Ладан для народа: как благовония меняют жизнь в Йемене к лучшему

«Потеряться в пестром хаосе на рынке Сук-аль-Мильх в Сане» — обязательная рекомендация путеводителей по столице Йемена. Торговые улочки, стиснутые «пряничными» глиняными домиками, разбегаются во всех направлениях. Что ни лавка, то пещера Аладдина с грудой сокровищ. Сокровища охраняют невозмутимые торговцы. На каждом — белая фута (традиционная мужская юбка), светлая рубашка, пиджак, за поясом — кривой кинжал джамбия, за щекой — комок листьев ката (легкий наркотик национального значения). В этом калейдоскопе товаров, людей и ощущений самый надежный навигатор — нос.

У главного, южного, входа в рыночный квартал пекут хлеб и лепешки, на огне булькают чаны с мясным рагу, кипят кастрюли с мятным чаем и кышром, который иногда называют йеменским кофе. В стране, где торговля кофе с давних пор была источником благосостояния, предприимчивые торговцы почти все зерно продают, а для личных нужд оставляют мякоть кофейных ягод, фактически отходы производства. Йеменцы заваривают мякоть с имбирем, добавляют сахар и чуть-чуть амбры, делающей аромат напитка интенсивнее и сложнее.

Аромат желаний

«Зачем вам ладан?» — спрашивает торговец благовониями. Я нутром чую, что за слово «сувенир» меня пошлют к выходу с рынка, где продают индийские ароматические палочки и прочую копеечную ерунду. Поэтому действую как на приеме у врача. Чем больше подробностей, тем вернее диагноз и выбор лекарства. Объясняю, что лучшая подруга выходит замуж и мне нужен особенный подарок.

Саффар, так зовут продавца, одобрительно кивает и ныряет в глубину лавки. Я отмечаю, что его кожаный пояс украшен агатами не только спереди, но и сзади. Фута сделана из дорогой ткани. На рукояти кинжала джамбии, без которого мужчины не выходят из дома, блестят старинные золотые монеты. Торговля благовониями больше не приносит баснословного дохода, как в древности, но выручки на жизнь хватает.

Саффар возвращается с бумажным свертком. Внутри лежат большие круглые плитки цвета темного янтаря. «Лучший бахур для свадьбы», — говорит он. В ответ на робкое возражение, что я просила ладан, йеменец вздыхает и начинает объяснять.

В Аравии редко жгут чистый ладан, предпочитая использовать бахур. Это общее название для сложносоставных благовоний. Специальный мастер смешивает ароматные смолы, масла, истолченную в пасту кору деревьев, добавляет амбру, мускус и вываривает все это на огне. Точный состав бахура хранят в секрете и передают только по наследству. После варки благовония выдерживают, чтобы ароматы «поженились» друг с другом. На изготовление одного килограмма бахура может уйти месяц. Отсюда и цена. До двухсот долларов за сто граммов.

Плитка свадебного бахура по виду похожа на засахаренный гречишный мед. Запах сладкий, пряный, томный. «Этот бахур не для торжества, а для более важной цели, — предупреждает Саффар. — Пусть ваши друзья окуривают спальню. Каждый вечер в течение медового месяца».

Я оцениваю изящную формулировку, с которой мне продают афродизиак, и прошу посоветовать еще аромат для дома. Вопрос «Для каких случаев?» ставит меня в тупик. Я не думала, что встреча подруг, прием важных гостей или семейный праздник должны пахнуть по-разному.

С помощью благовоний в Йемене выражают любовь, создают ощущение комфорта и неги, дают понять гостю, как ценен его визит. Саффар открывает аптечного вида склянку со щепками, берет кусочек размером с черешок яблока, кладет в медную мабхару-курильницу и подносит к моему носу.

«Сандал?» — спрашиваю я. Торговец усмехается, не скрывая легкого снисхождения. Я еще раз вдыхаю дым и вспоминаю путешествие на север Ливана, где сохранилась роща реликтовых кедров. Нагретые на солнце деревья пахли лучше дорогого парфюма. Щепки Саффара пахнут еще богаче. Словно древесину выдержали в бальзамическом уксусе.

Продавец говорит, что это не кедр, а агаровое дерево. Самый дорогой вид благовоний на рынке. Ароматную древесину, добытую в джунглях Индонезии, Саффар продает по 1000 долларов за 100 граммов.

«Это запах хорошего вкуса. И богатства. Так пахнут люди из благородных семейств. Ну или те, кто хочет произвести подобное впечатление. Дымом пропитывают одежду, окуривают волосы. Женщину, источающую этот аромат, сразу выделяешь из толпы».

Мимо лавки проходит девушка в обычном для мусульманских стран черном одеянии, скрывающем тело и лицо. Если продавец и преувеличивает значение своего товара, то ненамного.

От Саффара я уношу ароматный пакет и строгий наказ, как, когда и при каких обстоятельствах использовать запахи. Кроме ценных инструкций Саффар дает не менее ценный номер телефона своего друга Надира. Надир, гид и водитель, готов провезти меня по региону Хадрамаут, по дороге, которой шли караваны благовоний две тысячи лет назад.

Дух защиты

Легкий запах амбры делает салон потрепанного «лендровера» уютнее. Надир укутывает приборную панель овечьей шкурой «от солнца», поправляет амулеты, висящие у зеркала заднего вида, втискивается за руль и произносит «Бисмилляхи Рахмани Рахим». Так обычно говорят перед важным делом: «Во имя Аллаха, Милостивого и Милосердного», арабский вариант нашего «С Богом!».

То, что дело важное, я понимаю, когда на пограничном пункте на въезде в Хадрамаут рядом с Надиром садится юноша в военной форме. Он поправляет автомат Калашникова, закладывает за щеку щедрую охапку листьев ката и делает звук радио, откуда слышен распевный речитатив молитвы, громче. Задача Мохаммеда, как его представляет Надир, — сопровождать туристов в путешествиях за пределами больших городов. Обычные меры безопасности в Йемене.

Надир ведет автомобиль по дну колоссального вади, сухого русла реки с высокими склонами. Многочисленные вади разрезают горное плато на изолированные ущелья, создавая причудливый ландшафт. Жители двух соседних вади могут регулярно летать на самолете в другие города, но ни разу в жизни не повстречаться с «соседями».

«Здесь нет соседей. Здесь племена, — говорит Надир, уроженец Хадрамаута. — Между ними непростые отношения». Туманной формулировкой он заканчивает неудобный разговор.

Два тысячелетия назад местные племена сказочно разбогатели, контролируя путь следования караванов с благовониями. За проход по своей территории хадрамийцы взимали десятую часть груза. Но принятие христианства и смена похоронных обрядов в Древнем Риме, одном из основных потребителей ароматов, обрушили спрос на йеменский ладан и мирру еще в IV веке. В наследство от сказочного царства современным хадрамийцам остались построенные в пустыне глиняные города, амбиции племен, бесконечно воюющих друг с другом, и аромат ладана.

«С этим запахом мы приходим в мир, — говорит Надир. — Новорожденного окуривают ладаном. Дым отгоняет болезни и защищает от сглаза. Ладаном пропитывают одежду, вещи, даже автоматы. Чтобы дольше служили. Гости дома обходят кругом мабхару с ладаном, так они сообщают о добрых намерениях. Прощаясь с хозяевами, повторяют ритуал. Чтобы ничего не случилось по дороге».

На этом моменте Надир останавливает автомобиль. Дорога обрывается, уткнувшись в ворота, обмотанные колючей проволокой. Со дна вади мы поднялись на самый верх пустынного плоскогорья.

«Здесь никто никогда не строил жилья, потому что все источники воды внизу, — говорит Надир. — Но несколько лет назад местный бизнесмен соорудил отель, ведь здесь красивейшие в Хадрамауте виды».

В номер нас провожает женщина, закутанная в традиционные черные одежды. Она несет тяжелую каменную мабхару. Надир объясняет, что в Хадрамауте окуривают дома на закате и на рассвете, когда злые духи особенно сильны. Дым ладана их отпугивает.

Вспоминая цены на рынке в Сане, я интересуюсь, не накладно ли каждый день жечь чистый ладан. Надир отвечает, что в Йемене благовония доступны всем. Просто бедные купят смолу низкого качества. Или мирру. Она дешевле. У нее более резкий запах, чем у ладана. «Зато комаров лучше отгоняет!»

Я выхожу из номера оценить вид, ради которого мы забрались на край цивилизации. Полюбоваться панорамой, сравнимой по масштабу с американским Гранд-Каньоном, пришли единственные постояльцы отеля. Большая йеменская семья с детьми. Силуэты мужчин и женщин на фоне закатного солнца словно вырезаны из бумаги. В этом театре теней сразу можно узнать Мохаммеда. По четкому абрису автомата у правого плеча.

Запах благополучия

Весь перегон от отеля до прибрежного города Эль-Мукалла, откуда я должна улететь на родину благовонных деревьев, остров Сокотру, Надир и Мохаммед хранят молчание. Запах ладана, которым пропах автомобиль, оказывается эффективным средством от неприятностей. Финальный отрезок пути по Южному Хадрамауту, домашней территории «Аль-Каиды» (террористическая организация, деятельность запрещена на территории РФ), проходит гладко. В аэропорту Надир веселеет. «Что бы ни происходило на Большой земле, на Сокотре все будет спокойно», — напутствует он.

Примерно 20–30 миллионов лет назад архипелаг Сокотра откололся от Аравийского полуострова, сохранив, благодаря изоляции, уникальную флору и фауну. Отсутствие удобных гаваней и коварные течения обезопасили остров от антропогенного влияния. Статус природного заповедника (2003) и объекта всемирного наследия ЮНЕСКО (2008) уберег архипелаг Сокотру от массового туризма. А удаленность от материка — от прямого влияния затянувшейся войны.

Обособленность не повлияла на дружелюбие островитян. Ахмет, гид на Сокотре, встречает меня ослепительной улыбкой. В ответ на просьбу купить таблетки от укачивания выдает несколько горошин смолы ладана и говорит, что местные жители жуют ее, чтобы освежить дыхание и для общего тонуса. «От тошноты тоже помогает», — обещает он.

Терпкая пахучая смола освежает и снимает недомогание, хотя мы едем по «самой ужасной дороге на острове», выбранной Ахметом для первого знакомства. Поднимаемся на плато Хомхиль, где, по словам гида, можно увидеть настоящую Сокотру. В горах живут пастухи и бедуины, чьи предки поселились на острове еще в VI веке. Они собирают смолу с деревьев и знают об этих растениях больше, чем кто-либо.

На краю ущелья, рассекающего плато пополам, Али показывает на дерево, вцепившееся корнями за край скального выступа: «Зифа». Так сокотрийцы называют ладан, растущий на склонах гор. Если в материковом Йемене распространен только один вид ладана — Boswellia sacra, то на Сокотре их восемь.

Али показывает на стволе следы прошлых зарубок. Жестами он объясняет, как делает надрезы ножом, отгибает кору дерева, чтобы сформировать «кармашек», куда будет стекать смола. Али бережет дерево до сезона сбора. Смолу на Сокотре собирают в летние месяцы.

Из складок футы старик достает горсть светлых, почти белых камешков. Ахмет говорит, что это не обычный ладан, а смола высшего качества. Продавцы на материке ценят ее особенно.

Али отказывается ее поджечь. Ладанную смолу жгут только мэколи, шаманы. Их зовут в случае большой беды, когда обычные средства не помогают. «Ладан — это магия, — говорит Али. — Если ты не мэколи, то не стоит этим заниматься».

Али кричит на коз, пытающихся обглодать кору дерева. Кора для коз — это плохо. А вот стебли и листья ладана — хорошо. Козы тогда дают много молока. Эти животные на Сокотре появились вместе с первыми поселенцами, и за прошедшие две тысячи лет козье молоко стало для островитян основой диеты. Его пьют в чистом виде, добавляют в чай, варят на нем рис, делают из него простоквашу и топленое масло.

Вернувшись к дому, Али просит нас подвезти его сына до деревни на берегу. Подросток забирается на заднее сиденье и в благодарность протягивает миску свежего творога. Я пробую сладкий на вкус творог и пытаюсь понять, действительно ли он пахнет ладаном и миррой или это игра воображения. Есть ли сходство между легендарной козой Амалфеей, вскормившей Зевса, и сокотрийскими козами, на чьем молоке растут местные мальчишки? Не исключено, что древние мифы о далеком острове, людям которого известен секрет вечной и счастливой жизни, — не сказка, а реальность, которую в случае с Сокотрой даже не надо приукрашивать.

_{Фото: HEMIS (X4), SIME (X3), IMAGE BROKER / LEGION-MEDIA, REUTERS}

_{Материал опубликован в журнале «Вокруг света» № 8, октябрь 2020, частично обновлен в марте 2023}