Местные жители: портреты маслом

«Вокруг света» представляет собственную галерею героев этого уголка Италии.

«Человек эпохи Возрождения». Бронзовая статуя в натуральную величину

Правильные черты лица, прямой нос, прямой взгляд. Солидная полнота, расслабленная поза состоявшегося человека. С самой высокой точки города по-хозяйски осматривает умбрийские окрестности бронзовый Перуджино. Великий мастер эпохи Возрождения, чья Мадонна висит в Лувре, Петр — в Сикстинской капелле, Иисус — в Уффици, а святой Себастьян — в Эрмитаже. Учитель самого Рафаэля. Человек, в чью честь названа главная улица в Перудже, и объект обожания каждого перуджинца.

На самом деле центральный променад умбрийской столицы именуется улицей Пьетро Ваннуччи — так живописца звали «по паспорту». Прозвище Перуджино ему дали коллеги по цеху из продвинутой Флоренции, таким образом элегантно обозвав Ваннуччи деревенщиной. В художественных кругах его не любили, прежде всего за комичную страсть к деньгам. Всю жизнь Перуджино писал женские образы с собственной жены, не желая платить натурщицам. Он брал неподъемное количество заказов и создал целую технологию, чтобы ученики могли выполнять как можно больше работы за него. Говорят, что, разбогатев, Ваннуччи спал на сундуке с золотом, опасаясь грабителей, но отказываясь нанимать охрану.

Пусть флорентийцы и подтрунивали — с современной точки зрения Пьетро Ваннуччи не скряга, а настоящий бизнесмен, боец. Воинственный характер был и остается отличительной чертой перуджинцев. С ними лучше не спорить, и это хорошо понимаешь, стоя под землей посреди огромной крепости, которую жители города закопали буквально собственными руками.

В крепость Рокка-Паолина попадаешь буднично: просто встаешь на эскалатор вместе со спешащими на работу людьми — и оказываешься в подземном городе. Широкая улица, перекрытая арочными сводами где-то высоко над головой, петляет между домов. Вот здесь была лавка, чуть дальше — дом богачей с красивым фасадом. А вот храм, только большая его часть вмурована в стену. Кто же так строит крепости? Не кто иной, как разъяренный папа римский, оскорбившийся непокорностью перуджинцев.

В 1539 году властвовавший над здешними землями папа Павел III повысил налог на соль. Одним из немногих городов, воспротивившихся папской воле, оказалась Перуджа, где главенствовал феодальный род Бальони. Папа повелел силой расправиться с Бальони и на месте самого фешенебельного квартала города построить крепость — Паолину. Архитектор Антонио да Сангалло Младший, прибыв на место, решил не уничтожать квартал, а заключить его внутрь крепости. Следуя идеалам Высокого Возрождения, зодчий хотел сохранить наследие прошлого.

Крепость возвели за рекордные три года, и в течение последующих двух веков перуджинцы ненавидели этот символ порабощения и унижения. При строительстве были снесены три церкви и сотни домов, несмотря на добрую волю да Сангалло. Мало того, горожане платили за это из своего кармана, отдавая в папскую казну гигантский подоходный налог.

После объединения Италии в 1861 году и прекращения ватиканского господства крепость тут же решили снести. Горожане приходили к Паолине ночами, вооружившись молотками, ножами и ложками, и как могли ковыряли исполинские стены. Каждый хотел внести свою лепту в уничтожение папской мерзости. Властям даже пришлось запретить «самодеятельность», потому что несмолкающий стук молотков мешал жителям спать.

Гигантская Паолина была почти полностью уничтожена, оставили лишь квартал Бальони и пару коридоров, по которым сегодняшние перуджинцы буднично ходят на работу. Но обида до сих пор не забыта. Умбрийские пекари никогда не солят тесто в память о «Соляной войне». В любом ресторане региона хлеб, который вам подадут, будет пресным.

«Графиня Бентли». Холст, масло. 2018

«Алессандра Монтани», — с теплой полуулыбкой дама представляется каждому гостю. Она протягивает руку для приветствия, раз за разом копируя собственный жест с точностью до градуса при общей непринужденности позы. Отточенные манеры намекают на аристократическое происхождение, а соответствующая деревенской обстановке простая одежда лишь усиливает это впечатление. Несмотря на наше опоздание, ни одна благородная морщинка на спокойном лице не выдает спешки.

— Должно быть, это маркиза! Маркиза Конти! — мы перешептываемся за спиной хозяйки.

— Да нет, «конте» по-итальянски «граф». Значит, графиня. Как, она сказала, ее фамилия, Дженга? В «Википедии» пишут, это старинный род, они живут в своем замке с XI века.

Алессандра управляет поместьем Борго делла Мармотта, которое относится к владениям тех самых графов Дженга, недалеко от Сполето. Здесь располагается «агротуризм». Это модный формат заведения, который предполагает наличие гостевых комнат, ресторана, террас для отдыха, тенистых садов для прогулок. Но главное, чем «агротуризм» отличается от обычного отеля, — это собственное производство оливкового масла, желательно полного цикла, от сбора оливок до розлива.

— Здесь у нас растут оливки «морайоло», — ладонь Алессандры очерчивает сектор на расцвеченном закатом склоне, — это сорт с сильным, терпким вкусом, с ярко выраженной горчинкой. Масло из «морайоло» может добавить вкусовых оттенков свежим овощам, артишокам. В той стороне — «франтойо», у него чуть более сдержанный букет, который придает пикантность рыбным блюдам. Есть еще «леччино», совсем мягкий сорт.

В Умбрии к оливковому маслу относятся, как к вину: всерьез обсуждают год урожая, количество солнечных дней, угол склона, на котором растут деревья. Владеть оливковой рощей едва ли не престижнее, чем виноградником. Последнее даже как-то банально. И если в собственности у семьи есть оливы, то на сбор урожая обязательно приезжает вся родня, независимо от степени занятости, профессии и социального положения. «На следующей неделе наш генеральный директор берет отпуск по уходу за оливками. Пропустить никак нельзя, а то его папа обидится!»

Собственно, и нас пригласили в Италию на сбор урожая, только не оливок, а призов. Национальный конкурс Ercole Olivario, который проводится Торговой палатой Перуджи, — это «Оскар» для производителей оливкового масла. В нем есть все: престижные номинации, академики-дегустаторы, торжественная церемония награждения и драгоценные статуэтки. В этом году победителей конкурса пригласили в Москву, чтобы представить лучшие умбрийские масла на российском рынке. И не только масла, но и связанную с ними кухню, культуру.

— Алессандра, а вы участвуете в конкурсе?

— Зачем? У меня постоянная клиентура, которой хорошо известны свойства нашего масла. Боюсь, на всех даже может не хватить, учитывая нынешний скромный урожай. Да где же здесь свет? — женщина долго нащупывает выключатель, чтобы показать нам пресс на нижнем этаже маслобойни. Приоткрытая дверь ведет в гараж, и луч выхватывает из темноты эмблему Bentley. Гости окончательно растворяются в скромном обаянии буржуазии. Наконец самый смелый отваживается задать вопрос:

— А можно купить у вас морайоло?

— Вы хотите приобрести? — дозированно удивляется хозяйка. — Я попрошу принести пару бутылок. Возьмите мою визитку: Алессандра Монтани.

Точно, Монтани, а вовсе не Дженга! Она же представилась в самом начале. Последним прямым потомком знатного рода был покойный граф Антонио Фьюми Серматтеи делла Дженга. Алессандра носит другую фамилию, тоже весьма звучную: она маркиза Монтани делла Фарна. Хотя так ли это важно, когда на дворе двадцать первый век?

«Стрелы судьбы». Хоругвь в храме Святого Лаврентия, Перуджа. Холст, масло. 1526

Расслабленные мускулы, опущенный взгляд. Отрешенное выражение на этом всем известном лице обычно подразумевает смирение и покорность судьбе, но в непривычном контексте оно может ассоциироваться с безучастностью и даже жестокостью. Иисус Христос мечет с небес стрелы в испуганных людей, а Богородица удерживает его занесенную для броска руку, умоляя остановить кровопролитие. Карающего Спасителя изобразил живописец Берто ди Джованни, когда в регионе свирепствовала чума. Мор давно закончился, но стрелы у Иисуса — нет.

Гиды долго совещались, прежде чем отвезти нас в Норчу. В средневековый город, обнесенный по периметру крепостной стеной, мы вошли через главные ворота. На центральной улице никого не было, как будто мы оказались посреди киношных декораций, а съемки давно закончились.

Нет, в полдень буднего дня город не спал. Из лавок на первых этажах зданий нам навстречу выходили улыбающиеся мужчины в белых халатах и с длинными ножами, предлагая попробовать салями. Норча на весь регион славится колбасами и прошутто. Здесь готовят лучшую поркетту, итальянский национальный стритфуд: молочный поросенок набивается потрохами и жарится на вертеле не менее семи часов. Вкусно, питательно. Но жутковато: на абсолютно пустых улицах радушные повара напоминают механических кукол со старого аттракциона.

На площади нас встречает памятник святому Бенедикту. Основатель первого в Европе монастырского ордена, во многом определивший образ жизни всех современных монахов, в православной традиции известен как преподобный Венедикт. Он родился в Нурсии — так называли Норчу в V веке. Правой рукой преподобный указывает на базилику имени себя. Фасад церкви опутан паутиной строительных лесов, а витражная розетка странно подсвечивается с обратной стороны — обычно такое сияние наблюдаешь внутри здания, а не снаружи.

За фасадом ничего нет, пусто. Леса удерживают в вертикальном положении плоскую стену с застекленной розеткой — все, что осталось от базилики после землетрясения 30 октября 2016 года. Церковь стояла в этой сейсмоопасной местности с XIV века, а два года назад упала. Невредимая личина здания, возвышающаяся посреди руин, выглядит то ли чудом, то ли насмешкой высших сил.

Дальнейшая судьба Норчи неясна. Разрушительная стихия вынудила большинство жителей покинуть город. Остались только те, кого удерживает здесь единственная работа: торговцы, отельеры, первоклассные повара и метрдотели, возведшие ношение фрака в ранг искусства. В Норче интересно и вкусно, но власти опасаются рекламировать город туристам, пока в нем не наведут лоск. А это может занять годы.

«Наше все». Памятник нерукотворный

«B. CVCINELLI AD MMVIII» — информирует прохожих мраморная табличка над фронтоном театра. Этот шрифт трудно не узнать: точно такими же латинскими литерами на крепостях и триумфальных арках по всей Умбрии выбиты имена императора Октавиана Августа и папы Павла III. 2008 год, начертанный римскими цифрами, сразу просится встать в один ряд с другими историческими датами. «Кашемировому королю» Брунелло Кучинелли не нужны портреты и памятники. Он целенаправленно вписывает свое имя в летопись, не дожидаясь, когда кто-то сделает это за него.

На идеально круглую и неправдоподобно чистую площадь выкатывается красный «Фиат-Чинквеченто» и лихо тормозит буквально в центре нашей компании.

— Вы должны увидеть моего кота! У меня очень красивый кот! — настойчиво подзывает нас водительница лет 80 и вытаскивает из корзины упитанного трехцветного питомца.

«А вы в мультиках случайно не снимались?» — вертится на языке глупая шутка. Потому что город Соломео выглядит так, будто его нарисовали пару дней назад. Мостовые, выложенные идеально подобранными кирпичиками, обрамляются деревьями, растущими строго до определенной высоты. Мимо ухоженных домов без единой трещинки проезжают начищенные до блеска внедорожники. По улицам ходят счастливые люди, и каждый готов рассказать личную историю встречи с Брунелло Кучинелли: кто-то видел его на улице пару месяцев назад, кто-то однажды перекинулся парой слов, а кому-то посчастливилось учиться с юным Брунелло в местной школе.

Миллиардер и основатель всемирно известного модного бренда не забыл родной Соломео. Напротив, он решил превратить его в город счастья и мудрости: построил театр, куда приглашает знаменитых актеров, оборудовал общественную библиотеку. На стенах домов тут и там висят мраморные таблички с изречениями Сократа, Достоевского, Кеннеди. «Я передаю, но не создаю», — напутствует нас Конфуций прямо на улице.

С возвышения главной площади открывается вид на фабрику одежды Brunello Cucinelli: большинство везунчиков из Соломео работают там. Раз в год для горожан устраивают распродажи, где по предъявлении удостоверения простой смертный может по земной цене купить себе кашемировый костюм, достойный Дэниела Крейга и Мэтью Макконахи. Синьора Кучинелли здесь заслуженно обожают и скептиков не жалуют.

— Все это похоже на сказку, но… Разве не должен каждый итальянец иметь работу и доступ к прекрасному, независимо от того, родился ли в его деревне добрый барин?

— Брунелло вовсе не барин! Зачем вообще думать о плохом? Главное, люди счастливы.

«Счастливые люди». Групповое фото на селфи-палку. 2018

Пять человек за столом широко улыбаются. В центре — мужчина, у которого из волос на голове только брови домиком, они придают его лицу особенно добродушное выражение. Он раскинул руки и изо всех сил старается обнять всех четверых друзей.

— Как вас зовут?

— Антонина.

— Антонина, в воскресенье я заеду за вами, поедем вместе на скачки.

— А вы будете на белом коне? У нас в России так принято.

— Хм… ладно, у меня есть белая лошадь, приеду на ней. Я серьезно, не отказывайтесь!

Принца на белом коне зовут Клаудио. Ему 70 лет, и он владелец ресторана. Диалог происходит в середине дня, когда траттория работает в бешеном ритме: посетители, большинство из которых приходят сюда каждый день, битком заполняют зал, и каждому нужно успеть подать закуски, первое, второе первое, основное блюдо и десерт. Гремят ножи и вилки, официанты бегут спринт, и Клаудио внимательно надзирает за всем этим, иногда сам подхватывая тарелку-другую. И честно говоря, мужчина настолько хорошо вписывается в интерьер, что становится трудно представить его где-то за пределами этих стен.

Клаудио «выдают» медали, которыми украшены стены зала. Они сгруппированы в аппликации в рамках. В одной рамке может быть двадцать, а может быть и сто наград, и рамок таких не меньше десяти.

— Хотите узнать, за что эти медали? — пыхтит перегруженная тарелками официантка. — Спросите у хозяина, он обрадуется!

Клаудио и правда обрадовался. Первым делом он принес нам бокалы и разлил дижестив, не забыв и себя. Затем попросил друга сфотографировать его с гостями из России. Потом позвал еще одного друга, чтобы первый друг мог сфотографироваться вместе с нами. А после рассказал, что 40 лет занимается верховой ездой, и все награды получил за призовые места в гонках. «Это моя Феррари, одна из четырех», — с гордостью он показал фотографию прыгающей лошади. Как раз белой масти.

Никто и не удивился, что хозяин траттории вдруг оказался большим спортсменом и пригласил нашу коллегу на свидание, — мы же в Перудже, где под площадью зарыта крепость, в которую вмурован подземный город. Во время долгого прощания Клаудио показал нам соседний зал ресторана, стены которого расписаны Джерардо Доттори, знаменитым художником-­футуристом. Именно в этом подвале в 20-­х годах прошлого века собирались члены художественной группы «Новеченто», организованной писательницей Маргаретой Сарфатти, возлюбленной Бенито Муссолини.

Места и люди в Перудже и окрестностях раскрываются, как яйцо с сюрпризом. Пресным здесь бывает только хлеб.

_{Фото: SIME / VOSTOCK PHOTO, CUBO (X7) / LEGION-MEDIA, LAIF / VOSTOCK PHOTO, HEMIS / LEGION-MEDIA, GETTY IMAGES (X3), AFP / EAST NEWS, СЕРГЕЙ АПРЕСОВ}

_{Редакция благодарит Отдел по развитию торгового обмена посольства Италии (Агентство ИЧЕ) и организаторов конкурса Ercole Olivario за помощь в подготовке материала}

_{Материал опубликован в журнале «Вокруг света» № 8, август 2018}