Как научиться доверять соседу, не враждовать, общаться на равных и с уважением? Надо попытаться его понять. «Вокруг света» давно нашел «рецепт сближения», предложив знакомиться с другими народами через их мифы и легенды, ведь они лучше всего отражают характер нации.
1930 № 3
О белом черте Келе
Чукотская легенда
Кель, белый чукотский черт, играет так. Он берет снег в пригоршни и, скупо улыбаясь, дует на него. Снег летит. Тогда начинается на Чукотской земле белый крутень, снежное кипение, ледяной шторм. Великий ветер носится в неистовой исступленной пляске со стонами и свистами, словно все жившие на земле собрались на шабаш и бьют в ярары — священные бубны. <...>
Во время пурги чукча не молится богу, мысли чукчи отданы Келю. <...> Кель — белый чукотский черт, владыка белого мира — боится всего черного. Он бессилен, когда оттаивает черная земля, поэтому заботливая жена всегда мажет лицо уезжающего мужа сажей.
Старый чукча-охотник в яранге рассказывает русскому гостю чукотские были, а за стенками моржового вигвама бесится пышная пурга — игрище белого Келя. <...>
— Я слышал от моего деда, а мой дед узнал от своего деда. Триста раз приходила с Ледовитого океана полярная ночь, триста раз прилетали птицы с юга — с тех пор. Тогда первый раз увидели люди Келя. Он пришел и назвал себя казаком. Он жил среди людей и снова пропал.
При полыхании северных сияний в дикарских вигвамах живет легенда о русском казаке Семене Дежневе, в 1648 году обогнувшем Чукотский полуостров и открывшем русским глазам чукотские земли. <...>
О Келе, голубых песцах и полярных ночах рассказывает мне, гостю, старый охотник, хозяин моржовой юрты. <...>
— Триста раз приходила весна. Триста раз кричали прилетевшие с юга птицы. Только раз приходил Кель и называл себя казаком. Теперь Кель снова пришел. Его зовут сыном Бай, и он живет в Уэлене. <...>
Кель рос как маленький чукча. Мать нежно обнюхивала его. Он повизгивал по-песьи. Люди смотрели и завидовали Бай, матери будущего китобоя. Когда мальчик подрос, все увидели, что он упрям, силен и дерзок, как мужчины, приезжающие на шхунах. Семилетним мальчуганом Кель впервые участвовал в охоте. А когда ему минуло двенадцать лет, он ушел из яранги в . <...> Тогда он не был еще признан Келем. Это ошеломляющее признание и неожиданная слава пришли весной, когда сына красавицы Бай потянуло на охоту. Он пропадал из фактории два дня и вернулся с одной шкуркой голубого песца. Шкурка была весенней, не ценной, но будущий Кель удачно продал ее и, получив расчет, ушел в тундру.
Года полтора о нем не было никаких вестей. Потом охотники увидели необычную картину. На морском берегу стояла хижина. Вокруг хижины расстилалось дикое место, обнесенное рвом и стеной из камней. Около хижины стоял Кель, а неподалеку резвились детеныши голубого песца. Затаив дыхание, охотники простояли час, а может быть, и два. Они видели взрослых голубых песцов, более пугливых и диких, чем детеныши, но все-таки прирученных загадочным Келем. Охотники ушли так же тихо, как и пришли. Но с этой весны пошел по тундре слух о пришествии Келя, которому послушны гордые, пугливые, драгоценные звери.
Чукчи — охотники и звероловы. Они могли допустить, что сын красавицы Бай любит есть хлеб и постиг грамоту русских. Но его дружба с самыми пугливыми из зверей тундры была выше их понимания. Чукчи ходили к шаманам. Шаманы сказали, что это второе пришествие Келя. Так создалась легенда о Келе. <...>
Я спрашивал о дальнейшей судьбе Келя и его ручных голубых песцов. Чукчи молчали. <...> Уезжая с Чукотского полуострова, я посетил Уэлен. Келя я отыскал без труда. Настоящее его имя было Николай Чаунов. <...>
— Меня зовут Кель. Вы знаете, что это значит «нечистый дух», «черт»? <...>
— Мне рассказали о вашем опыте с голубыми песцами.
Я разбередил незажившие раны Келя. Он запылал внутренне и заговорил, чуть-чуть теряя обычную сдержанность:
— Я вам расскажу о себе. Моя мать туземка. Отца я не знаю. Я до беспамятства люблю север, Чукотский полуостров, полярную ночь. И вместе с тем меня тянет в города, о которых я читал, но которых не видел. <...> Двенадцати лет я ушел из дома. Восемнадцати лет я убил голубого песца. Тогда же я покинул факторию. Это веха моей жизни, после которой я отдал себя одному делу. Это дело — голубые песцы... <...> Я работал в фактории Дальгосторга и знаю толк в мехах. С каждым годом голубых песцов становится все меньше и меньше. Песцов истребляют хищнически. Им не дают плодиться.
— С песцами повторяется старая история, — сказал я. — Вымерли зубры. Вымирают бизоны и бобры. Теперь на очереди голубые песцы и соболя.
— Да. И я решил песцов сохранить. Немного труда, немного энергии — и песцов на Чукотском полуострове будет больше, чем моржей и тюленей. Это не фантазия и не бред. Я уже пробовал. У меня был небольшой питомник. Три пары голубых песцов дали приплод. Маленькие песцы были ручными и ласкались, как щенки.
— Почему же вы бросили это интересное дело?
Кель снова заволновался. Это я заметил, впрочем, только потому, что он крепче сжал зубами папироску.
— Кто-то пустил слух, что я Кель. К моей избушке стали ездить чукчи-охотники. Потом я захворал. Когда я встал с постели после трех дней жара и бреда, стены питомника были разрушены, а песцы пропали. Пропали труды полутора лет.
— Что же вы делаете теперь?
— Я готовлюсь к большим работам. Я учусь. Я прочитал все книги, какие есть в Уэлене. <...> Через полмесяца я еду в Москву учиться, мне это необходимо.
— А потом?
— А потом я приеду сюда разводить голубых песцов.
* Торговое поселение и торговая контора в этом поселении.
Иллюстрация: Андрей Дорохин
Материал опубликован в журнале «Вокруг света» № 5, май 2019
