Трудное счастье жителей Курильской гряды: репортаж

С территории военного аэродрома Буревестник группу журналистов, в числе которых я и фотограф Константин прибыли на остров Итуруп, вывозили по-солдатски сурово — под брезентовым пологом в кузове «Урала».

Столь «радушный» прием объяснялся просто: на любом другом транспорте перемещаться по острову проблематично. Минут пятнадцать мы глотали пыль и, сидя на деревянных лавках, утрамбовывали внутренности на каждой кочке разбитой грунтовой дороги, пока грузовик не выехал на океанский берег с черным вулканическим песком, разглаженным отливом.

У солдата выходной

Поселок Горячие Ключи, где расположены военная часть и казарма, ненадолго ставшая нашим приютом, населен семьями военных. Невзрачные трехэтажные панельные дома сиротливо жмутся друг к другу на фоне величественных вулканов. Подъезды и проржавевшие детские площадки оккупировали бесхвостые коты. Курильские бобтейлы, стоящие в Москве десятки тысяч рублей, на Итурупе — обычное дело.

Магазины в Горячих Ключах, как правило, не имеют даже вывесок и находятся на первых этажах «панелек». На прилавках из экзотики — южнокорейские и китайские напитки, прессованные водоросли, лимоны по 350 рублей. «За штуку?» — морально готовый к состоянию аффекта, спросил я продавщицу. Та, равнодушно взглянув на меня, ответила: «Почему? За килограмм». «Все равно как-то очень дорого», — не унимался я. «Ну, а что вы хотите? Продукты везти с материка приходится. Логистика сложная».

В хозяйственном магазине, обустроенном по соседству с продовольственным, мы спросили про сим-карты для интернета. С ним на Итурупе беда, равно как и с мобильной связью. «Вам на месяц?» — уточнила девушка за прилавком. «Нет, мы ненадолго сюда, всего на пять дней». «Все так говорят…» — буднично промолвила продавщица. По спине пробежал холодок. После активации карт ситуация с интернетом почти не изменилась.

В двух километрах от населенного пункта находится главная его достопримечательность, давшая название поселку, — термальный источник. На его поиски мы отправились вдвоем с Константином, отделившись от общей группы журналистов.

Источник оказался внутри неприметного здания, окруженного столбами пара. «Вам чего тут надо?» — не очень приветливо спросил нас мужик на входе. «Ванны хотели посмотреть», — ответили мы. «Нет, нельзя. Закрыто на мероприятие!» — отрезал собеседник. Пришлось ходить с козырей: «Мы журналисты из Москвы». «Сейчас клиенты приедут, поймите», — начал оттаивать мужик, потом махнул рукой: «Ладно, смотрите, только быстро».

Мы вошли в большой зал, который, судя по потемневшему кафелю, не ремонтировали с японских времен. Посередине находился бассейн в виде восьмиугольника, разделенного на сектора. На длинном столе рядом с ним были выставлены блюда с красной рыбой, мясом краба, плошки с красной икрой, бутылки с пивом и водкой. «А как можно попасть к вам… на мероприятие?» — глядя на угощения, поинтересовался я. «Не знаю, — рассеяно ответил „банщик“. — Все вопросы к командиру части». В этот момент приехали клиенты на автомобилях с черными номерами. «Все, ребята, давайте на улицу».

Ночь в казарме прошла без сна: залихватский храп смешивался с пронзительным скрипом, который издавали двухъярусные койки от малейшего движения на них. Рождавшаяся какофония надолго застревала в тягучем воздухе. Утром, почесываясь от клоповых укусов, мы с Константином решили переехать в лагерь, разбитый на берегу Тихого океана, где обитали основные участники экспедиции — ученые.

Лагерная жизнь

В день нашего приезда в лагере царило оживление: группа ученых отправлялась исследовать вулкан Кудрявый. Десантировались вулканологи с помощью военного вертолета, который по плану должен был забрать их с объекта через два дня. Но… вечером начался тайфун.

В палатке на двадцать человек, куда нас с Костей определили на постой, не оказалось печки. Поэтому спать приходилось в полном обмундировании, включая берцы, куртку и шапку. И накрывшись с головой одеялом. «А как сушиться после дождя?» — спросил я первым делом главного по лагерю, поймав его возле умывальников. Он развел руками.

Проходивший в этот момент мимо ученый, молодой чуть полноватый парень, сочувственно произнес: «Вообще-то мы сейчас на широте Крыма, но погода, да, далеко не крымская! Здесь проходит холодное течение, с чем Курилам сильно не повезло, в отличие, скажем, от Аляски…»

Я отвлекся от бытовых неурядиц: «А вы климатолог?» Ученый, представившийся Дмитрием Мягковым, ответил, что он тектонофизик. «Ну и как, в ближайшую неделю тряхнет?» — я решил сразу выяснить, к чему еще готовиться. «Ну, — неопределенно протянул Дмитрий, — катастрофическое землетрясение, когда, например, в земной коре формируются зияющие разломы, здесь должно произойти в ближайшие 20–30 лет».

Оценив произведенный эффект, ученый продолжил: «Вообще, Курильские острова — это шов, который получился в результате того, что именно здесь одна тектоническая плита заходит под другую. На границе плит накапливается напряжение и происходят катастрофы. Это объясняет все: и вулканизм, и тектонику, и землетрясения». «…И малочисленность населения», — закончил я его мысль.

Дмитрий кивнул: «Да, но в Японии идут те же самые процессы. Просто Курилам действительно климат подмочил репутацию. Здесь высокая влажность, не утихают дожди. А когда выглядывает редкое солнце, начинается удушающая жара. Местные говорят, что жить на Курилах тяжело. Но зато красота-то какая вокруг!»

После обеда, который состоял из гороховой каши, хлеба с маслом и чая, я отправился на берег океана любоваться красотой. Встретив на берегу востоковеда из РАН, я решил расставить все точки над « i»: «Скажите как востоковед: Курилы чьи?»

Станислав Офертас сверкнул очками в роговой оправе и хихикнул в густую с проседью бороду: «Судите сами: японцы владели островами 90 лет, русские — 190. При этом первыми осваивать Курилы стали наши соотечественники. Изначально здесь жили племена айнов, которых русские крестили, а японцы в итоге истребили».

«То есть потомков айнов сейчас на островах не найти?» Востоковед пожал плечами: «Попробуйте, но последние представители этого народа, насколько мне известно, живут в Японии. Они в качестве ряженых играют там в фольклорных ансамблях».

Апокалипсис сегодня

На поиски коренных жителей мы с фотографом отправились следующим утром в поселок Горное. По словам Офертаса, в каждом населенном пункте на Итурупе свой микроклимат, вот в Горном — самый суровый и непригодный для жизни. На мой логичный вопрос, зачем же там живут люди, востоковед ответил, что исторически в Горном селились военные, обслуживающие аэродром Буревестник, построенный вместо старой японской взлетной полосы.

Горное — поселок-призрак. На первый взгляд, здесь никого нет и быть не может: мрачные ряды заброшенных панельных трехэтажек, зияющих пустыми глазницами окон. Из покинутых квартир доносится леденящее кровь карканье ворон.

Пространство между домами оккупировали бурьян и бамбучник, зловредное растение полутораметровой высоты с полыми стеблями. Но, приглядевшись, замечаешь: где-то тарелка антенны, где-то вставленный стеклопакет или повешенная на окно занавеска. Дом может быть на три четверти заброшенным, а на четверть жилым. Встречаются и просто развалины — нагромождение арматуры и битого кирпича.

На окраине городка мы заметили работающий магазин-хозблок, на двери которого висела афиша гастролей в Горном Сахалинского театрального центра имени Чехова. Продавщица-пенсионерка Светлана на вопрос: «Как вы здесь живете?» — без тени иронии ответила: «Как на вулкане. Каждую ночь ложусь спать и думаю: лишь бы не тряхнуло. И так с 1994 года, когда случилось сильнейшее землетрясение с жертвами».

Я кивнул за дверь, в сторону поселка: «А это все его последствия?» «Это последствия расформирования авиаполка. В середине девяностых основной контингент перевели в другие районы острова, а в Горном остались развалины».

Помолчав, продавщица добавила: «Раньше здесь хорошо было, жизнь была. А сейчас молодежи, конечно, делать нечего. В принципе, на острове в основном военные служат. У бюджетников здесь высокие зарплаты, надбавки и так далее. Зарабатывают деньги и уезжают на материк. Но многих остров не отпускает, остаются здесь». «В смысле не отпускает?» — уточнил я. «Ну, привыкают люди…» — пожала плечами Светлана.

Выйдя из магазина, мы направились в школу, переделанную из казармы. Во дворе бригада рабочих строила новую спортивную площадку. По словам директора учебного заведения Лидии Костровой, в школе 74 ученика.

«Учителей хватает, — рассказала она. — Условия отличные: средняя зарплата учителя — 90 тысяч рублей, к климату мы адаптировались, медведи здесь сытые и добрые, так как в реках много рыбы. Продукты в магазины завозят круглый год. Отдыхать и лечиться ездим в Японию, у нас с ними безвизовый режим… Разруха? Ну, а что с ней поделаешь»?

Последний день Помпеи

Тем временем запланированный срок нашего пребывания на Итурупе подходил к концу. Однако начавшийся несколько дней назад тайфун, перешедший в дождь, не заканчивался. И военные корабли, которые должны были перевезти нас на Уруп, из-за волн не могли выйти из порта.

Но одна ночь внезапно выдалась ясной. Можно было покинуть палатку и постоять на краю земли, не намокнув. Мы с Костей вскарабкались на вершину невысокого холма, у подножия которого находился лагерь. Света звезд хватало, чтобы увидеть океан и очертания вулканов, грубо кромсающие небо.

В какой-то момент я заметил нечто странное: вулкан вдруг озарился, и по его кромке вниз побежала оранжевая струя… У меня аж дыхание перехватило. «Костя, вот это везение, кажется, мы стали свидетелями извержения! Надо ученых будить». «Погоди будить», — засомневался мой напарник. Мы пристальней всмотрелись в уникальное природное явление. В это время моя память сопоставляла происходящее на горизонте с содержанием картины «Последний день Помпеи».

Эйфория улетучивалась на глазах: ведь извержение, если верить Брюллову, обычно сопровождается красочными спецэффектами, которые напрочь отсутствовали в нашем случае. Да и лава вроде должна струиться по склону, а не вспучиваться, как флюс на щеке… Минуту спустя я очень радовался, что никого не разбудил, потому что на середину неба из-за склона наконец выкатила полная луна.

На следующий день тема извержения получила продолжение: вместе с учеными мы отправились на вулкан Баранского. Территория, прилегающая к вулкану, изобилует экзотическими для городского жителя природными «аттракционами»: столбы пара, поднимающиеся над горячими источниками, отверстия в земле, наполненные кипящей грязью, участки потрескавшегося грунта, испускающие горячий газ.

«Аккуратней, можно провалиться! — крикнул мне знакомый вулканолог, когда я прошелся по такому участку. — Это фумарольные поля. По интенсивности выхода термальных газов можно делать выводы о перспективах извержения. На Курилах слабые извержения случаются раз в пять лет, умеренные — раз в одиннадцать, сильные — раз в двадцать два года. На Итурупе сильных извержений не было около 17 лет. Так что через пять лет ждем».

Мы прошли мимо проржавевшего остова какого-то промышленного монстра, рядом с которым валялись куски арматуры, бочки. Из разорванных труб, стелющихся по земле, под напором валил пар. В сторожке сидел охранник. Он представился Сашей и рассказал, что это остатки геотермальной электростанции, разрушенной в результате аварии в 2013 году. Ремонтировать ее не стали, а сохранившееся оборудование законсервировали.

«Сторожить недавно устроился, — сообщил Саша. — Раньше я рыбачил на юге Итурупа. Рыбаки в путину очень хорошо зарабатывают. Хотя я тоже не жалуюсь: за 10 смен у меня в среднем получается 30 тысяч рублей. Правда, здесь тоскливо немного». Саша закурил, помолчал и добавил: «А рыбы в последнее время стало мало».

В суровый и дальний поход

Несмотря на то что военные корабли из-за погоды не могли за нами выйти, рыбаки продолжали заниматься своим промыслом. Об этом мы узнали, посетив рыбоперерабатывающий завод компании «Континент».

Первым делом я спросил, насколько мнение охранника Саши соответствует действительности. Один из руководителей компании Александр Пиджаков отреагировал скептически: «Вот в 1999 году, когда мы начали работать, популяция лососевых была практически истреблена, реки пустовали, производство отсутствовало. Но сейчас завод не только перерабатывает выловленную рыбу, но и выращивает мальков, выпуская их в реки и поддерживая тем самым природный баланс. Так что проблем с уловом нет».

Вопреки его словам, один из двух траулеров, рыбачивших в это время в акватории, пришел пустым. Работники завода высыпали на берег и, как бобтейлы, с надеждой смотрели на второе судно. Спустя минут сорок оно причалило к берегу. Краны начали выгружать из трюма рыбу, народ заметно оживился и рассредоточился по своим местам на конвейере.

«Конечно, фиксированную часть зарплаты нам выдают независимо от того, есть рыба или ее нет, — ответил мне на вопрос о заработках Андрей Михайлович Заливин, сменный мастер обработки рыбы, — но основную часть, премиальную, мы получаем в конце путины, длящейся с августа по октябрь. Премия зависит от количества выпущенной продукции. Не скажу, что ворочаем миллионами, но люди приезжают сюда из тех областей, где заработать такие деньги нереально. Труд тяжелый, поэтому набирают людей помоложе, покрепче и морально устойчивых, чтобы не злоупотребляли».

Сам Андрей Михайлович больше 20 лет отходил в море на промысловых судах, сейчас пенсионер, но продолжает трудиться на берегу: «Остров стал для меня образом жизни: с одной стороны — океан, с другой — Охотское море. Просто так не сбежишь. И от себя тоже».

На обратном пути наш «Урал» сломался возле дощатых сараев, которые оказались фермой. «Творога нет! — добродушно улыбнулся престарелый дагестанец, выходя из ветхого строения. — Но есть парное молоко. Будете?»

Хозяйка аксакала вынесла нам трехлитровую банку. «Как вы здесь очутились?» — поинтересовался я, отпивая молоко из банки. «Сын служит на Итурупе уже восемь лет. В какой-то момент он начал тосковать по земле и обустроил здесь ферму. Потом мы приехали, чтобы ему помогать». По словам пенсионеров, главное на острове — добросовестно делать свое дело. Тогда и условия не так страшны и суровы.

Дембельский аккорд

Когда время моей командировки вышло, я принял решение, не дожидаясь смутно брезжущей вдали отправки на Уруп, полететь на материк военным самолетом, который должен был привезти новую партию ученых из Хабаровска.

Вулканологов эвакуировали с Кудрявого спустя неделю после заброски, причем со второй попытки. Я присутствовал при операции спасения. «Курево есть?» — первым делом спросил один из ученых, подбегая к вертолету. Все это время они питались запасами крупы, оставленными, по счастью, предыдущими группами.

Свой самолет я ждал пять дней. Остров отпустил меня, когда я внутренне смирился и перестал «обижаться» на условия и обстоятельства… Когда я уже с понимающей улыбкой слушал реплики одного из организаторов экспедиции о том, что он придумал герб Итурупа. «Огромная поляна; с одной стороны — бамбучник, с другой — черника, и надпись: „Ты не пройдешь!“».

_{Фото: Константин Чалабов}

_{Материал опубликован в журнале «Вокруг света» № 3, март 2020, частично обновлен в июле 2022}