«Назвал колонию в Африке в честь Льва Толстого»: как родилась тактика ненасилия Махатмы Ганди

Питермарицбург, 1893 год. 23-летний юрист Мохандас Ганди, удобно устроившись в купе, созерцает из окна чужую страну — до этой поездки он никогда не бывал в Южной Африке. Отучившись в Англии, молодой человек вообще-то собирался осесть на родине, в Индии, где его три года дожидались жена и сын. Но отношения с деспотичным начальником, представителем британских колониальных властей, не заладились, а тут поступило выгодное предложение от индийского торгового дома в Африке.

Дел не больше чем на год, жизнь на всем готовом, достойный гонорар. Фирма оплатила специалисту с престижным британским образованием и дорогу с комфортом, первым классом.

И вот на станции в купе входит европейского вида пассажир, оглядывает индийца, удаляется и возвращается уже с проводником. Ганди приказывают перейти в общий вагон: негоже белому господину ехать вместе с каким-то цветным. Юноша не верит своим ушам. С таким вопиющим расизмом он не сталкивался ни в Европе, ни в Британской Индии. Ганди отказывается подчиниться, и его высаживают из поезда с полицией.

— Может, махнуть на все рукой да уехать назад в Индию из этой ужасной страны? — терзается сомнениями молодой человек, вынужденный ночевать на вокзале. И решает все-таки не сдаваться.

Претория: почти вернулся

Дальше было хуже: в дилижансе Ганди избил проводник, когда юноша отказался ехать на подножке, поскольку купил билет в салон с белыми пассажирами.

Уж такие здесь порядки, подтвердили сотрудники нанявшей Мохандаса фирмы, когда он наконец добрался в Преторию, столицу республики Трансвааль. Всех индийцев презрительно называют кули (носильщик), запрещают им посещать места «только для белых» и даже ходить по тротуару. А местные власти при помощи налогов и всяческих ограничений пытаются сделать жизнь индийцев невыносимой.

С 1860-х годов в Южную Африку массово ввозили индийских рабочих — их труд был дешев. Отработав контракты, те обосновались на новой земле, индийские торговцы открыли там лавки. И белокожие поселенцы стали видеть в них конкурентов, особенно с тех пор, как в Трансваале нашли золото и алмазы.

Ганди был возмущен положением соотечественников. Через несколько дней после прибытия в Преторию он устроил собрание для всех индийцев города. И сделал то, что у него из-за патологической застенчивости никогда прежде не получалось, — выступил на публике с речью. Призвал сплотиться выходцев из многонациональной Индии, какой бы народности и веры они ни были.

Предложил организовать в Трансваале ассоциацию для защиты земляков от притеснений. А также посоветовал не давать повода для предрассудков и искоренить в себе худшие качества, с которыми ассоциировали кули, — склонность к обману в торговле и пренебрежение гигиеной: пожив в Британии, Ганди понимал точку зрения европейцев.

«Я видел, что речь моя произвела большое впечатление на собравшихся», — вспоминал впоследствии Махатма. Индийцы увидели в худощавом юноше, одетом в элегантный европейский костюм, посредника и защитника, а друг в друге — соратников.

Он стал созывать такие собрания регулярно и в меру сил помогать притесняемым землякам как юрист и знаток английского языка. В частности, добился от железнодорожного начальства письменного согласия не отказывать индийцам в проезде первым классом (при условии, что они будут «одеты соответствующим образом») — маленькая, но все же победа.

Основным делом, однако, оставалась работа. Ганди был помощником поверенного фирмы, которая судилась с другим индийским торговым домом, задолжавшим ей большую сумму. Мохандасу удалось убедить обе стороны согласиться на третейский суд. Фирмы договорились уладить дело на устраивающих всех условиях — с признанием правоты клиента Ганди — и не тратиться больше на разорительную тяжбу. Работодатель остался доволен, и Мохандас засобирался домой в Индию.

Дурбан: почти остался

Плыть в Азию предстояло из Дурбана в южноафриканской колонии Наталь. Ганди задержался на день: представитель пригласившей его фирмы устроил в честь молодого юриста торжественный прием. Просматривая свежие газеты, пока собирались гости, Мохандас обратил внимание на маленькую заметку под заголовком: «Избирательное право индийцев».

Там сообщалось о новом законопроекте, который Ганди счел чудовищным: предлагалось лишить индийцев права голоса на выборах в парламент Наталя. Выяснилось, однако, что они не очень-то этим правом и пользуются: «Что мы понимаем в таких вопросах?.. Мы беспомощны и необразованны».

Ганди решил отложить отъезд на месяц, чтобы разъяснить землякам их права и защитить их интересы. «Прощальный прием превратился в заседание рабочего комитета», — прокомментировал Ганди в мемуарах неудавшуюся «отвальную».

Составили петицию для местных властей, потом другую — в Министерство по делам колоний в Лондоне, собрали тысячи подписей. Ради них Ганди и его друзья изъездили всю провинцию, заодно устраивая в городах и селах политический и юридический ликбез.

Тексты петиций разослали во все газеты. В результате королева Виктория отклонила первый вариант законопроекта; второй, с незначительными поправками, все же был принят. Однако о проблемах притесняемого в британской колонии нацменьшинства услышали в метрополии и в Индии. Кроме того, это был первый опыт политической кампании и для Ганди, и для землячества колонии. В процессе они создали орган самоуправления — Индийский конгресс Наталя.

Новые друзья Ганди уговорили его остаться на несколько лет. Мохандас перевез в Дурбан семью, купил дом, открыл адвокатскую контору. На сей раз его приоритетом стала общественная деятельность: просветительство, агитация, юридическая помощь землякам.

Чтобы с кули начали считаться британские власти и общественность, Ганди и сформированный по его инициативе индийский санитарный корпус участвовали в Англо-бурской войне, и многие иммигранты проявили себя героями. Тогда будущий отец нации еще верил в возможность договориться с метрополией ради общего блага.

Ганди меж тем убеждали переселиться обратно в Индию — не только оставшиеся там родные, но и политики: им был нужен инициативный общественный деятель. И Мохандас вновь собрался на родину, дав слово африканскому землячеству, что вернется, если в течение года возникнут проблемы, требующие его участия.

Финикс: идеальный дом

Несколько месяцев спустя к нему в Индию пришла телеграмма: «Ожидается приезд Чемберлена. Пожалуйста, возвращайтесь немедленно». Лорд Джозеф Чемберлен, государственный секретарь по делам колоний, направлялся в Южную Африку, где Британия по итогам войны присоединила к своим владениям Трансвааль и Оранжевую республику.

Ганди, ставший известной личностью, мог обратить внимание чиновника на проблемы индийских иммигрантов. Мохандас спешно выехал в Наталь. «Я думал, что пробуду в Южной Африке не больше года», — вспоминал он впоследствии.

Ганди вручил Чемберлену петицию от индийцев в Натале, потом попытался подать вторую — уже в Трансваале, но лорда интересовали только проблемы белых колонистов. Неудача убедила Мохандаса, что он попытался покинуть Африку слишком рано, и общественный деятель обосновался в Йоханнесбурге, крупном городе Трансвааля.

В 1903 году Мохандас с друзьями начал издавать газету Indian Opinion («Индийское мнение»), на десять лет ставшую его трибуной. Выпускали ее в Дурбане, в провинции Наталь, — там у Ганди был единомышленник с печатным станком. Мохандас курсировал между работой в Йоханнесбурге и редакцией в Дурбане — больше суток на поезде. И однажды, пока ехал, прочел книгу английского публициста Джона Рёскина «Последнему, что и первому». Ее автор восхвалял простую трудовую жизнь земледельцев и ремесленников. Ганди вышел из поезда другим человеком.

Ему давно была близка практика самосовершенствования через аскетизм. Он всю жизнь был убежденным вегетарианцем, а с годами стал питаться предельно просто, отказываясь даже от соли и молока. Самоограничение распространялось и на другие сферы жизни. Ганди старался жить все скромнее и довольствоваться малым, сколько бы ни зарабатывал.

Так, он не держал слуг, научился сам стричься и крахмалить воротнички белых рубашек, в которых ходил на работу (это было непросто — поначалу коллеги потешались над криво выстриженным затылком и сыпавшимся с ворота белым порошком). А теперь решил основать коммуну с подсобным хозяйством, где аскетическую жизнь, подобно бедным земледельцам, будут вести несколько единомышленников, все как одна семья.

Неподалеку от железнодорожной станции Финикс Ганди с товарищами приобрели участок; обжившись, перевезли типографию. В общину начали съезжаться друзья и сторонники Мохандаса, там поселилась и его семья.

«Я всегда жалел, что мне, организовавшему колонию в Финиксе, самому приходилось бывать в ней только наездами», — писал Ганди: он по-прежнему работал в Йоханнесбурге. Впоследствии Ганди основал такую колонию и в Трансваале и назвал ее в честь Льва Толстого, которого почитал. Юрист из Порбандара тогда не подозревал, насколько аскетизм пригодится ему в политике.

Йоханнесбург: с чувством выполненного долга

Нововведением властей Трансвааля в 1907 году стал так называемый черный закон, предписывавший всем индийцам колонии старше восьми лет в сжатые сроки зарегистрироваться и сдать отпечатки пальцев под угрозой высылки. В глазах землячества это выглядело как демонстративное унижение целого народа; в Индии отпечатки пальцев брали только у преступников.

На собрании в Имперском театре Йоханнесбурга возмущенная толпа иммигрантов была готова разнести все на куски. Но что это даст? Повод правительственным войскам для быстрого и кровавого подавления бунта?

Нужно было придумать что-то другое. И Ганди понял, что уже много лет неосознанно шел к верному методу. Он спросил людей, готовы ли они, не отвечая насилием на насилие, вытерпеть любые кары, но не подчиниться новому закону. Собравшиеся один за другим поклялись в этом. Так родилась новая тактика, основанная на близкой Ганди философии ненасилия и самоотречения ради правды. С 1908 года активист называл эту тактику сатьяграхой: от «сатья» — «истина» и «аграха» — «твердость».

Участники собрания массово отказывались регистрироваться, отговаривали других индийцев, расклеивали плакаты с призывами к бойкоту. Непокорных арестовывали, Ганди тоже вызвали в суд. Ему дали два месяца тюрьмы. Условия и распорядок за решеткой оказались очень похожи на привычные аскетические практики, шутил Мохандас впоследствии.

Земляки Ганди вслед за ним перестали бояться «отеля короля Эдуарда». Никто не сопротивлялся арестам, наоборот — попасть в тюрьму считалось проявлением доблести.

Десятки людей в знак протеста переходили границы между колониями, на что индийцам по закону требовалось специальное разрешение. Земляки арестованных собирали деньги для их семей. В соседних колониях сочувствовали движению; ненавистные индийцам законы были везде: так, иммигранты Наталя страдали от непосильного для бедняков подушного налога.

В конце января 1908 года Ганди из тюрьмы доставили в Преторию к генералу Яну Христиану Смэтсу. Трансваальский колониальный секретарь предложил сделку: индийцы начнут регистрироваться добровольно, и тогда закон упразднят. Ганди, помня о пользе компромисса, согласился и призвал иммигрантов подчиниться, за что его чуть не убили несколько разочарованных земляков.

Но Смэтс обманул — закон упразднен не был. Ганди в ответ организовал массовые сожжения документов о регистрации. Еще дважды попал в тюрьму. Продолжая надеяться на компромисс, съездил в Лондон, где его вежливо выслушали министры, и не добился в итоге ничего. В 1910 году четыре британские колонии образовали Южно-Африканский Союз. Но его единое правительство, в котором был и генерал Смэтс, не спешило улучшать положение индийцев. Наоборот, вводились новые ограничения.

Ганди терял терпение и обдумывал масштабную акцию протеста. В марте 1913 года суд Капской колонии, ища повод для ограничения иммиграции, объявил незаконными все браки индийцев, заключенные не по христианскому обычаю.

Это было нестерпимое оскорбление для женщин. Супруга Ганди Кастурбай, по натуре вовсе не активистка, на сей раз тоже решила протестовать. С группой единомышленниц она нелегально пересекла границу, попала в тюрьму, и по всем колониям поднялась волна возмущения. Забастовали индийские шахтеры, рабочие, служащие; их лидер ездил из города в город, призывая не сдаваться, пока не отменят расистские законы и подушный налог.

В конце октября Ганди возглавил марш протеста из Наталя в Трансвааль, за ним пошли тысячи людей. Власти были в растерянности. Ганди за четыре дня арестовывали три раза, дважды выпускали под залог, на третий все-таки отправили за решетку.

Массовые забастовки продолжились. Тюрьмы были переполнены, а полиция, загоняя безоружных бастующих в шахты и стреляя по ним, восстанавливала против себя общественное мнение. О протестах нацменьшинства из колоний услышали в метрополии и в мире. Вице-король Индии вступился за активистов. Британское правительство призвало власти ЮАС уладить конфликт.

Ганди выпустили из тюрьмы; он вышел оттуда в одежде индийского рабочего-контрактника, белой — в знак траура по погибшим от пуль полиции. Снова настырный индиец вел долгие переговоры со Смэтсом. И в итоге были отменены наиболее оскорбительные расистские постановления, признаны законными браки любой конфессии, упразднен тяжкий налог. Сатьяграха победила. Теперь будущий Махатма мог вернуться на родину и остаться там насовсем.

* * *

В общей сложности Ганди провел в Южной Африке более 20 лет. Возвращался героем. Теперь у него были имя, авторитет и метод, чтобы бороться за права индийцев на родине. Рабиндранат Тагор даст Ганди прозвище Махатма, что значит «великая душа»; люди назовут его отцом нации; с его помощью Индия в 1947 году станет независимым государством, а его методы будут изучать революционеры и спецслужбы разных стран.

_{Фото: ALAMY / LEGION-MEDIA, AP / EAST NEWS, MARY EVANS / LEGION-MEDIA, М. ФИЛИМОНОВ / РИА НОВОСТИ, ALAMY / LEGION-MEDIA, AKG / EAST NEWS (X2), ALAMY / LEGION-MEDIA (X3), HEMIS / LEGION-MEDIA, GETTY IMAGES}

_{Материал опубликован в журнале «Вокруг света» № 1, январь 2018, частично обновлен в июле 2022}