают с высоковольтных столбов на автостраду.

Диани. В гостях у обезьян

Пассажирский самолет типа «кукурузник» садится на подозрительно свежую зеленую лужайку. Будто это не аэропорт, а парк. По взлетно-посадочной полосе гуляют черные цапли. Из пальмовых листьев высовываются черно-белые мохнатые головы обезьян колобусов. Зверьки смотрят на прилетевших гостей оценивающе, по-хозяйски.

Мартышки сопровождают гостей до отеля: свисают с веток, выскакивают на шоссе. При этом местные водители гонят на всех парах.

— Наверняка животные то и дело гибнут под колесами? — спрашиваю я Келли Мартин, директора заповедника Colobus Conservation. Эта англичанка специально переехала в Диани, чтобы защищать природу вместе с кенийцами.

— К сожалению, да. Обезьяны — главные жители Диани — часто попадают под машины, — говорит Келли. — Когда происходит несчастный случай, очевидцы звонят нам по телефону горячей линии. Мы забираем обезьян в ветеринарный центр, лечим, затем они какое-то время проводят у нас в реабилитационных группах среди сородичей. От пары дней до нескольких лет. Сейчас на лечении 23 голубые верветки, шесть колобусов и две белогорлые мартышки.

Сотрудники центра Colobus Conservation не только спасают раненых обезьян. Они каждый октябрь подсчитывают мартышек в Диани. Для статистики и понимания ситуации.

— Обычно они живут в стаях, каждая стая — на своем месте. Сначала мы выясняем, сколько в Диани на данный момент обезьяньих групп. Группы сосчитать проще. Затем два-три наших служащих отправляются к «дому» конкретной стаи и подсчитывают ее членов, — объясняет Келли.

Вообще-то, мартышки селятся, где им вздумается. Например, в отеле Jacaranda. Это фешенебельная гостиница с бунгало на берегу океана. В каждой стене домика по два окна. Первое мое желание — настежь распахнуть их все, чтобы дышать соленым воздухом и любоваться закатом. Но…

— Окна лучше держать закрытыми. А то обезьяны заберутся. И еще: не корми их возле бунгало — будут потом стучать в дверь, — предостерегает меня менеджер гостиницы Диксон Оголла.

Диксон прав. Едва я выхожу на улицу, как из-за клумб и пальм начинают вылезать разнокалиберные приматы. Разглядывают меня, ждут угощения.

— Туристы не против такого соседства? — спрашиваю Диксона.

— Разумеется, нет. Ведь они приехали в гости к обезьянам, а не наоборот. Мы построили отель на территории животных. Это мы у них должны спросить: не против ли они нашего соседства?

Округ Квале. Слоны против

Два зеленых холма. Между ними — сочная ложбина с ветхими хижинами: опоры покосились, свисают клочья дерюги. К столбу прибит плакат, на котором нарисован слон. Части его тела подписаны.

— Когда-то здесь располагалось поселение нашего народа диго. Мы выращивали овощи на огородах и продавали. Тем и жили. Еще у нас был маленький отель для любителей агротуризма, — рассказывает Салим Мвайогве, владелец заповедника Mwaluganje Elephant Sanctuary. — Но через ложбину в поисках корма стали ходить слоны. Пришлось диго оставить свои дома и фермы, перебраться за холм и основать новую деревню. Там нет плодородной земли. А что делать? Ложбина принадлежит слонам.

Слоны отблагодарили диго. Теперь представители племени зарабатывают на том, что показывают туристам, как животные идут через ложбину (это и есть заповедник Mwaluganje). Кроме того, слоны щедры на навоз. Диго собирают его и делают… бумагу.

— Находим навоз, который пролежал в лесу четыре дня. Добавляем в него немного воды, чтоб размяк. Берем использованную бумагу и смешиваем с навозом. Если хотим, чтобы новая бумага получилась светлой, надо взять больше старой, — показывают мне мастер-класс женщины диго. — Кладем смесь на ровную доску с дырочками и раскатываем как тесто, периодически поливая водой. Лишняя вытечет через отверстия. Раскатываем до тонкого пласта, промакиваем тряпкой. Отделяем пласт от доски и кладем сохнуть на солнце на три-четыре часа, потом в тень на 12 часов. Бумага готова. Можно смастерить из нее блокнот или фотоальбом.

Бумага получается плотной, будто картонка, бежево-серой, с коричневыми прожилками. Напоминает засушенный лист водоросли…

Остров Васини. Заложники океана

Ноги разъезжаются на мангровых корнях. Приходится вглядываться в ил, чтобы ненароком не наступить на краба: местные жители мне не простили бы этого. Лодки не могут близко подплыть к острову Васини. Слишком мелко. Остается идти вброд.

Тропинка на суше такая же скользкая: океан регулярно затапливает остров, оставляя слои ила. Стихия постепенно уничтожает хлипкие людские постройки. Стекол в окнах нет, двери покосились, крыши прохудились. Весной, в полнолуние, Васини почти целиком уходит под воду. Тогда жители на время перебираются на материк.

На Большой земле школы и больницы. Там питьевая вода. На острове же нет ни одного пресного источника: местные собирают в баки дождевую воду. Тем не менее островитяне возвращаются домой, как только океан отступает. Чтобы совершить путешествие до материка и обратно, нужны деньги: паромщик берет 50 шиллингов в один конец. Местные могут заработать только на дарах природы.

Женщина в мусульманском платке (островитяне — потомки арабов), завидев приезжих, выносит из хижины столик, раскладывает на нем самодельные леденцы из семян баобаба и тростникового сахара. Отовсюду вылезают дети: надеются, что туристы купят леденцы и угостят их. Ведь взрослые делают конфеты только на продажу — у них не выпросишь.

Под навесом из пальмовых листьев расположилась закусочная, там оживление. Местный парень выносит тарелку с жареными лобстерами.

— Хочешь, научу разделывать лобстеров? — предлагает он мне. — Смотри. Берешь деревянную колотушку, хорошенько бьешь по панцирю, чтобы «выбить» мясо. Теперь разламывай панцирь: мясо из него само вывалится. Пробуй.

Увы, у меня не хватает сноровки. Лобстер выскальзывает из-под колотушки и падает в ил.

— Откуда ты такая взялась… — бормочет парень и принимается сам разделывать лобстеров.

Из трущоб выскакивает мальчишка с древним радиоприемником в руках (единственным источником «культурных» развлечений на острове) и просит пару долларов за пропуск в Сад кораллов. Кораллы занимают примерно половину острова. Когда-то Васини был океанским дном. Постепенно вода ушла, и обнажились кораллы. В океане они сияли всеми цветами радуги, а на суше стали серыми. Через Сад проложен деревянный настил на сваях, по которому предлагается ходить туристам. Спускаться к кораллам нельзя: ведь их так легко случайно сломать.

Между двух домов растянул паутину паук размером с крупного краба. Прогонять его никто не собирается. «Наша приоритетная задача — сохранить природу», — гласит надпись, сделанная от руки на стене здания «управы» Васини.

Островитяне решают эту задачу ревностно. Они даже отказались от электричества, чтобы вышками и проводами не навредить всякой живности. Пользуются солнечными батареями.

 — Правительство предлагало нам переселиться на материк, — говорит мне парень из закусочной. — Но мы не захотели. Это наш дом. Тут родились, тут и умрем. Среди живой природы.

^{Фото: HEMIS / Legion-media, HEMIS, NaturePL (X2) / Legion-media, HEMIS, NaturePL / Legion-media, AP / EAST NEWS, Alamy / Legion-media (X2), HEMIS / Legion-media (X2)}

^{Материал опубликован в журнале «Вокруг света» № 8, август 2017, частично обновлен в октябре 2023}