Французский писатель чешского происхождения Милан Кундера умер в возрасте 94 лет после продолжительной болезни,
Милан Кундера: краткая биография
Язвительный философ и тонко чувствующий лирик, насмешник-постмодернист и утонченный европейский интеллектуал, Кундера прославился как автор десятков повестей и романов, самые известные из которых: «Бессмертие», «Невыносимая легкость бытия», «Жизнь не здесь», «Шутка», «Неспешность».
Тексты Кундеры напоминают эссе или бурно текущие реки с водоворотами, где скупые события из жизни героев, встречи и расставания, ссоры и компромиссы многократно переосмысливаются под разными углами.
Милан Кундера родился в Чехословакии, в молодости горячо поддержал коммунистов, затем после публикации романа «Шутка» эмигрировал, был лишен гражданства, которое власти уже новой страны — Чехии — вернули писателю сорок лет спустя.
В своем творчестве Кундера поэтапно перешел с чешского языка на французский — литератор сам иронизировал над тем, что не стал от этого французским автором, а остался собой.
Кундера очень редко давал интервью, самое известное исключение — выступление 2008 года после обвинения в доносе на земляка, работавшего на американские спецслужбы. Тогда за писателя вступились такие авторы с мировыми именами, как Гарбиэль Гарсия Маркес, Орхан Памук, Джозеф Кутзее, Филип Рот, Салман Рушди.
Vokrugsveta.ru вспоминает известные и редкие цитаты Милана Кундеры, большая часть из которых взята из его книг.
Смерть — это каторжный труд. Мой папа умирал несколько дней. Он был в горячке — мне казалось, что он тяжко работает.
После Джеймса Джойса самое большое приключение нашей жизни — отсутствие приключений. «Одиссея» Гомера перенесена вовнутрь.
Недавно я поймал себя на необъяснимом ощущении: листая книгу о Гитлере, я растрогался при виде некоторых фотографий, они напомнили мне годы моего детства; я прожил его в войну; многие мои родственники погибли в гитлеровских концлагерях; но что была их смерть по сравнению с тем, что фотография Гитлера напомнила мне об ушедшем времени моей жизни, о времени, которое не повторится?
Нет ничего тяжелее сострадания. Даже собственная боль не столь тяжела, как боль сочувствия к кому-то, боль за кого-то, ради кого-то, боль, помноженная фантазией и продолженная сотней отголосков.
«Вы коммунист, господин Кундера? — Нет, я романист». «Вы диссидент? — Нет, я романист». «Вы правый или левый? — Ни тот, ни другой. Я романист».