Блестящее убранство: как «Вокруг света» рассказывал об уникальном жемчужном промысле в Поморье в 1900 году

В начале прошлого века «Вокруг света» печатал записки этнографа о не дожившем, увы, до наших дней северном промысле.

1900 № 48

Когда я путешествовал по северу нашей Архангельской губернии, меня очень занимал там единственный старинный наш промысел жемчуга, процветающий на побережье Белого моря.

Он повсюду там, этот жемчуг и его жемчужные раковины: я видал его на побережье далекого туманного Мурмана, я видал его в Кандалакшской губе и в Мезенской; есть он даже на Новой Земле, в ее горных каменистых речках, но, кажется, его всего больше в Онежской губе, где и сохранился этот промысел еще от старого доброго времени, хотя далеко не в таких размерах, что было прежде.

В этой губе, между Кемью и Онегой, мне и говорили, что еще сохранилось несколько промышленников жемчуга, у которых можно найти его в свежем виде. И я, помню, недолго думая, живо собрался посмотреть этот промысел, решив сесть в Архангельске на первый отходящий в Онежскую губу морской пароход, который меня мог доставить до самого места.

Вот и Сумский открытый безжизненный рейд, вот и сумские знаменитые поморки, и я действительно вижу, как вместо гребцов к нам подъезжает несколько лодок с молодыми девушками, которые, ловко пристав, быстро выбегают на палубу с раскрасневшимися, румяными щеками.

Они как дома на этой палубе, эти живые, бойкие поморки, и я живо сдаюсь им охотно в плен, и они уже бегут в мою каюту, собирают все, что у меня там есть, и через несколько минут уже я в их лодке.

Какой здоровый, рослый, сильный, белокурый народ! Что за движения, что за формы; как хороши, просты, милы эти старинные русские сарафанчики, как милы эти головные маленькие на золотистых кудрях повязки! И я невольно любуюсь этими девушками, которые уже взялись за весла, как они легко откидываются назад, распахивая широко и дружно свои весла. Их пять передо мной, впереди лодки, и все белокурые, белотелые красавицы; шестая сидит позади на корме, ловко управляя лодкой, и когда я спрашиваю, как они не боятся так далеко выезжать в открытое море, они с удивлением останавливаются грести и, видя, что я совсем еще не знаю их удали, весело смеются.

— Хочешь, барин, мы повернем лодку и прокатим тебя сегодня в Соловки? — говорит одна из них, лукаво улыбаясь.

— Нет, — говорю я им на это в ответ. — Меня не столько интересует ваше море и удаль, как ваши жемчуги.

— Жемчуги? Да у нас их нет.

— Но, однако, у вас есть жемчужные наряды — вон на голове повязочка…

— Этого довольно, но что тут может быть для вас интересного? Вот есть костюмы у нас вот еще у некоторых женщин в посаде, это любят смотреть проезжающие…

Я попросил мне устроить это удовольствие, и девушки охотно согласились показать мне жемчужные наряды.

* * *

Мы зашли в один дом моряка-шкипера, где нас очень любезно — вероятно, уже предупрежденная — встретила хозяйка-поморка. Белокурая, молодая, полная, с голубыми глазами, она была тип истинной красавицы Севера, так и просилась на портрет художника. А когда она через полчаса выплыла в комнату в роскошном наряде, я невольно отступил назад, пораженный.

Это был старинный шелковый с крупными разводами и цветами сарафан, но что за чудо, как он шел к этой женщине! Белые полные руки, белая пышная грудь, белая рубашка с открытым воротом… Но главное богатство наряда было на голове и белой шее. Там была масса мелкого блестящего, нежного жемчуга, который очень мило украшал кокошник, красиво падая с него кружевами и десятками колец обвивая шею.

Но это было еще не все ее богатство, которое досталось ей, по ее словам, от покойной бабушки. Она принесла показать нам еще целый ящик, где было, по крайней мере, три фунта мелкого жемчуга, из которого какие-то женские руки кропотливо сделали столько тонких и хрупких ниток, что, кажется, некуда было их даже повесить в ее уборе.

Там были ожерелья, ниточки и бусы; там были повязки, браслеты и ленточки, унизанные жемчугом; там были колье, серьги и брошки, и все это очаровательно переливалось на руках, все это глядело на вас цветом родного Белого моря. И я, помню, долго любовался и расспрашивал про это богатство, которое так и переходит из поколения в поколение как заветный талисман. И эти женщины берегут его, носят так, как носили в старое время, и только некоторые из них решаются что-нибудь изменить, следуя новейшей моде.

У другой женщины в том же селе я встретил целую коллекцию местного жемчуга в сыром виде. Она хранила его так, как ей достался он 50 лет назад от покойной матери. Это был чудный жемчуг, где если и не было особенно мелких жемчужин и хорошей игры, как в первом образце, но зато была такая полная коллекция крупного, который громче всего свидетельствовал о богатстве жемчужной речки. Все это, по словам старушки, добыто здесь ее дедом. Это был не особенно дорогой жемчуг, темноватый, неправильный, но он был дорог как образец для музея. Впрочем, женщина ни за что не согласилась уступить мне и двадцати зернышек за предложенную хорошую цену.

^{Материал опубликован в журнале «Вокруг света» № 8, август 2018, частично обновлен в феврале 2024}