Беспокойная ночь: как мексиканцы весело отмечают День мертвых — один из самых радостных праздников в мире

Лучший способ побороть страх — посмеяться над его причиной. Выяснить с ней отношения, полюбить ее, в конце концов. Именно так поступают мексиканцы, которые каждый год 1 ноября отмечают День мертвых. Побывав в городке Сан-Луис-Рио-Колорадо штата Сонора, корреспондент «Вокруг света» убедился, что это один из самых радостных праздников в мире.

Дверь в ванную приоткрывается, и я невольно ахаю: из щели выглядывает череп. Так Анита раскрасила свое лицо. «Ты чего это вдруг? — недоумеваю я. — День мертвых завтра!» «А я тренируюсь!» — восьмилетняя девочка явно довольна результатом. «Ну вот и ходи так до завтрашнего дня! — парирует Моника, мама Аниты. — Полночи теперь придется смывать!»

Это правда: грим для Дня мертвых в Мексике делают на совесть, можно ходить день и ночь, и ничего не потечет. К тому же традиционно для «смертельного» макияжа используют много черного, и смыть потом все дочиста непросто. Досаду моей подруги Моники можно понять: после работы она ездила на кладбище, чтобы прибраться на семейных могилах перед торжеством, и вечером после такого насыщенного дня намеревалась пораньше лечь спать.

Скелеты в шкафах

День мертвых в Мексике празднуют не один, а целых два дня: 1 ноября — День святых невинных, в который поминают умерших детей (его еще называют Днем ангелочков), а на следующий чествуют усопших взрослых. Вечером первого дня для детей устраивают праздник выпрашивания сладостей. Эта традиция появилась на севере Мексики в середине прошлого века, но в последнее десятилетие распространилась по всей стране.

У родителей Моники четверо внуков, большой и гостеприимный дом. Адрес знают едва ли не все маленькие обитатели городка Сан-Луис-Рио-Колорадо. А потому с утра мы с Моникой и ее сестрой Йоландой едем за покупками — деликатесами для детей, косметикой для «мертвецкого» макияжа (арсенала Аниты на всех не хватит) и праздничными нарядами.

В День мертвых мексиканки наряжаются в Катрину, символ смерти: надевают элегантные черные платья и специальные шляпы с темной вуалью. Образ Катрины придумал в начале прошлого века мексиканский художник-карикатурист Хосе Гуадалупе Посада. В 1913 году была опубликована созданная им гравюра La Calavera Garbancera («Вульгарный череп»).

В названии использована игра слов: calavera помимо основного значения («череп») имеет и фигуральные — «непутевый человек, повеса, ветреная особа»; а прилагательным garbancera в те времена в Мексике презрительно называли женщин с индейскими корнями, которые стеснялись своего происхождения и подражали европейской моде.

Картинка с черепом в элегантной женской шляпе обличала именно такую даму с выбеленным лицом, одетую по европейской моде. Очень скоро изображения черепов и скелетов в роли живых людей стали символом Дня мертвых, популярным сюжетом в газетах и журналах, в том числе в качестве карикатур на политиков и прочих известных личностей. Но настоящий бум случился после того, как работу Посады процитировал в 1947 году Диего Ривера.

В своей знаменитой фреске «Сон о воскресном дне в парке Аламеда Сентраль» он изобразил даму-скелет в длинном платье под руку с ее изначальным создателем и назвал ее La Catrina («щеголиха» на мексиканском сленге). С тех пор Катрина — не только неизменная героиня Дня мертвых, но и один из самых популярных мексиканских символов. За месяц до праздника черепа и скелеты появляются в витринах едва ли не всех мексиканских магазинов.

Ангелочки наступают

Уже дома, после шопинга, я пытаюсь изобразить «калаверу» на собственном лице. Даже при наличии определенных художественных способностей это непросто. Благо в мексиканском интернете фотографии «смертельного» макияжа представлены в широком ассортименте вместе с советами, как его наносить.

Одной лишь черно-белой имитацией черепа дело не ограничивается: на лице рисуют яркие цветы, орнаменты и даже портреты народных героев (особенно популярна, конечно, Фрида Кало), наклеивают блестки и стразы. Смерть должна быть яркой и красивой! У Моники и Йоланды получается идеально: сказывается многолетний опыт. Не думала, что подобный шутливый макияж может настолько изменить черты лица, причем как в худшую, так и в лучшую сторону.

Просто нужно знать секреты. Мама моих подруг, почтенная 70-летняя сеньора Дора, не остается в стороне — и вот три поколения женщин-Катрин позируют для памятного фото.

Мы уже немного устали, но расслабляться рано: нужно разложить по пакетикам сладости для малышей, да так, чтобы у всех было поровну, иначе радость обернется обидами. В каждый пакетик кладем слоеное печенье в форме человеческой фигурки — традиционное детское лакомство в День мертвых.

«Сколько времени? Семь? Надо поторапливаться, а то сейчас как налетят ангелы…» — Дора говорит со знанием дела. «Ангелочки» уже ждут за дверью, когда мы выносим в палисадник стол со сладостями. Пока в поле зрения только парочка малышей, братик и сестренка. Они пришли со своей мамой и, завидев нас, на секунду застывают, а потом громко выкрикивают: «Tricky-tricky!» Так мексиканцы переиначили трудно выговариваемое английское trick or treat (русский вариант — «сладость или гадость»). Мы даем детям по пакетику и ждем. Анита помогает с нескрываемым удовольствием: наконец-то она по другую, взрослую сторону tricky-tricky.

Через полчаса у дома выстраивается целая очередь. Подростки, сопровождающие младших братьев и сестер, тоже не прочь перехватить сладостей. Печенье заканчивается, мы переходим на конфеты, а потом на разноцветные кукурузные хлопья. В очереди все ведут себя по-разному: кто-то терпеливо ждет и говорит «спасибо», а кто-то быстро хватает подарок и, толкнув соседа, убегает. Моника уходит в дом и приносит нам по бокалу вина.

Часа через полтора в доме исчерпаны все запасы сладкого, а «ангелочки» еще не заканчиваются. Я шучу, что в этой стране детей больше, чем конфет, — многодетность здесь пока в норме. Но нам пора закрывать лавочку. Ребятня явно разочарована и не спешит расходиться, периодически выкрикивая tricky-tricky. Одна малышка, кажется, вот-вот заплачет.

На этот случай у Моники припасена «дежурная» конфета, которую она быстро сует девочке в карман. Мы заходим в дом и закрываем за собой дверь. Уф, наконец-то настал черед тихого семейного ужина! Ведь завтрашний день обещает быть не менее насыщенным: в планах визит на кладбище.

Череп с юмором

«Смерть демократична, ведь как-никак и от блондинов, и от брюнетов, и от богатых, и от бедных — от всех людей в конце концов остаются лишь косточки», — говорил художник Хосе Гуадалупе Посада. День мертвых не менее демократичный праздник: в нем гармонично переплелись элементы доколумбовой культуры и испанского католицизма.

Миктлантекутли, ацтекского бога загробного мира, часто изображали в виде окровавленного скелета или черепа с зубами, а его жену Миктлансиуатль — в виде женщины с черепом вместо головы. Историк факультета антропологии Национального автономного университета Мексики Мигель Анхель Санчес Тапиа убежден, что образ Катрины стал современной версией Миктлансиуатль, которая в ХХ веке обрела юмористический и даже сатирический характер.

В ацтекской мифологии смерть символизировала переход в другую форму существования: 13 небесных миров ждали умерших от различных причин. Так, мужчины, павшие в бою, и женщины, не вынесшие родов, отправлялись в Омейокан; те, кто утонул, — в Тлалокан; а дети, не успевшие стать взрослыми, — в Тонакуатлан. И ацтеки, и майя верили, что жизнь и смерть — две равнозначные ипостаси, приводящие мир в движение.

Испанские завоеватели принесли индейцам много смерти, однако их религия тоже сулила вечную жизнь, а смерть, танцующая с людьми, была популярным сюжетом средневековой европейской религиозной живописи.

В своей работе «Культ мертвых» Санчес Тапиа пишет: «Современный мексиканец маскирует свой страх смерти юмором, мы верим, что если обращаться со смертью фамильярно, то, когда мы отойдем в мир иной, костлявая старуха отнесется к нам с таким же пониманием. И мы изображаем ее скульптурно, ласкаем ее поэзией, встречаем ее песнями, шутим и иронизируем над ней, печем хлеб мертвых, чтобы ощутить ее на вкус, роднимся с ней всеми своими художественными промыслами, в общем, каждый несет свою калаверу, никому от нее не сбежать».

Вечеринка на кладбище

Утром следующего дня «сахарные черепушки», calaveritas de azucar, уже красуются в корзинке с нарядным бантом на видном месте в гостиной: пока я, Моника и Йоланда спали, Дора съездила в кондитерскую и купила это традиционное для Дня мертвых лакомство.

Сахар символизирует радость жизни, а соль (калаверитас делают и соленые) — трудности. Это часть офренды — подношения, которое кладут на домашний алтарь в честь умерших родственников. В нашем доме алтарь посвящен родителям Доры. Офренду всегда украшают огненными бархатцами: они воплощают солнце, тепло и любовь.

Другое популярное подношение — пан-де муэртос, или «хлеб мертвых», сладкая круглая булочка из дрожжевого теста. А еще на алтарь кладут то, что нравилось человеку при жизни. Так я узнала, что мать Доры обожала вышивать, а отец курил сигары и играл в покер.

Второе ноября в Мексике — официальный выходной, так что можно отправиться на кладбище хоть с утра. Но мои подруги решили днем устроить обед для родственников. На стол одно за другим выставляются яства, приготовленные умелой семейной поварихой, люди приходят и уходят, пиво и текила льются рекой, и мне начинает казаться, что до кладбища мы не доберемся.

Но в 10 вечера Йоланда командует: «Берем ящик пива и едем. Мои друзья уже там». Даже не знаю, что удивляет меня больше: количество алкоголя или тот факт, что кладбище будет открыто всю ночь.

Дорога занимает около получаса. Некрополь издалека светится в лучах прожекторов и шумит громче, чем иной город. На парковке кто-то наклеил на столб распечатку молитвы Дня мертвых: «Святейшая Смерть, обращаюсь к тебе всем сердцем как к бессмертному богу, властвующему над смертными! Смилуйся и будь моей хранительницей, дай мне то, о чем прошу, до самого последнего дня, часа и момента, когда его божественное величие прикажет мне предстать перед ним».

Честно говоря, до этого вечера у меня со смертью складывались отнюдь не столь фамильярные отношения. В нашей семье эта тема была почти табуирована: ребенком меня тщательно ограждали от похорон дедушек и бабушек, о смерти не говорили вслух. Думаю, мы не особо выпадали из общепринятого в России культурного кода. Когда несколько лет назад умер мой отец, я была на другом конце земного шара и не смогла приехать на похороны. Его неожиданная кончина выбила меня из колеи, боль потери так до конца и не утихла.

Вечеринка на кладбище и знакомство с необычной культурой, конечно, вызывали у меня интерес, но сейчас, пробираясь сквозь могильные плиты и людей, танцующих под живую игру мариачи, я совершенно не понимаю, какие слова нужно говорить Лео, другу Йоланды. До этой ночи я видела его пару-тройку раз. Месяц назад Лео потерял отца, и мы направляемся на его могилу.

«О, вы наконец-то дошли, давайте помянем наших муэртитос!» — Лео, его мать и сестры по очереди заключают нас в крепкие объятья (даже мертвых мексиканцы называют уменьшительно-ласкательно: muertitos, то есть «покойнички»). Рядом с каменной плитой стоит маленький столик, а на нем гора закусок и одноразовой посуды. Нам немедленно выдают тарелки и накладывают в них тамалес и кукурузу. Я даже не успеваю понять, как в моей руке появляется рюмка с текилой. Судя по всему, мы здесь не первые и не последние гости.

Йоланда, Моника и Лео принимаются обсуждать свежие новости, сестры Лео — спрашивать меня про Россию. Никто не плачет, и со словами сочувствия я решаю повременить. Вокруг кипит жизнь.

У могилы справа играет группа в стиле нортеньо (музыка мексиканского севера). В песне поется что-то про пляж и креветки, которые непременно надо съесть. «Может, еще тамалес? Как здорово, что ты здесь!» — Лео зачем-то протягивает мне еще одну полную тарелку; видимо, текилы он выпил уже немало. Думаю, что все-таки нужно сказать какие-то подходящие случаю слова, и тут на меня почти налетает какой-то подросток на скейтборде. Лео слегка подталкивает меня вглубь, подальше от дорожки.

«У меня тоже умер отец», — вдруг бросаю я. «Давно?» — «Восемь лет назад». «Он болел?» — спрашивает Лео после небольшой паузы. «Нет. Шел на автобус с дачи, упал — и все». — «Мой почти так же. Рановато, конечно. Зато они не были немощными и дряхлыми. Были полны жизни до последнего, правда?..»

Снова пауза, и на лице моего собеседника вдруг возникает едва заметная улыбка: «Говорят, в День мертвых они приходят сюда, чтобы посмотреть на нас. Поэтому не надо их расстраивать. Надо радоваться. Жизнь всегда торжествует. Даже прямо сейчас: вот мы с тобой на кладбище, а согласись, здесь больше жизни, чем в августе в нашем Сан-Луисе! По крайней мере, все окружающие пока в ботинках».

Я усмехаюсь. В последний месяц лета в Сан-Луисе стоит 50-градусная жара, и город словно вымирает: за полчаса на улице можно склеить ласты или, как выражаются в Мексике, «откинуть ботинки для гольфа». Это шутка в стиле моего папы. Он считал, что смеяться можно над всем на свете. Кажется, отец сейчас вынырнет из толпы и потреплет меня за ухо, как всегда.

И я вдруг понимаю, что впервые за эти годы могу говорить о нем без комка в горле.

_{Фото: GETTY IMAGES (X6); SIME (X2), HEMIS (X2), ALAMY / LEGION-MEDIA}

_{Материал опубликован в журнале «Вокруг света» № 9, ноябрь 2020, частично обновлен в октябре 2024}