Эти пять музыкальных произведений — совсем не шутки своих авторов. По крайней мере, каждое из них имеет рациональное объяснение. При этом, чтобы оценить их странность и уникальность, не нужно иметь музыкального образования.
Будьте внимательны: «4′33″» Джона Кейджа
Пожалуй, самым известным произведением из нашего сегодняшнего плей-листа можно с уверенностью назвать пьесу «4′33″» композитора Джона Кейджа, одного из ведущих авангардистов второй половины прошлого века и одного из самых влиятельных американских композиторов, а также философа и новатора в области сочинения и исполнения музыки. Название пьесы следует читать как «Четыре минуты тридцать три секунды», что обозначает ее длину. Сочинение состоит из трех частей и рассчитано на любое количество музыкантов, которые могут использовать любые инструменты. Дело в том, что все указанное время они находятся на сцене, но не издают ни звука.
Все это не шутка и не издевательство над слушателями, как можно было подумать. Пьеса — это воплощение идеи Кейджа о том, что любые звуки могут составлять музыку, и в данном случае слушателям предлагается уделить внимание звукам, которые наполняют концертный зал, когда в нем воцаряется молчание.
Больше того, по мнению композитора, не существует такой вещи, как тишина, так как человек, пока жив, издает звуки, в том числе непроизвольно, а следовательно (это уже наше пояснение), всегда есть и музыка, даже когда музыканты и зрители молча сидят в зале.
Впервые «4′33″» была исполнена в 1952 году и считается самым известным сочинением композитора, а сам Кейдж называл ее еще и главным своим произведением. К идее пьесы он шел, по-видимому, не один год — продолжительные периоды тишины в его работах встречались и ранее, хотя он и не был первым, кто «сочинил молчание». Скажем, еще в 1897 году французский композитор Альфонс Алле опубликовал «Траурный марш для похорон глухого», партитура которого состояла из пустого листа нотной бумаги, правда, идея за этим сочинением скрывалась совсем иная.
Помедленнее, пожалуйста
Еще одно весьма специфическое произведение Джона Кейджа называется Organ²/ASLSP . За аббревиатурой ASLSP скрывается английская фраза As slow as possible , то есть «Как можно медленнее» — по указанию автора относительно темпа исполнения. И хотя произведение состоит всего из восьми страниц нотного текста — из восьми частей, одну из которых по своему выбору музыкант должен был бы пропустить, а еще одну исполнить дважды, — исполнение его силами одного музыканта занимает долгие часы. Так, на органе, который может воспроизводить звук при нажатых клавишах неопределенно долго, при условии что в трубы подается воздух, силами одного музыканта пьесу однажды играли в течение 14 часов 56 минут.
В 2001 году, спустя девять лет после смерти Кейджа, инициативная группа решила пойти еще дальше в удовлетворении желания композитора относительно темпа исполнения данного сочинения. Для этого в небольшой 1000-летней церкви Св. Бурхарда, что в германском Хальберштадте, установили специально подготовленный небольшой орган с электромеханическим нагнетанием воздуха, который должен будет исполнять произведение в течение 639 лет. Длина каждой ноты при этом рассчитана математически, а нужные клавиши зажимаются с помощью мешочков с песком. Переход от одной ноты к другой собирает немало поклонников, тем более что происходит это реже раза в год (точное расписание и подробная информация опубликованы на
Немного терпения: Vexations Эрика Сати
Джон Кейдж имеет прямое отношение к еще одному произведению, которое никак нельзя не упомянуть, если уж речь зашла о странных, но вполне серьезных музыкальных сочинениях: именно Кейдж принял деятельное участие в первом публичном исполнении Vexations французского композитора Эрика Сати.
Сати написал произведение, по-видимому, в последнее десятилетие XIX века, но не опубликовал: листок с нотной записью был найден среди других бумаг в доме Сати только после его смерти в 1925-м, а опубликован и того позже — после Второй мировой войны. Что в нем необычного? На первый взгляд, ничего: исполнителю (очевидно, на фортепьяно, хотя инструмент не указан) предлагается сыграть небольшую пьесу без запоминающейся мелодии, четко определяемой структуры и в целом некомфортную для неподготовленного слушателя. Но сделать это нужно 840 раз подряд, «предварительно подготовившись, в глубочайшей тишине и серьезной неподвижности». Первое исполнение Vexations было осуществлено в 1963 году командой из 12 музыкантов, включая уже упомянутого Джона Кейджа, и заняло более 18 часов. Полностью произведение выслушал всего один человек из немалого числа пришедших на премьеру. Если захотите повторить его подвиг, воспроизведите приведенный ниже ролик 48 раз.
Что же хотел сказать автор своим произведением? Мы толком не знаем, сам Сати никаких комментариев не оставил. У исследователей есть несколько версий: одни считают это ядовитой критикой (Эрику Сати вообще выла свойственна злая ирония, ядовитые шутки и болезненные уколы в отношении тех, кто ему не нравился) вагнеровской концепции бесконечной мелодии, другие — исследованием скуки, третьи (и нам такое объяснение видится наиболее интересным) полагают, что идея автора состояло в следующем: приятность музыки для нашего слуха — результат привычки к той или иной гармонической и ритмической схеме, но можно создать привычку и к непривычным, а следовательно, некомфортным и даже неприятным гармониям и ритму — через многократное (840 раз, например) повторение. А может, все дело было в том, что как раз во время сочинения этого произведения Сати имел краткие, но весьма интенсивные отношения с художницей и моделью Сюзан Валадон, и произведение стало результатом их ссоры или расставания: слово vexations переводится с французского как «притеснение, досада, раздражение, неприятности, обиды».
Учимся у птиц: «Пробуждение птиц» и другие произведения Оливье Мессиана
Послушайте — не правда ли, похоже на птичий гомон? Неудивительно — автор этого сочинения, французский композитор Оливье Мессиан, с детства интересовался птичьим пением и использовал его имитацию в большом числе своих произведений, а это прямо называется «Пробуждение птиц».
Есть птицы и, вероятно, в самом известном его произведении — «Квартет на конец времен», — которое он сочинил, попав в германский лагерь для военнопленных в 1941-м; там же состоялось и первое исполнение — силами заключенных.
Впоследствии композитор провел немало времени, слушая птиц, в том числе экзотических, вдалеке от Парижа, и записывая их пение нотами. Зачем? Птицы подсказывали Мессиану гармонии и ритмы, а кроме того, композитор считал, что именно пернатые в песнях наилучшим, самым чистым образом радуются Богу и прославляют Его. Тут надо, наконец, указать, что Мессиан был верующим католиком и более 60 лет проработал органистом в парижской церкви Святой Троицы.
Притом сочинения Мессиана — это, конечно, далеко не только птичье пение. Он вообще-то считается одним из крупнейших композиторов XX века, оказавших влияние на многих авангардистов второй его половины. Но птицы явно напели ему что-то. Впрочем, не ему одному: имитацией птичьего пения, хотя и с адаптацией к вкусам слушателей, европейские композиторы занимались еще начиная с эпохи Возрождения (например,
На земле и в воздухе: «Струнно-вертолетный квартет» Карлхайнца Штокхаузена
Раз уже мы заговорили о птицах, то задержимся в воздухе. Правда, не с птицами, а с вертолетами и немцем Карлхайнцем Штокхаузеном, которого музыковеды и критики называют чуть ли не самым важным академическим композитором второй половины XX — начала XXI века. Его сочинения тоже непросты для восприятия, но это обычное дело для академической музыки XX века, особенно второй его половины.
Оцените размах: модератор объявляет зрителям, собравшимся в концертном зале, имена музыкантов струнного квартета и рассказывает, что их ждет. Затем под прицелами телекамер музыканты проходят каждый к своему вертолету, забираются внутрь, вертолеты взлетают и кружат в радиусе 6 км от аудитории, пока музыканты исполняют музыкальную часть сочинения.
Звуки, издаваемые музыкантами, их инструментами и лопастями вертолетов, передаются в аудиторию по радио и обрушиваются на зрителей с четырех сторон в течение примерно получаса. После этого вертолеты приземляются и музыканты возвращаются в зал. Все происходящее постоянно снимается на камеру, картинка тоже передается на экраны в зале. Ансамбль и набор инструментов, необходимых для исполнения произведения, таким образом, включают двух скрипачей, альтиста, виолончелиста с соответствующими инструментами, четыре вертолета, к каждому из которых прилагаются пилот и звукооператор, а также телевизионный передатчик, трехканальный передатчик звука, звукорежиссер с пультом и, наконец, концертный зал с экранами и колонками. Ну и зрители и (опционально) модератор.
Впервые все это было исполнено в 1996 году. «Струнно-вертолетный квартет» сразу же стал самым известным и наиболее показательным произведением академической музыки последнего десятилетия прошлого века и с тех пор исполняется регулярно, хоть и нечасто. Нельзя сказать, что ролик на YouTube или даже качественная запись передает происходящее во всей его мощи. Мы не можем также гарантировать, что вам понравится что-то из услышанного, хотя в XX и тем более XXI веке от академической музыки никто, кажется, и не ждет, что она будет нравиться.
Зато за всем этим скрывается как минимум две большие идеи. Первая вам уже знакома по первому разделу: в XX веке музыкой могут быть любые звуки, включая (почему бы и нет) ритмичный и изменяющийся звук вращения лопастей вертолета, такая специфическая ритм-секция. Вторая идея состоит в том, чтобы показать, что музыка может рождаться вне единого пространства и прямого контакта музыкантов и слушателей. Собственно звуки, составляющие «Струнно-вертолетный квартет», появляются как единое целое только будучи воспроизведенными динамиками в концертном зале, в то время как музыканты физически отделены как друг от друга, так и от аудитории.
И все-таки они шутят. Иногда
Было время, когда композиторы если и сочиняли какую-нибудь странноватую музыку, то делали это в шутку. В частности, у Вольфганга Амадея Моцарта есть произведение «Музыкальная шутка», в котором собраны все возможные ошибки по части гармонии и ритма, которые мог бы совершить дурной или просто неопытный композитор. Впрочем, в последние лет сто двадцать такого рода решения стали применяться композиторами совершенно сознательно и отнюдь не по незнанию курса музучилища, но это уже совсем другая история...
Изрядно повеселился, по-видимому, и композитор Франц Йозеф Гайдн, сочиняя свои 60-ю и 94-ю симфонии. Помимо прочего, заскучавшего от любви к классике слушателя в них развлекут внезапные громкие аккорды и прочие нестандартные приемы. Но, как это часто бывает, сегодня такие шутки понятны далеко не каждому.
А вот с приписываемой итальянскому оперному композитору Джоакино Россини (но сочиненной не им) вокальной пьесой «Кошачий дуэт» для двух женских голосов вопросов обычно не возникает. Она особенно хорошо поднимает настроение слушателей в конце длинного концерта после какого-нибудь особенно надрывно-трагического номера.
В конце останется только один: «Симфоническая поэма» Дьёрдя Лигети
А вот еще одно относительно современное музыкальное произведение (впервые исполнено в 1963 году) от коллеги Карлхайнца Штокхаузена, австрийского композитора венгерского происхождения Дьёрдя Лигети. Сочинение исполняют так: на сцене устанавливается сто метрономов, у каждого из которых завод рассчитан на определенное время и каждому из которых задан свой темп. После некоторого периода тишины (от двух до шести минут, по желанию) по команде дирижера исполнители в числе десяти человек запускают каждый свой десяток метрономов и уходят со сцены (в 1995-м было придумано и впервые использовано приспособление, позволяющее запускать метрономы автоматически и обходиться без исполнителей-людей).
Вначале все это, конечно, звучит как совершеннейший хаос, но постепенно, по мере того как все больше метрономов останавливается, становятся слышны отдельные. В конце концов, в полной тишине остается только один — вскоре замирает и он.
Вообще-то, если оказаться в концертном зале в подходящем расположении духа, такое произведение может произвести немалое впечатление: «Рано или поздно всё закончится — даже самый стойкий замолчит». Критики, впрочем, полагают, что Лигети задумал это произведение как сатиру на многоголосицу направлений и школ в академической музыке середины прошлого века, а также на стремление композиторов-авангардистов давать своим произведениям какие-нибудь громкие названия, не имеющие отношения к содержанию — ровно как в случае с «Симфонической поэмой», которая, как нетрудно заметить, не является ни симфонической, ни поэмой. Ну и да, тут снова доказывается известная мысль: музыкой может быть что угодно.
Фото в анонсе: Wikimedia Commons