17 декабря 1871 года на заводе Нового Адмиралтейства в Санкт-Петербурге состоялась официальная церемония закладки самого, пожалуй, оригинального и необычного корабля в истории судостроения — броненосца «Новгород». Он стал головным в серии из двух подобных судов — затем был заложен аналогичный «Киев». Их появление вызвало много насмешек и кривотолков, ведь оба броненосца были абсолютно круглые! Некоторые сочли автора этой идеи, адмирала Андрея Попова, сумасшедшим, но высшие сановники Российской империи так не считали — при закладке «Новгорода» присутствовал сам царь Александр II. Впрочем, в итоге смелый эксперимент был признан неудачным. Но обо всем по порядку.
Адмирал с беспокойным характером
Рассказывая о знаменитых русских круглых броненосцах-«поповках», нельзя не поведать об их создателе — человеке в высшей степени интересном. Сейчас Андрея Александровича Попова помнят в основном по книгам знаменитого писателя-мариниста Константина Станюковича, который вывел его образ в повестях «Вокруг света на „Коршуне“» и «Беспокойный адмирал». Станюковичу в молодости довелось служить под началом Попова — писатель изобразил адмирала как человека эксцентричного и крайне вспыльчивого, но при этом умного, честного и справедливого, способного признать свою ошибку и даже извиниться перед подчиненным.
Попов был не только опытным моряком, но и талантливым инженером, поднявшим отечественное кораблестроение на новый уровень. А стать корабелом Андрею Александровичу написано было на роду — его отец Александр Андреевич Попов (1788-1859), дослужившийся до звания генерал-майора Корпуса корабельных инженеров, в течение полувека трудился на разных российских верфях. Неудивительно, что Попов, отец и дед которого связали судьбу свою с флотом, не отступил от семейной традиции.
Отучившись в морском корпусе, юный мичман получил назначение на Черноморский флот. Символично и то, что с самого начала его служба оказалась связана с судами нового типа — пароходами, которые к тому моменту уже уверенно теснили парусники. Правда, пока что главной силой флота все еще считались многопушечные парусные линейные корабли, а пароходы рассматривались в качестве вспомогательных судов.
Свое первое командирское назначение Попов получил очень рано — он стал капитаном маленького пароходика «Метеор». Вскоре разразилась Крымская война, позволившая одаренному офицеру, не обладавшему никакой протекцией, выдвинуться и совершить — вполне по заслугам! — карьерный скачок.
«Все знали, что он был „отчаянный“ кадет и вышел из морского корпуса в Черноморский флот, куда выходили по преимуществу молодые люди, не боявшиеся строгой службы, где и получил основательное морское воспитание в школе Лазарева, Корнилова и Нахимова. Любимец двух последних адмиралов и восторженный их поклонник, он выдвинулся в Крымскую кампанию, приобретя известность исполнением всяких опасных поручений и особенно своими смелыми выходами на небольших пароходах из блокируемого неприятельским флотом Севастополя и дерзким крейсерством в Черном море, полном неприятельских судов», — так повествовал о Попове Константин Станюкович.
В 1858-м Попова, который уже стал капитаном 1-го ранга, назначают командовать маленькой эскадрой, которой надлежало идти на Дальний Восток. Андрей Александрович благополучно привел отряд, состоявший из корветов «Рында» и «Гридень», а также клипера «Опричник» в Японское море. За три года плавания он исследовал берега Японии и побережье русского Приморья, посетил тихоокеанское побережье США, а потом вернулся со своим отрядом на родину.
Дома Попов, получивший звание контр-адмирала, был избран действительным членом Кораблестроительного и Морского ученого комитетов, руководил массово производившейся тогда переделкой парусных судов в винтовые. Но долго сидеть на берегу ему не пришлось — 4 сентября 1861 года Попов был назначен командующим Отрядом судов Балтийского флота в Китайском море и занимал эту должность в течение последующих трех лет.
Именно к тому периоду относится знакомство Андрея Александровича с Константином Станюковичем, который оставил нам яркий портрет адмирала:
В те годы Попову довелось осуществить миссию государственной важности. В США началась Гражданская война: промышленный Север воевал с южанами, задумавшими создать свое отдельное государство. Из европейских держав Великобритания и Франция поддерживали сепаратистскую Конфедерацию, а Россия — северян. В знак поддержки Петербург направил к берегам Америки две своих эскадры. В октябре 1863 года шесть кораблей Попова ошвартовались в Сан-Франциско, восторженно встреченные местным населением.
На Тихом океане у северян практически не было никакого флота — и Попов распорядился в случае появления кораблей южан оборонять от них Сан-Франциско. А еще 23 октября русские моряки участвовали в тушении охватившего город гигантского пожара — шестеро из них погибли, спасая мирных жителей. Горожане выразили свою признательность, пожертвовав деньги на помощь раненым, а Городской совет Сан-Франциско вручил адмиралу Попову благодарственное письмо.
А почему бы не сделать корабль круглым?
Вернувшись из этого плавания, Андрей Александрович всецело посвятил себя созданию новых военных кораблей. За несколько десятилетий он разработал большое количество талантливых проектов, нашедших свое воплощение в металле. Среди них оказался и самый мощный на тот момент в мире броненосец «Петр Великий», и первый в мире океанский броненосный фрегат «Генерал-адмирал», и знаменитые впоследствии крейсера «Минин», «Дмитрий Донской» и «Владимир Мономах».
Все эти корабли предназначались для Балтики, но самый знаменитый из проектов Попова связан с Черным морем, где когда-то начиналась его карьера. И появился этот проект, что называется, не от хорошей жизни. По Парижскому трактату, завершившему Крымскую войну, России запрещалось иметь военный флот на Черном море. В начале 1870-х годов Российская империя отказалась выполнять это условие. Надвигалась новая война с турками, которые обзавелись мощным броненосным флотом, построенным на западноевропейских верфях. Россия создать равный по силе флот не успевала — требовался какой-то асимметричный ответ.
И тогда Попов выдвинул идею абсолютно круглых плавучих броненосных батарей, призванных защищать южные берега России. Его «поповки» отличались очень низким бортом (являясь, таким образом, трудной мишенью), мощной броневой защитой и небольшой осадкой, позволявшей действовать на мелководье.
Но почему именно круглые? Сам Попов объяснял это так: «Уменьшая длину и увеличивая ширину судна, можно не только уменьшить его денежную стоимость, но и увеличить водоизмещение. Доведя эту аксиому до конечной степени, то есть сделав длину равной его ширине, мы достигнем наиболее благоприятных условий — как в отношении стоимости, так и водоизмещения. Поэтому все ватерлинии его образованы из кругов. Из всех судов, тип монитора (низкобортного судна. — Прим. авт.) наименее подвержен качке и представляет наименьшую площадь для покрытия бронею; проектированное судно, как станок для орудий, есть монитор; оно имеет в центре неподвижную башню которая покрыта бронею, так же, как палуба и борт судна…»
Адмирал добавлял, что «хотя круговые образования ватерлиний не представляют благоприятных условий для скоростей хода, но зато этот недостаток вознаграждается отсутствием препятствий для поворотливости судна и избытком водоизмещения». Другими словами, круглое судно обладает абсолютной остойчивостью, минимально подвержено качке, а потому является идеальной артиллерийской платформой. Ну а поскольку общая длина бортов такого судна куда меньше, чем у обычного корабля, их можно прикрыть броней максимальной толщины. А так как «поповки» предназначались не для дальних морских походов и сражений в составе эскадр, то с их маленькой скоростью вполне можно смириться.
Всего было сооружено две «поповки», весьма отличавшихся друг от друга по своим тактико-техническим характеристикам. Построенный в Петербурге и перевезенный в разобранном виде в Николаев «Новгород» при диаметре 30,8 метра, осадке 3,8 метра и водоизмещении 2500 тонн был защищен 275-мм поясной броней и покрыт 60-мм броневой палубой. Он приводился в движение шестью винтами и развивал скорость 6–7 узлов. «Новгород» вывели на испытания в августе 1873 года.
В свою очередь, «Киев» (позже по велению Александра II переименованный в «Вице-адмирал Попов») полностью построили в 1875-м в Николаеве. Он имел водоизмещение 3550 тонн, диаметр 36,6 метра, осадку 4 метра, двухслойную броню общей толщиной 400 мм, броневую 75-мм палубу и развивал скорость свыше 8 узлов.
Главным достоинством «поповок» были их орудия. Автор проекта полагал так: «Неприятель, решившийся атаковать наши укрепленные береговые пункты, может отважиться на это не иначе как при помощи орудий самого большого калибра, который в данную минуту будет возможен для употребления на практике. Чтобы отразить его, мы должны иметь такие же орудия, а следовательно, проектируя суда, которые дополняли бы нашу береговую защиту как станки для орудий, надо для их вооружения артиллериею избрать наибольший из существующих у нас калибров: поэтому на проектированное судно предлагается поставить 11 дюймов (280-мм. — Прим. авт.) нарезные или 20 дюймов (508-мм. — Прим. авт.) гладкие пушки».
В итоге «Новгород» оказался вооружен двумя 280-мм орудиями, а «Вице-адмирал Попов» — двумя 305-мм. Главным недостатком этих пушек была крайне низкая скорострельность (один выстрел в 10-15 минут). Впрочем, то была общая беда всей крупнокалиберной артиллерии того времени.
Тусклая судьба
Сама идея этих необычных кораблей подверглась ожесточенной критике. Например, их ругали за чрезмерную дороговизну. При расчетной стоимости в 1,94 млн рублей «Новгород» обошелся казне в 2,83 млн рублей, а «Вице-адмирал Попов» — в 3,26 млн! Однако, как отмечает по этому поводу историк кораблестроения Владислав Гончаров, сметная стоимость построенного в 1865 году для Балтийского флота однобашенного монитора типа «Вещун» составляла 1,1 млн рублей — и это при гораздо более слабой броне, меньшей скорости и ничтожной мореходности.
«Вдобавок мониторы вооружались гладкоствольными 229-мм орудиями; нарезные казнозарядные пушки они получили только в 1878 году. Таким образом, все десять балтийских мониторов вряд ли были мощнее двух „поповок“, хотя стоили почти вдвое больше», — отмечает Гончаров.
Многие иронически прохаживались относительно неказистого внешнего вида обеих «поповок» и их неуклюжести. В своем отечестве, как известно, пророка нет. А вот, например, в Великобритании, считавшейся тогда в военно-морском деле «законодательницей мод», идею Попова оценили. Знаменитый британский кораблестроитель Эдвард Рид в газете «Таймс» от 25 октября 1875 года отмечал: «Совершенно справедливо, что суда эти не быстроходные, но как военные корабли с их бронею, пушками и небольшой осадкой они полны интереса и значения… У нас нет судов, которые были бы способны двигаться по мелководью и там сражаться с русскими броненосцами… „Вице-адмирал Попов“ представляется первым в мире плавающим броненосцем, носящим 19-дюймовую броню и 40-тонные орудия».
В течение всей русско-турецкой войны 1877-78 гг. «поповки» охраняли побережье в районе Одессы и стояли на ее рейде. В какой-то момент начальство начало требовать более активного использования этих дорогостоящих судов и захотело отправить их в крейсерство. Но против этого активно запротестовал контр-адмирал Николай Чихачёв (бывший соратник знаменитого первооткрывателя Геннадия Невельского), в ту пору назначенный начальником обороны Одессы.
Чихачёв откровенно предупредил в своем рапорте, что «„поповкам“ прославить в открытом море русский флаг придется не иначе как ценой своей гибели». Специалисты отмечали, что и «Новгород», и «Вице-адмирал Попов» отличаются недостаточной мореходностью и небольшим радиусом плавания (могли находится в море максимум пять суток), что их паровые машины ненадежны. Из-за своей малой скорости они не могли ни угнаться за турецкими кораблями, ни, в случае необходимости, убежать от них.
Скорость обоих кораблей, и без того изначально низкая, за время службы еще уменьшилась — как из-за обрастания подводной части корпусов морской живностью, так и потому, что с началом войны на обеих «поповках» палубные люки накрыли бронекрышками и сняли вентиляционные трубы. Из-за этого изнемогавшие от жары кочегары не могли долго держать полный ход. Плюс корабли были неповоротливы — время циркуляции рулем составляло 40-45 минут, поэтому маневрировать приходилось при помощи машин.
В итоге единственный свой боевой поход «поповки» совершили 27−28 июля 1877 года — оба броненосца проплыли по нижнему течению Дуная, прикрывая транспортные суда, занимавшиеся снабжением наступающей российской армии. В боевое соприкосновение с неприятелем им вступить не довелось.
Несмотря на столь скромные результаты использования круглых броненосцев, Попов мечтал о постройке нового, еще более крупного корабля такого типа. Он разработал проект судна эллиптической формы водоизмещением 11250 тонн, осадкой в 4,1 метра, вооруженного восемью 305-миллиметровыми орудиями. Но к тому моменту на флоте сменилось руководство — и тратить деньги на сомнительные эксперименты больше никто не захотел.
Что же касается «Новгорода» и «Вице-адмирала Попова», то они довольно долго оставались самыми сильными российскими кораблями на Черном море, поэтому ежегодно отправлялись в плавания (правда, старались далеко от берега не отходить), участвовали в учениях, время от времени вставали на ремонт.
К концу XIX века Черноморский флот обзавелся новыми мощными броненосцами, но с уже самой обычной формой корпуса. В 1894 году среди флотского начальства разгорелся спор: избавиться ли от «поповок», списав их в утиль, или все же поставить на очередной ремонт? Переписка по этому поводу затянулась почти на десять лет, а в 1903 году вконец состарившиеся «Новгород» и «Вице-адмирала Попова» все же вычеркнули из флотских списков. Потом они долго стояли на корабельном кладбище в Николаеве, пока в 1911-12 гг. не были проданы на лом частным лицам.
Несчастливая императорская яхта
В ночь на 22 октября 1878 года на риф у Тарханкутского маяка (западное побережье Крыма) налетела императорская яхта «Ливадия». Спасти судно не удалось — встал вопрос о строительстве новой яхты, на которой самодержец с семьей могли бы путешествовать по Черному морю. И тут вице-адмирал Попов убедил Александра II, что тому нужно именно круглое судно! Оно, мол, будет совершенно неуязвимо для ударов стихии, а потому не сможет повторить печальной судьбы прежней «Ливадии». Царь дал добро, и под присмотром Попова кораблестроитель Эраст Гуляев сел составлять чертеж.
Новая «Ливадия», впрочем, не оказалась идеально круглой, а также имела целых два корпуса. Внизу находился почти полностью погруженный в воду эллиптический понтон длиной 71,63 и шириной 46,63 метра. На нем был установлен срезанный по ватерлинию верхний корпус длиной 79,25 и шириной 33,53 метра. Другими словами, понтон служил кольцеобразным основанием для верхней части судна, где располагались жилые помещения, а также царские апартаменты. Газетчики образно назвали эту конструкцию «бычок на палтусе».
В нижнем корпусе находились три вертикальные паровые машины двойного расширения общей мощностью 12 354 л. с., работавшие, соответственно, на три винта и восемь котлов. Водоизмещение составляло 4420 тонн. Оснащенное тремя килями днище было плоским, а осадка не превышала 2,1 метра. Столь незначительная осадка снижала волновое сопротивление, что позволило достигнуть скорости в 15 узлов, о которой «Новгород» и «Вице-адмирал Попов» могли только мечтать!
Ввиду ответственности задачи постройку «Ливадии» поручили лучшим кораблестроителям того времени — англичанам. 25 марта 1880 года на верфи фирмы «Джон Эльдер и Ко» в шотландском Глазго состоялась официальная закладка яхты. Строители позаботились не только о технической надежности судна, но и о роскоши его внутреннего убранства — над интерьерами «Ливадии» трудился, помимо прочих, известный художник-керамист, представитель движения прерафаэлитов Уильям де Морган.
Огромный главный салон, имевший высоту около четырех метров, оборудованный действующим фонтаном с окружавшими его цветочными клумбами, напоминал комнаты Людовика XVI во дворце Фонтенбло. Помещения освещались посредством электрических «свечей Яблочкова»; все электрооборудование было поставлено из России.
25 июня 1880 года яхту спустили на воду, а 26 октября состоялись испытания судна, которые были признаны полностью удавшимися. Фирме-строителю выплатили честно заработанные 2,7 млн рублей, включая 414 тысяч премиальных, а во всех европейских газетах писали о Попове и Гуляеве, как о блестящих кораблестроителях.
3 октября «Ливадия» с русской командой и с верховным командующим русского флота великим князем Константином Николаевичем на борту отплыла от британских берегов к Севастополю. Уже в Бискайском заливе яхте пришлось выдержать серьезный экзамен — она попала в жестокий шторм. По свидетельству очевидцев, удары волн, достигавших в высоту 6-7 метров, оказались столь сильными, что казалось, будто в понтон яхты бьют какими-то твердыми предметами.
От ударов волн образовалась течь, и в понтон стала поступать вода; срочно пришлось менять курс и идти в испанский порт Ферроль. Позже моряки в негласных беседах винили великого князя Константина Николаевича, велевшего идти в самое сердце бури, чтобы проверить мореходные качества новой яхты.
На стоянке в Ферроле водолазы обнаружили с левого борта в носовой части понтона вмятину длиной пять метров с трещинами и разрывами в листах обшивки. Несколько шпангоутов оказались погнутыми и сломанными, было затоплено одно междудонное и пять бортовых отделений. Тут выяснилось, что нигде в Европе не было ни одного дока, способного принять «Ливадию»! Повреждения пришлось устранять на плаву силами команды, поэтому ремонт затянулся на семь с половиной месяцев.
Только 26 апреля 1881 года плавание возобновилось — на этот раз шли осторожно и неторопливо, укрываясь от непогоды в портах или под берегом. В Севастополь «Ливадия» прибыла утром 27 мая. Офицеры корабля рассказывали о легкости управления яхтой, о прямолинейности ее хода, об отсутствии качки и о внутреннем комфорте. Однако репутация корабля была уже подорвана неудачей в Бискайском заливе и последующей задержкой в Ферроле.
29 мая «Ливадия» перешла в Ялту и, приняв Константина Николаевича и его брата, великого князя Михаила Николаевича, направилась в Батум, откуда через три дня вернулась. И кораблю, и его пассажирам вновь не повезло: опять случился мощный шторм и, как все заметили, надстройки «Ливадии» от ударов волн в понтон тряслись и вибрировали.
В середине июня яхта вошла в специально приготовленный для нее док и подверглась тщательному осмотру экспертами-кораблестроителями. В итоге конструкцию понтона, в особенности в носовой части, посчитали неудовлетворительной, неспособной оказать должное сопротивление мощным ударам волн. Это стало для «Ливадии» приговором — дорогостоящее судно, которое строили с таким старанием, поставили на прикол и мало-помалу свезли на берег все роскошное внутреннее убранство.
Председатель Кораблестроительного отдела Морского технического комитета Иван Шестаков, объясняя Попову причину, по которой так поступили с его детищем, писал: «Килевая качка яхты, возникающая вследствие малого углубления и плоского дна, производит явление, которое на других кораблях не обнаруживают в таких размерах, какими обладает конструкция яхты… Во время килевой качки при углах более 3 1/4 градусов в корму оголяется дно носовой части, от чего происходят: совершенное уничтожение плавучести, что порождает напряжение системы креплений корпуса яхты; удары дна о волны такое сильные, что удобства и безопасность плавания нарушаются совершенно…»
В апреле 1883 года уникальную яхту переквалифицировали в пароход «Опыт». Морской технический комитет предполагал использовать «Опыт» в качестве транспорта для перевозки войск, но судно так и осталось на приколе. Мало-помалу с него сняли все три паровые машины, пригодившиеся для других кораблей.
Пароход стал блокшивом, который в разные годы использовался и как склад, и как казарма. Его окончательно списали в 1926 году, но, как вспоминают очевидцы, необычный остов видели в Севастополе еще и в конце 1930-х. В любом случае, несостоявшаяся императорская яхта надолго пережила своего создателя — Андрей Александрович Попов умер в 1898 году.
* * *
Эпитафией всем трем «поповкам» стали насмешливые стихи Николая Александровича Некрасова:
Здравствуй, умная головка,
Ты давно ль из чуждых стран?
Кстати, что твоя «поповка»,
Поплыла ли в океан?
— Плохо, дело не спорится,
Опыт толку не дает,
Все кружится да кружится,
Все кружится — не плывет.
— Это, брат, эмблема века.
Если толком разберешь,
Нет в России человека,
С кем бы не было того ж.
Где-то как-то всем неловко,
Как-то что-то есть грешок…
Мы кружимся, как «поповка»,
А вперед ни на вершок.