Заповедные люди: как защищают природу «рейнджеры» Саяно-Шушенского заповедника

Все это сотрудники Саяно-Шушенского заповедника делают явно не ради зарплаты в 15 000 рублей (в 2019 году. — Прим. Vokrugsveta.ru). Зачем же?

Саяно-Шушенский заповедник. От места ссылки Ленина — сотня километров, почти столько же до самой мощной ГЭС в России. А дальше дикая тайга, горы, поросшие непроходимым лесом.

Когда-то в этих глухих местах горы были высокими, а ручейки, сбегающиеся к седому Енисею, мелкими. Потом решили строить гидроэлектростанцию и запереть могучую реку между скал, тогда притоки стали полноводными, а сам Енисей поднялся на 40 метров, затопив солнечные лужайки и подножия Саянских хребтов, где любили гулять лисы и росла гигантская земляника.

Зверью пришлось уходить в горы. «Говорят, у нас снежный барс, высокогорное животное, обитает слишком низко, — рассказывают сотрудники заповедника, — но вообще-то барс живет где ему положено, просто вода поднялась высоко». Заповедник — следствие ГЭС: его организовали, чтобы посмотреть, как поведет себя природа в зоне затопления, когда будет меняться климат.

Чтобы попасть на один из шести кордонов (сторожевых постов), нужно плыть 10 часов на катере, по реке, усеянной бревнами, похожими на обглоданные кости. Этим зализанным волнами стволам больше полувека, но до сих пор они носятся по бескрайним просторам Енисея. Говорят, даже на дне в некоторых местах деревья стоят, как вертикальные водоросли, поэтому наш корабль идет строго по центру реки, не сбиваясь с фарватера.

На звериной тропе

Сегодня мы, участники экспедиции фонда Notivory, защищающего и восстанавливающего популяции исчезающих видов животных, вместе с сотрудниками заповедника выходим в рейд по поиску браконьеров и их капканов. Еще проверим фотоловушки, установленные с помощью фонда.

В противоклещевых костюмах продираемся сквозь заросли. Руки исцарапаны колючками, со всех сторон атакуют комары, кажется, по всей тайге стоит их заунывный звон. Дождь хлещет в лицо, ползешь круто в гору и соскальзываешь, через час дождевик начинает мешать, внутри становится душно, как в сауне. Лучше уж промокнуть до нитки.

Чтобы взбодрить команду, начальник службы охраны Владимир Сергеевич всю дорогу травит байки — про медведя, который каждый год ходит к одному и тому же дереву отмечать когтями, на сколько вырос, еще про что-то… И вдруг кричит: «Эй, все сюда! Лежбище браконьеров! Здесь они останавливались на ночевку. Значит, где-то рядом стоят петли». Лежбище — площадка под навесом из еловых лап, рядом следы костровища.

Скоро находим и звериную петлю: это металлическая удавка, привязанная к толстому деревянному колу, вытесанному из ствола средних размеров. Палка называется потаском, от слова «тащить». Животное, попавшее в петлю, пытается выбраться, но кол тащится за ним и только затягивает удавку. Такие ловушки одна за другой выстраиваются в «путик», который тянется порой на 10 километров и закольцовывается. На одном таком путике может быть несколько сот петель. Матерые браконьеры знают, где их ставить, на подходе к воде например. Ничего не подозревающий зверь идет на водопой и ныряет головой в петлю.

Браконьеров интересует кабарга, мелкое парнокопытное — смешное безрогое животное с клыками и слишком длинными задними ногами, из-за чего по прыжкам отдаленно напоминает кенгуру. У самцов кабарги в паху находится мускусная железа. Грамм мускуса на черном рынке стоит 1000 рублей, у одного самца можно взять до 24 граммов.

— Браконьерам нужны самцы, «девочек» они выбрасывают, — говорит юный оперативник с ружьем. — Из-за одного добытого «мужика» (они попадаются реже) погибает 5–6 самок. Мясо тоже не используют, потому что отсюда много не вывезешь, только самое необходимое. Но звери-то ходят по тайге одними и теми же тропами. Поэтому в этих петлях гибнет все живое. Мы медвежонка находили, козлов, маралов. Иногда еще живых. Вытаскивали из петель, делали все, что могли, но не помогало. Однажды только спасли кабаргу — она плакала, как ребенок.

Ужасная трагедия произошла пять лет назад, когда погибла самка снежного барса, только что родившая трех котят. Мать пошла добывать пищу и попала в петлю. Смогла вырваться, но не выжила, погибла от ран. Умирающую барсиху засняли фотоловушки, и сотрудники заповедника бросились искать осиротевших детенышей. Но не нашли, малыши тоже погибли — от голода.

Спецы по выживанию

Главное приключение в этой экспедиции — знакомство с сотрудниками заповедника. Ответственная за прием гостей и экологическое просвещение красавица Альбина, так лихо управляющая вездеходом, что у бывалых оперативников дух захватывает.

Владимир Сергеевич — начальник службы охраны, похожий на молодого Шварценеггера. Юный госинспектор, оперативник Ваня, которому ружье и камуфляж добавляют солидности. Ученый Станислав с диковинной профессией — лесопатолог, то есть специалист по болезням леса; на всю страну не больше тысячи таких специалистов. Александр — бравый капитан старенького судна со странным названием «Амыл» (если корабль застревает или садится на мель, капитан, крепко матерясь, ныряет в ледяные волны Енисея и собственноручно выталкивает свою «ласточку»)… С такими не пропадешь: хоть в разведку, хоть на войну.

Зарплата в заповеднике у оперативника, ходящего в рейды, — 15 тысяч рублей. При этом на работу сюда попасть сложно: Саяно-Шушенский славится жесткой кадровой политикой. «Нам нужны люди здоровые, выносливые и с долей фанатизма. Без любви к природе работать тут невозможно», — объясняет Шварценеггер.

Мы стоим у обелиска с мемориальными табличками. Это профессиональное кладбище. 76 имен на скале — работники заповедника, погибшие при исполнении служебного долга. Кто-то утонул, кто-то сорвался в пропасть, кого-то застрелили браконьеры. Был случай, когда в рейде инспектор упал со скалы, вывозили санитарным вертолетом. В другой раз группа в тайге заблудилась, выбирались трое суток, без еды и воды. Недавно рядом с оперативниками сошел сель, чуть не засыпало.

А самое страшное случилось в 1994 году, когда без вести пропала целая опергруппа из четырех инспекторов. Остановились в тайге в путевой избе на ночевку. Когда в назначенный срок не вернулись, коллеги бросились их искать. Обнаружили избушку, залитую кровью. На столе стояли нетронутые котелки с супом, а самих тел не было. Люди исчезли. Кровавые следы вели в сторону границы с Тывой и там терялись.

«Это в городе пропавшего человека рано или поздно отыщут, — говорит Ваня, — а тайга свою добычу не возвращает, все прячет. Здесь тебя под любое дерево засунут, и никто никогда больше не увидит. Или медведь сожрет, или мыши. И браконьеру часто удобнее расправиться с тобой, чем штраф платить. Ведь он мог за несколько дней из нищего в миллионера превратиться, а ты его задержал — светит тюрьма или штраф. Конечно, браконьер будет отстреливаться до последнего».

Таежный триллер

— Как выглядят браконьеры? — спрашиваю ребят.

— Обычные люди с усталыми лицами. Они же не от хорошей жизни сюда идут. Часто нищие, безработные, у которых это единственный шанс что-то добыть, — вздыхают.

Больше всего браконьеров нападает на заповедник с юга — из Тывы, где у границы с заповедником стоят четыре села. И одно село в Красноярском крае — Верхнеусинское. Как правило, охотятся одни и те же люди.

В тюрьму браконьеры-кабаржатники попадают редко. Если их ловят на месте преступления, то штрафуют. Штраф за одну кабаргу — 300 тысяч, но расплатиться браконьеру, как правило, нечем. Судебные приставы описывают его нищенское имущество, некоторое время ходят с проверками, но в конце концов оставляют нарушителя в покое, так как взять все равно нечего.

— В октябре в урочище Шигнота поймали нарушителя, при нем было четыре мертвых кабарги — это больше миллиона, — говорит Владимир Сергеевич, Шварценеггер. — Кроме того, в лесу он построил избушку, так за порубленные деревья ему тоже насчитали 309 тысяч штрафа. Еще при нем была конопля — и получил шесть лет тюрьмы. Впервые у нас браконьеру дали реальный срок, но не за браконьерство, а за наркотики.

— Страшно то, что браконьер за свою ценную добычу сделает все, чтобы его не задержали, — говорит Ваня. — Тут либо пан, либо пропал: или унесешь «трофеев» на 200 тысяч, или на миллион оштрафуют. Случаи разные бывают, и стрельба, конечно. В мае нарушители на лошадях открыли огонь… По сути, да, это у нас война, потому что в лесу все вооружены.

В конце разговор сводится к тому, что счастья этот промысел не приносит: «Да, бывает, браконьеры быстро богатеют, покупают недвижимость, дорогие машины. Но потом так же стремительно вдруг начинают опускаться: пропивают собственные дома, становятся наркоманами, попадают в аварии».

Все мы странные

Логотип заповедника — парочка: снежный барс и горный козел. «Они друг без друга не могут, — объясняют сотрудники, — барс и козел взаимозависимы. Один другому дает пропитание, то есть жизнь. Другой обеспечивает сохранность, то есть тоже жизнь. Вот такая философия».

К философским размышлениям заповедник очень даже располагает, особенно на отдаленном кордоне. Ваня как-то сидел на таком три месяца. Кордоны расположены на границах заповедника или по линии водохранилища. Работают там по два инспектора, они проверяют документы у всех, кто проезжает.

Енисей — дорога общего пользования, но у тех, кто проплывает по реке, должны быть пропуска в заповедник.

Кордонные сотрудники внимательные и хозяйственные. Вот, например, инспекторы кордона Керема, куда мы заехали по дороге. Один из них сушит травы на чай — избушка инспектора напоминает хоромы Бабы-яги.

— Мы все здесь странные, — смеется Альбина, — у всех необычное хобби. Владимир Сергеевич плетет кожаные кошельки и браслеты, я делаю предметы для дома и интерьера, Стас ульи завел и баню строит своими руками… И у всех есть домашние питомцы, как будто нам на службе зверей мало!

Работники заповедника знают, кого защищают, многим зверям дают имена. И рассказывают о них, как о своих питомцах, даже если вживую не видели.

Саяно-Шушенский — первый заповедник в нашей стране, где стали ставить фотоловушки. Они позволяют многое узнать о жизни самых скрытных животных — манула, барса. Когда начинают смотреть флешки со «звериными фотосессиями», умиляются: «Смотрите, медведь что вытворяет, резвится. А лиса-то какая счастливая, как будто улыбается».

Особый восторг, когда на фотографиях запечатлен бок или попа снежного барса — шкура с характерными «розетками»: значит, живы-здоровы котики.

«Это Монгол — крупный кот с раскосыми глазами, — показывают хозяева заповедника фототрофеи. — Монгола в 2009 году поймали, повесили на него ошейник с чипом, чтобы отслеживать перемещение. Но барс через месяц сорвал ошейник и скрылся в неведомом направлении. А это Ихтиандр, он не боится воды, даром что кошка, однажды переплыл Енисей».

«Вообще, у каждого зверя свой характер, — говорит наблюдательный Ваня. — На одном из кордонов у нас живет вредный медведь: за лето несколько раз приходит в охотничью избу, рвет матрасы, все ломает, раскидывает. Чего хозяин только не делал, последний раз оставил баллончики вонючие от клещей и с монтажной пеной в надежде отпугнуть зверя. Но медведю хоть бы что: баллончики смял и опять все в доме разгромил. Думаем, косолапый так развлекается».

Часто сотрудники заповедника становятся перед выбором: вмешиваться ли, когда, например, хищник добывает себе пропитание — скажем, волк нападает на косулю. «Одного жалко, что голодным останется, другого жалко, что его съедят», — вздыхает Альбина.

«Я считаю, главное — минимизировать любое влияние человека на природу, и она сама без нас выживет, главное — не губить ее», — говорит философ Стас.

По правилам, человек в заповеднике не должен менять естественные процессы, происходящие в природе, но иногда не получается. Недавно оперативники увидели, как соболь нападал на кабаргу, откусил ей ухо и загнал на камень в воде. Еще немного — и мелкий хищник загрыз бы несчастную. Но кабарге повезло: оперативники прогнали соболя.

— А что с браконьерами? — спрашиваю ребят на прощание. — Переведутся ли они когда-нибудь?

— Браконьерничают в основном старики, молодежь неохотно перенимает навыки незаконного промысла. Но пока есть спрос на черном рынке на струю кабарги, медвежьи лапы и оленьи рога, браконьеры не переведутся. И мы, охрана, уж точно никуда не денемся. Времена такие, что людям надо защищать природу от самих себя.

_{Фото: Алексей Осокин (X5), Stefano Tiozzo, Государственный Заповедник «Саяно-Шушенский» (X2)}

_{Редакция благодарит администрацию Саяно-Шушенского заповедника и Фонд содействия сохранению дикой природы Notivory за помощь в подготовке материала.}

_{Материал опубликован в журнале «Вокруг света» № 11, ноябрь 2019, частично обновлен в сентябре 2022}