Что такое красота? Мнение легендарного модельера Дианы фон Фюрстенберг

Мое определение красоты — это сила и индивидуаль­ность. Сила завораживает: женщины, которых я видела в Индии, работающие на полях в своих оранжевых сари, их руки в разноцветных стеклянных браслетах; женщины, работа­ющие на стройке в Индонезии, таскающие тяжелые кирпичи на голове; женщины, несущие своих детей в полевые больницы в Африке. Достоинство этих женщин и их врожденное изяще­ство — настоящий образец красоты.

Одни из самых сильных женщин из всех, кого я знаю, — женщины из Vital Voices, международной некоммерческой ор­ганизации, основанной Хиллари Клинтон в то время, когда она была первой леди, и в совет директоров которой вхожу я сама. Деятельность Vital Voices заключается в поиске женщин-лиде­ров по всему миру и оказании им помощи с целью увеличения их лидерского потенциала. Эти женщины вдохновляют и вместе с тем учат скромности — они не просто смогли выжить несмо­тря на все свои невзгоды, но и поставили себе целью помогать другим в своих местных сообществах.

Одна из этих женщин — миниатюрная, всего метр сорок ростом, Сунита Кришнан. Когда ей было пятнадцать лет, она пережила групповое изнасилование восемью мужчинами. По­сле этого она стала основательницей организации Prajwala, ко­торая занимается освобождением и реалибитацией индийских девушек, попавших в бордели и руки секс-торговцев.

Суниту избивали, она регулярно получает смертельные угрозы в свой адрес, но упорно продолжает делать свое дело, побуждаемая тем, что она называет «силой боли». Она такая маленькая, что ее легко не заметить, но, как только она начинает говорить, она становится такой красивой и исполненной величия.

Еще одна из них — доктор Какения Нтайя из Кении. Она была помолвлена, когда ей было пять лет, а потом выторговала у отца возможность доучиться в школе в обмен на то, что ей сделают обрезание. Затем она поступила в университет и по­лучила высшее образование в США, а потом вернулась в свою деревню племени масаи и построила школу-пансион для де­вочек, которая изменила направление развития образования в ее стране.

И Чучу Намегабе — молодая журналистка из Демократи­ческой Республики Конго, которая дала сотням жертв изна­силования возможность рассказать свои истории, записала их и транслировала по радио, пытаясь заставить правительство предпринять какие-то меры, а затем выступала в защиту жен­щин в международном суде в Гааге.

Это всего лишь несколько из тех женщин, с которыми я познакомилась в организации Vital Voices. От их храбрости и упорства у меня перехватывает дыхание. «Боже, — думаю я про себя, — я не сделала ничего». Хоть я и сама посвяти­ла себя и свою работу в сфере моды, а также наставническую и благотворительную деятельность тому, чтобы придавать жен­щинам уверенность в себе и своих возможностях, я чувствую, как эти женщины придают мне уверенности, наставляют и на­полняют меня всем самым лучшим. Именно они и такие, как они, вдохновляют меня своей силой и красотой.

Мои дети постоянно слышали от меня про Vital Voices и од­нажды высказали идею: «Ты постоянно говоришь о женщинах из Vital Voices, они тебя так вдохновляют. Устрой для них пре­миальный фонд. Семейный фонд может выступить в качестве спонсора — мы можем помочь финансировать их проекты».

Эта идея все время крутилась у меня в голове, но оставалась нереализованной до тех пор, пока моя подруга Тина Браун, ко­торая тогда была редактором издания The Daily Beast, не при­гласила меня присоединиться к организации первого саммита «Женщины мира»: в течение трех дней самые влиятельные женщины встречаются, общаются и предлагают пути решения глобальных проблем.

Я была очень рада возможности поучаст­вовать в этой конференции, и мне показалось уместным в один из вечеров устроить в ООН торжественный ужин и церемонию вручения наград, к каждой из которых прилагался грант в раз­мере пятидесяти тысяч долларов.

Так в 2010 году появилась премия DVF Awards. Основан­ная Семейным фондом Диллер-фон Фюрстенберг, она ставит целью чествование и поддержку выдающихся женщин, которые нашли в себе мужество, чтобы бороться, силу духа, чтобы вы­жить, и лидерские качества, чтобы вдохновлять. Это женщи­ны, чья самоотверженность, помощь и активная деятельность преобразили жизнь других.

С 2010 года мы вручили премии многим вдохновляющим и по-настоящему красивым женщи­нам, среди которых были и женщины из Vital Voices. Мы также отметили заслуги Хиллари Клинтон, Опры Уинфри, ведущей шоу «Доброе утро, Америка» на телеканале ABC Робин Робертс и Глории Стайнем, вручив им премии за «Лидерство длиною в жизнь». Ингрид Бетанкур, Элизабет Смарт и Джейси Дюгард получили награды «За вдохновение».

Этих женщин объединя­ет то, что всех троих похитили, когда они были детьми, и, как мою мать, держали в кошмарном плену, но, как и моя мать, они отказались считать себя жертвами. «Я надеюсь, что меня запомнят благодаря моей деятельности, а не благодаря тому, что со мной произошло», — сказала Джейси, которая провела в неволе 18 лет и после своего освобождения основала фонд JAYC, помогающий семьям оправиться от похищений и других травматических ситуаций.

Мы также присуждаем премию «Голос народа» одному из четырех номинантов, ведущих свою деятельность на территории США, — победитель выбирается народным голосованием. Все эти женщины начинают с нуля, с самых низов, на местах. Как говорила моя мать, «спаси одну жизнь, и она станет началом династии». Жизнь, которую ты спасаешь, может спасти еще одну, так что одна жизнь — это уже много.

Мужество и решительность — это тоже красота.

Красота — это здоровье, здоровье — это красота. Это напо­минание я включаю в электронную рассылку дизайнерам каждый сезон перед Неделей моды, как председатель Совета модельеров Америки. Когда в 2006 году меня избрали прези­дентом торговой организации, в СМИ много писали о распро­странении анорексии среди молодых девушек и о том, что ее вызывает. Ни у меня, ни у моих дочерей, ни у кого из моих близких не было личного опыта с пищевыми расстройствами. Я была в замешательстве, когда узнала, что модная индустрия повлияла на распространение этого заболевания.

Возможно, я была наивна. Многие топ-модели стали зве­здами, поэтому естественно, что девочки хотели им подражать. И все же морить себя голодом — не выход. Удлиненные, тон­кие тела генетически наследуются, а не искусственно создают­ся. Конечно, модели следят за своим питанием, но по большей части их тела предрасположены к худобе. Молодым девушкам это трудно принять.

Хоть многие девушки по всему миру и мечтают стать моде­лями, правда в том, что это не такая уж простая работа. Чаще, чем принято считать, они получают отказы, и это сказывается на их самооценке. Большинство ведущих агентств желают де­вочкам добра и заботятся о них — некоторые даже усердно оберегают, — но также существуют псевдоагентства, торговля людьми и проституция, которая происходит «во имя моды».

Я всячески призываю девушек быть бдительными. Оставьте мечту стать моделью, если на самом деле это не ваша стезя. Ищите другие двери. Бизнес в сфере красоты часто бывает про что угодно, только не про красоту.

Более того, я умоляю молодых девушек, кроме тех немногих, кто предрасположен к этому генетически, не пытаться стать моделями. «Включите мозг, используйте здравый смысл и не становитесь бездушным объектом, — однажды сказала я выпускникам школы. — То, как вы выглядите, важно, но то, кто вы такие и как вы себя преподносите, — это то, кем вы в итоге станете и как вас будут воспринимать».

Я была убеждена в том, что CFDA должен проявить иници­ативу в продвижении идеи о том, что красота — это здоровье. В 2007 году вместе с экспертами-медиками, модельными агент­ствами и главным редактором журнала Vogue Анной Винтур мы разработали стандарты для индустрии моды. Эти стандарты включают в себя разумные рекомендации по тому, как защитить девушек; групповые занятия и семинары для дизайнеров, мо­делей и их семей на тему того, как опознать сигналы пищевых расстройств; а также настоятельно призывают к тому, чтобы девушки с пищевыми расстройствами обращались за помощью к специалистам.

Следующим шагом стало решение вопроса, связанного с возрастом. Молодость — важнейший фактор в модном биз­несе, и проблема возраста трудноразрешима и существует уже давно — для многих чем моложе, тем лучше. Это тяжелая битва, потому что многим дизайнерам нравится, как их вещи смотрят­ся на очень высоких, суперхудых девушках, и чем они младше, тем менее сформировавшейся выглядит их фигура. Эти дизай­неры оказывают давление на тех, кто нанимает моделей, и вы­нуждают модельные агентства поставлять девушек все младше и младше.

Мы должны были разорвать этот замкнутый круг или хотя бы уменьшить его масштаб. Каждый из 450 ведущих дизайнеров Америки, которые входят в CFDA, теперь обязан проверять документы моделей, которые работают на подиуме, чтобы убедиться, что им исполнилось хотя бы 16 лет, и чтобы тех, кто младше 18, не задерживали на фотосъемках или при­мерках после полуночи. Здоровье — это красота. Красота — это здоровье.

В 1994 году, когда мне было 47 лет, у меня диагностировали рак. Еще вчера я была в порядке, а сегодня сижу на сеансе облучения области в основании языка и задней части неба. Все началось с обеда с Ральфом Лореном в знаменитом нью-йорк­ском ресторане в районе Мидтаун под названием La Grenouille. Это должен был быть деловой обед, но мы разговаривали обо всем, в том числе о любви и хрупкости жизни. Он рассказал, что ему недавно удалили доброкачественную опухоль из мозга. «Как ты узнал, что у тебя опухоль?» — спросила я. «У меня все время шумело в левом ухе».

Как только он произнес эти слова, я услышала шум в своем левом ухе. На следующий день он так и не прошел. Может, мне кажется? Я записалась на прием к отоларингологу.

«С вашим ухом все в порядке», — сказал врач, но обнару­жил воспаление миндалины с правой стороны шеи. Он не вы­казал беспокойства и прописал мне антибиотики. Шум пропал, но воспаление не проходило. Мне сделали биопсию, но резуль­таты не показали ничего плохого. Мне сказали: «Это доброка­чественная киста, не переживайте». Мне не нравилась мысль о жизни с кистой, и я записалась на операцию по ее удалению на следующую пятницу, 13 мая.

Злополучная дата оказалась пророческой. Когда я сонная очнулась после наркоза, рядом были Татьяна и моя мама, и врач объявил нам новости. При удалении кисты они разрезали ее напополам и обнаружили микроскопические злокачественные плоскоклеточные раковые клетки, от которых уже образовались метастазы. Татьяна была в шоке. Моя мама подумала, что неправильно поняла услышан­ное, и настаивала, чтобы Татьяна перевела ей слова доктора на французский.

Следующие несколько дней были кошмаром: я сдавала все­возможные анализы и опасалась самого худшего. Операция, на которой мне вырежут большую часть шеи? Химиотерапия? Все звучало устрашающе. В довершение всего в день, когда я узнала о своем диагнозе, когда я пришла домой вечером и включила новости, сказали, что Джеки Кеннеди Онассис умерла от рака.

Сначала я ничего не понимала и очень переживала, но, по­тихоньку начав разбираться в том, что объясняли мне врачи, я вновь обрела силу и отогнала страх прочь. Я должна была принять тот факт, что у меня рак, и бороться с этим. Семь недель облучения. Передо мной вдруг открылся неожиданный план действий на предстоящее лето. Время для лечения и ис­целения.

У меня не было другого выбора, кроме как принять это, посвятить время себе и сосредоточиться на своем здоровье. Мне надо было поправиться, навсегда избавиться от злокачест­венных клеток и не допустить, чтобы они когда-то снова верну­лись. Я повторяла себе эти слова на французском снова и снова, так что они превратились в маленькую победную песенку.

Моя мама была рядом. Она не показывала вида, что пере­живает, и это придавало мне сил. Александр вернулся из Гон­конга, где работал в банке, Татьяна была поблизости. Барри тяжело перенес это известие. Мой врач рассказал, что видел, как он шел к машине в день, когда мне поставили диагноз, и он не припомнит, чтобы осанка человека так выдавала его горе.

Когда я приехала на выходные в Коннектикут после того, как узнала свой диагноз, мой друг, продюсер и агент Сэнди Гэллин сделал мне подарок, который изменил мою жизнь. Он пригласил ко мне в Cloudwalk Дипака Чопра — известного доктора, представителя движения нью-эйдж и писателя индий­ского происхождения. Мы сели рядом, и он начать учить меня медитировать. Дипак сумел донести до меня суть практики, обнадежил и очень сильно помог. Он пригласил меня в оздо­ровительный центр Chopra в Ла-Хойя в Калифорнии, и я от­правилась туда перед тем, как начать курс облучения.

Татьяна поехала со мной и провела первые два дня рядом, но мне надо было побыть одной. Я медитировала и повторяла сутры, о ко­торых мне рассказал Дипак: Мир, Гармония, Смех, Любовь, Созидание, Изобилие, Благополучие, Проницательность, Сли­яние, Свобода, Истина, Знание, Бесконечность, Бессмертие, Просвещение, Святость. Я часами гуляла по пляжу, проплыла сотни кругов в бассейне и вела долгие беседы с собой и с Бо­гом. Все это вкупе с аюрведическими процедурами, диетой, лечением травами и массажем, а также умиротворенностью, царящей вокруг, помогло мне подготовиться к этой неждан­ной битве.

По возвращении в Нью-Йорк Александр отвез меня на прием в клинику, во время которого с меня сняли мерки для маски и нанесли на лицо разметку, чтобы обеспечить точность попадания лучей. Годы спустя мой врач рассказал мне, что, про­водив меня, Александр вернулся, чтобы попросить его как сле­дует позаботиться обо мне: «Помните, вы имеете дело с моей матерью».

Перед первым сеансом облучения я сфотографировала свое лицо в зеркале ванной комнаты. Я не знала, ждут ли меня не­обратимые изменения, и хотела запомнить себя такой, какая я была. А потом начались процедуры. Каждый день я шла в ме­дицинский центр Sloan Kettering и надевала прикрепленную к столу маску. В течение тридцати секунд лучи воздействова­ли на середину и каждую из сторон шеи.

Потом я шла домой в отель Carlyle, по дороге останавливаясь в магазине здорового питания, чтобы купить сок из ростков пшеницы (вкус у него был тошнотворный, но я верила в его природную целебную силу), и продолжала идти, напевая свою французскую песен­ку-оберег от злокачественных раковых клеток.

Дома я часами медитировала, каждый день делала массаж для стимулирования иммунной системы и полоскала горло кунжутным маслом. По выходным, когда у меня не было процедур, я ездила в Cloudwalk и наслаждалась красотой природы — лесом, цветами, оленем в яблоневой роще. Никогда раньше природа не казалась мне такой красивой, умиротворяющей и обнадеживающей.

Дипак звонил каждый день. Как и Эгон из Италии, Марк Пепло из Лондона и мои друзья из разных уголков мира. Я чув­ствовала, что меня любят, а не жалеют, и благодаря силе этой любви ощущала душевный покой. Барри стал говорить о по­купке дома и о том, что нам стоит жить вместе, а также начал спрашивать о моих отношениях с Марком, чего он раньше ни­когда не делал. Я не давала ему четких ответов. Мое будущее было неопределенным, и я не знала, чего хочу, кроме как по­правиться.

В середине курса лучевой терапии мой друг Морт Цукер­ман, инвестиционный магнат в сфере недвижимости, пригласил меня на правительственный ужин в Белый дом, который пре­зидент и миссис Клинтон устраивали для императора и импе­ратрицы Японии. Я была в восторге и приняла приглашение. Так совпало, что величайший модный дизайнер того времени Джон Гальяно собирался впервые появиться на публике в уни­вермаге Bergdorf Goodman, который был прямо напротив моего офиса, и я одолжила на вечер его самое шикарное вечернее платье: из бледно-розового и голубого шифона, с кучей оборок и бесконечно длинным шлейфом.

Несмотря на темные пятна от лучевых ожогов по обе стороны моего лица, которые я сумела замаскировать макияжем, в итоге я прекрасно выглядела, когда зашла в украшенный шатрами Розовый сад Белого дома. Этот ужин был историческим событием, и присутствовать на нем было для меня настоящим удовольствием. За одним столом со мной сидели какие-то важные японские бизнесмены, которые не могли поверить в то, что они на самом деле находятся в од­ном помещении со своим императором. В Японии их бы отго­родили ширмой, потому что обычный человек не может быть наедине с Его Величеством Императором!

У моего восторга были свои причины. Я была без ума от своего пышного платья, хоть мне и приходилось аккуратно пе­ремещаться с длинным шлейфом, на который все всё равно постоянно наступали, поэтому к концу вечера он был порван в клочья. Как же прекрасно было ощущать себя беспечной и красивой посреди болезненной терапии — я словно подми­гивала себе.

А вот вести, пришедшие из Бельгии, были неважные. Филипп позвонил мне прямо перед Днем независимости. Здоровье моего отца было очень слабым, нам надо было готовиться к самому худ­шему. Центр лучевой терапии был закрыт на время праздников, и Барри великодушно предложил мне воспользоваться его само­летом, чтобы я могла навестить отца.

К тому времени я потеряла все вкусовые ощущения, у меня болело горло, кожа была сильно обожжена, но мне надо было увидеться с отцом. У него была бо­лезнь Альцгеймера, и его состояние сильно ухудшилось. Я знала, что он меня уже не узнает, и тем не менее хотела поцеловать его и поблагодарить за любовь, которую он мне подарил. Татьяна поехала со мной. Это был последний раз, когда мы его видели.

На обратном пути из Бельгии мы остановились на дозаправ­ку в Гандере, в Канаде. Шел дождь, и самолет сел между дву­мя полными радугами. Татьяна сказала мне, чтобы я загадала желание. Я пожелала себе выздоровления. Впереди были еще 12 процедур, еще более сильная сухость в горле, еще больше ожогов. Дипак продолжал звонить, моя мама, Барри и дети были рядом, и я считала дни. В тот год проходил чемпионат мира по футболу. Бразилия победила. И я тоже.

После окончания терапии я снова поехала в центр Дипака в Калифорнию восстанавливать силы. Это была самая худшая неделя из всех. Как и предсказывал мой врач, недомогание усилилось. И внутри, и снаружи я была в ожогах от радиации и измождена. Адреналин, который поддерживал меня во время терапии, улетучился, потому что я знала, что лечение законче­но. Я заперлась в комнате и стонала. Единственное, что мне удавалось заставить себя делать, это пятьдесят кругов в бассей­не, повторяя свои сутры.

В конце недели посреди ночи раздался звонок, в Брюсселе было утро. Мой отец скончался. Мой брат и мама звонили в сле­зах. Я не проронила ни слезинки. Моего отца больше не было в живых, и я ничего не могла с этим поделать. Я села на самолет из Ла-Хойя в Лас-Вегас, где захватила Александра, и мы вместе полетели в Нью-Йорк, а оттуда в Бельгию.

Татьяна встретила нас в брюссельском аэропорту — она прилетела из Португалии. Мы поехали прямо в квартиру отца, квартиру, где я выросла. Его комната показалась мне меньше, чем я ее запомнила. Гроб тоже казался маленьким. Я села возле него. На прикроватном столике стояли зажженная свеча и фотографии родителей и брата отца. Я ощущала беспомощность, но вместе с тем спокойствие и бла­годарность за любовь отца.

Мы похоронили его на очень милом тихом кладбище, окруженном деревьями. Дети уехали вечером. Мне нужно было передохнуть. Я решила провести длинные вы­ходные в Берлине и встретиться с Марком, который там монти­ровал свой фильм «Победа». Мой брат считал, что я слишком слаба для поездки, но мне хотелось почувствовать себя живой и любимой, и я поехала. Днем, пока Марк работал, я отдыхала в своем отельном номере, а по вечерам мы гуляли по улицам Бер­лина, который недавно объединили. Нам очень там понравилось.

Несколько дней спустя я вернулась в Брюссель прибраться в отцовском доме. Как и я, он хранил все: дневники, письма, фотографии… воспоминания во всем их великолепии. Я ску­чала по нему рядом, его запаху, но могла видеть его в отраже­нии в зеркале — наши черты были так похожи. Перед уходом я взяла его любимые золотые часы Omega, его бумажник из крокодиловой кожи и два русских стакана в серебряных под­стаканниках, из которых он каждый день пил чай.

_{Отрывок из книги Дианы фон Фюрстенберг «Женщина, которой я хотела стать. Мемуары». М.: Издательство ОДРИ, 2024.}