Несмотря на известные достижения московской археологии, при уточнении родословия города не обойтись одними лишь показаниями земли, но нужно сопоставлять их и со скупыми выкладками старинных хроник. Причем удобства ради в этих изысканиях полезнее идти не по нисходящей — в прошлое, как поступают археологи, а по восходящей — из древности, как делают историки.
И тогда, озираясь со строительной площадки белокаменной Москвы, мы увидим шесть сменяющих друг друга городов. По меньшей мере, шесть. Впрочем, дело даже не в числе, а в том, что за ним стоит.
- Источник:
- DE ROCKER / Alamy via Legion Media
1. Пра-Москва
О ней много и напряженно думают ученые. Нижняя граница ее теряется в дописьменной дымке архаических культур. Неизвестно, забредали ли сюда воины Святослава, шедшего по Оке на хазарский Итиль. По крайней мере, пра-Москву вполне мог видеть, а то и участвовать в ее укреплении Владимир Мономах, отец Юрия Долгорукого, приходивший в эти края с намерением прочного освоения ростово-суздальских лесных, речных и полевых угодий.
Единичные археологические находки, связанные с пра-Москвой, дразнят пестротой и какой-то колдовской диковинностью. Тут среднеазиатская и армянская серебряные монеты, чеканенные соответственно в 862 и 866 годах, и глубокий ров оборонного назначения, проходивший возле юго-западного угла нынешнего Большого Кремлевского дворца; тут христианская вислая печать из свинца, датируемая 1093–1096 годами, и остатки булыжной (!) мостовой, на которой эта печать лежала.
Юрий Долгорукий, по традиции именуемый основателем Москвы, отнюдь не был ее первооткрывателем. Прибыв в эти края впервые на погляд своего обширнейшего удела, он застал на Боровицком холме и у его подножий город с крепостным валом и рвом, с достаточно сложным хозяйством. В пятницу 4 апреля 1147 года, когда сюда к нему приехали попировать князья Святослав Черниговский и Владимир Рязанский, хозяину-хлебосолу, по основательной прикидке историка Ивана Забелина, было чем угостить своих союзников.
Но история пра-Москвы завершилась не в этот сохраненный для нас летописцами день, а несколькими годами позже, когда Юрий повелел своему сыну Андрею насыпать тут новую крепость, большую прежней.
2. Москва Юрия Долгорукого
Видимо, старая была не только мала, но и обветшала уже. Не исключено, что и огонь наведывался на ее стены, на свой лад доказывая необходимость перемен. В 1156 году, когда над устьем Неглинной затеялась крупная перестройка, сам Юрий находился в Киеве. На этом основании Н. Н. Воронин предлагал считать основателем Москвы сына его, князя Андрея Боголюбского. Но ведь Андрей был лишь исполнителем работ, начатых по воле отца.
Татищев приписывает Юрию создание еще полудюжины здешних городов, в том числе Звенигорода, Рузы… Кроме того, он поставил на владимирской земле троицу самых первых тут каменных храмов, и от них началась слава залесского зодчества. Строительные замыслы и воплощения Долгорукого впечатляют размахом и продуманностью. Это был удавшийся опыт обживания Междуречья, его окончательной славянизации. Детям и внукам Юрия оставалось лишь поддержать заданный разгон строительной машины. Что они и сделали. Сначала Андрей Боголюбский со Всеволодом Большое Гнездо, потом сыновья последнего.
- Источник:
- Wikimedia Commons
По мнению Н. Н. Воронина, московская крепость 1156 года не выходила за пределы старого рва, отсекающего с напольной стороны мыс Боровицкого холма. Однако раскопки показали, что ров был засыпан именно при Юрии. Крепость значительно прибавилась в сторону «поля» (нынешней Красной площади), но, как и прежде, стены шли по кромкам холма, не охватывая его подножий.
Юриев Кромник, видимо, превосходил крепость пра-Москвы не только размерами, но и мощностью своих деревянных стен-срубов, внутрь которых было положено немало земли.
Юрий умер в Киеве, не увидев своей новой Москвы. А она пережила его всего на двадцать лет.
Тут мы входим в промежуток, относительно которого московская археология почти безмолвствует, но зато летописи становятся красноречивей: слово «Москва» нет-нет да и мелькнет на их страницах. В лето 1175-е, вскоре после трагической гибели Андрея Боголюбского, один из его младших братьев, Михалко, выехал из Чернигова во Владимир, рассчитывая занять великокняжеский престол. Но ростовские бояре уже сговорились с. враждебными Юрьевичам князьками и не впустили его в залесскую землю. «Ты пожди мало на Москве», — просили они Михалка.
Тот, не имея достаточного войска, вынужден был вернуться восвояси. Но уже в следующем году вместе с братом Всеволодом (еще не носившим тогда прозвище Большое Гнездо) Михалко — через ту же Москву — прошел на обидчиков с намерениями решительными. Засевшие было во Владимире князьки Мстислав и Ярополк позорно бежали.
Наступил 1177 год — год смерти Михалка, венчания на великокняжеский престол Всеволода Юрьевича и… сожжения Москвы. События разворачивались так. Схоронив брата, двадцатидвухлетний Всеволод решил наказать зачинщиков недавних козней против его рода. С этим он пошел на Ростов, где отсиживался Мстислав. Ростовцы двинулись встречь, полки сошлись в окрестностях Юрьева-Польского, на Липице. Всеволод в прах развес ряды ростовцев. Мстислав пробрался в Рязань, где принялся крамолить князя Глеба — своего дружка по недавней козни во Владимире. И Глеб, по слову летописца, «пожже Московь всю, город и села»…
Только в окрестностях своей столицы настиг Всеволод погромщиков. Он был гневен в сече, но отходчив. Зато горожане, разъярясь, при виде взятых в полон Глеба, Мстислава и Ярополка, потребовали у князя выдать всех троих на правёж. Как мог, Всеволод противился вечевому буйству. И все же толпа настояла на своем. Отбитые у стражи, Мстислав и Ярополк были ослеплены. «Глеб же рязанский в погребе и умре».
3. Москва Всеволода Большое Гнездо
Трудно сказать, сразу ли взялся Всеволод за восстановление Московского Кремля. Были у него в те годы и иные срочные заботы — укреплял свои северо-западные рубежи строительством города Твери — у впадения в Волгу Тверцы и Тьмаки.
О Москве во все эти годы книги молчат. Лишь в летописной статье за 1207 год, когда Всеволод предпринял большой поход против Ольговичей, разорявших вместе с половцами русскую землю, упомянута Москва как место встречи великого князя с сыном Константином — тот привел с севера ополчение новгородцев и ладожан.
Через два года Москва снова упомянута, теперь — по поводу разбойных действий двух мелких князьков, которые «повоеваша около Москвы» (и на это «около» обратим внимание), но тут же исчезли, как лишь Всеволод послал на них своего сына Юрия.
И то, что ходили грабители «около», а к самому городу не подступились, и то, что Всеволод с Константином простояли в Москве целую неделю с большим войском и ополчением, свидетельствует: город к этому времени уже снова возродился и имел надежные оборонительные сооружения, никак не меньшие, чем при Юрии Долгоруком.
Но и эта Москва, третья уже по счету, пережила своего строителя ненадолго — на двадцать с небольшим лет.
«Toe же зимы, — сообщал летописец, — взяша Москву Татарове, и воеводу убиша Филипа Нянка за правоверную христьянскую веру… а люди избиша, а град и церкви святые огневи предаша, и манастыри вси и села пожгоша».
4. Москва Михаила Хоробрита
Известно, что после нашествия первым князем, который долго и прочно жил в Москве, был меньший сын Александра Невского Даниил. Не зря он первым и носил прозвище Московский. Но Даниил обосновался здесь накрепко, видимо, лишь в восьмидесятые годы XIII века, то есть через сорок с лишним лет после Батыева погрома. Что же, так Москва и оставалась почти полстолетия пустырем?
В 1246 году итальянский монах Плано Карпини, ехавший по заданию папы римского в Монголию, останавливался в Киеве. В этом еще недавно великолепном городе, который красотой и размерами превосходил Париж и иные столицы Запада, он насчитал всего около двухсот домов.
Кажется, что уж о маленькой-то Москве говорить! Не было ее тогда, не могло быть, если сам Киев превращен в жалкую деревню. И все-таки какая-то жизнь у устья Неглинной теплилась. Недаром в эти годы имелся у города свой князь, имя которого хорошо известно: Михаил Хоробрит, брат Александра Невского. И трудно поверить, что за десять лет своего здешнего житья он и палец о палец не ударил для того, чтобы хоть в какой-то мере восстановить город.
- Источник:
- Legion Media
Вообще нужно заметить, что распространенное мнение о полном запустении русских городов в первые десятилетия ига — скорее литературный образ, чем доказуемый исторический факт. Не прошло и года после страшного бедствия, как на Руси там и здесь, сперва робко, как бы прислушиваясь и примериваясь, а потом все упорней зазвучали плотницкие топоры, а то и молотки камнетесов.
В 1234 году чинили пострадавшую от захватчиков белокаменную церковь Бориса и Глеба в Кидекше. Тогда же во Владимире приступили к поновлению самой великой здешней святыни — иконы Владимирской Божьей Матери… И год от года подобные работы не утихали, но, наоборот, становились повсеместней…
Надо было жить и верить, и одно невозможно было без другого.
5. Москва Даниила
В 1293 году вновь затрещали русские огорожи. Карательный набег ордынцев запомнился под именем Дюденевой рати. Тридцатидвухлетний Даниил Александрович Московский находился тогда в стенах своего города, который чужеземцам достался легко: ордынцы прибегли к помощи какого-то обмана, недаром и летописец сообщает с оттенком укоризны, что они Даниила «обольстиша». Как будто в Москве обошлось тогда без огня…
Но, с другой стороны, настораживает мрачность заключительного мазка, в картине общерусской беды, воссозданной древним историком. Приведя список захваченных карателями городов, он говорит: «и всю землю пусту сотвориша».
- Источник:
- Fine Art Images/Heritage Images/Getty Images
После Дюденевой рати Даниил княжил в Москве еще десять лет. Именно на это время приходится вся его слава как первого настоящего здешнего хозяина. Новейшие археологические исследования в Кремле не так давно увенчались великолепной находкой: во время реставрационных работ в Успенском соборе под его основанием обнаружены остатки бело каменной кладки неизвестной до ныне церкви.
Ученые установили что сооружена она именно при Данииле Александровиче — более чем за четверть века до рубежа с которого обычно начинался от счет белокаменного строительства на Москве. Сооружена в самую казалось бы, глухую, неподходящую пору, в век руин и пепла.
6. Москва Ивана Калиты
Об этой Москве можно было бы оказать гораздо больше, чем о всех предыдущих, вместе взятых, — так заметно, так ощутимо она возросла и украсилась при великом князе Иване Даниловиче. Но, пожалуй, убедительней всего говорит о ней краткая погодная последовательность строительных событий.
1328 год. В Московском Кромнике возводится белокаменный Успенский собор.
1329 год. Рядом с ним (на месте нынешнего Ивана Великого) поставлена каменная церковь во имя Ивана Лествнчника. Построена всего за одно лето — с 21 мая по 1 сентября!
1330 год. Заложен каменный же храм возле великокняжеского двора — знаменитый Спас на Бору.
1333 год. В одно лето закончено строительство белокаменного Архангельского собора — будущей княжеской и царской усыпальницы.
- Источник:
- Wikimedia Commons
Между последними двумя событиями Кромник — в 1331 году — горел. Его починили, но через шесть лет побуйствовал здесь очередной пожар. И снова терпеливые москвичи готовы были приняться за починку Даниловой крепости. Но у Ивана Калиты уже иное было на уме. Вскоре в подмосковных дубравах зазвенели топоры, ухнули оземь первые вековые великаны.
1339 год. К ноябрю этого года все подготовительные работы были закончены и размечены новые границы Кромника — невиданные, небывалые: четыре, чуть не пять таких крепостей, как прежняя, способна вместить в себе затеваемая Калитой ограда. Одна стена со старого рубежа, что на гребне холма, шагнет вниз, к его подножию, я вберет в черту города приречную часть посада. Другая, «напольная», или «лобовая», стена также решительно сдвинется — в северо-восточном направлении.
1340 год. Один осенний месяц, три зимних и еще один весенний — всего-то понадобилось строителям, чтобы соцветье кремлевских соборов вобрать в новую прочную дубовую раму.
На веселую эту, тешащую сердце картину Иван Калита успел полюбоваться перед смертью. Вокруг него под звон и чмок нетерпеливой мартовской капели шумела юная Москва.
Из статьи «Юность Москвы», опубликованной в журнале «Вокруг света» в июле 1979
