Дальше ехать некуда: как живется на самом далеком от Москвы острове

Многих в какой-то момент жизни охватывает желание провалиться сквозь землю. А что если оно исполнится в самом буквальном смысле? Если такое случится с москвичом, то, пролетев строго вертикально вниз сквозь тротуарную плитку, земную кору, мантию, ядро, снова мантию, опять кору, и, наконец, пару километров соленой воды, он окажется на холодных просторах Тихого океана — 55 градусов южной широты, 142 градуса западной долготы.

Хм, ну и где здесь ближайшая суша, кров и горячий ужин? Ближайшая — в 3150 километрах. Это остров Питт, часть архипелага Чатем, входящего в состав Новой Зеландии. Крыша, стены и простецкий лежак ждут путника прямо на берегу, в одиноком пустом пастушеском домике на юго-восточной оконечности острова.

Мягкая постель, вкусная еда и горячий душ найдутся девятью километрами дальше, в крошечном поселке с легкомысленным названием Цветочный Горшок (Port Flower Pot). Дальше от Москвы, чем в Порт-Флауэр-Пот, люди на этой планете не живут.

Архипелаг Чатем и его второй по величине остров Питт мало кому известны, поскольку скромны по размеру, слабо заселены и находятся в самом дальнем и максимально искаженном углу плоской карты мира. Нелегко найти их и на глобусе: это настолько пустая и бесполезная его часть, что именно здесь обычно указывают мелким шрифтом масштаб и данные производителя.

Климат островов тоже не способствует их всемирной славе. Хотя на архипелаге полно прекрасных песчаных пляжей и даже произрастает один вид пальм, там слишком холодно, сыро и ветрено для пляжного отдыха. Южное полушарие холоднее Северного — сказывается близость Антарктиды.

Хотя острова Чатем находятся на широте Корсики, Махачкалы и Бишкека, здесь даже не Владивосток: летом температура поднимается до +15 °С, а зимой, в июле-августе, около +8 °С.

Спасибо хоть снега обычно нет, однако существует историческая запись, согласно которой в 1892 году сюда доплыл километровый айсберг из Антарктиды. Говорят, одна из местных жительниц умудрилась тогда отколоть кусок льда и заварить себе антарктического чайку.

Из нескольких десятков местных островов обитаемы только два — Чатем (920 км², включая соленую лагуну) и Питт (65 км²). Первые люди, полинезийцы мориори, называли свою родину Рекоху, то есть Туманные небеса.

Богоматерь Антиподов

Мы добирались до Питта, не продираясь сквозь центр Земли, а более тривиальным путем — самолетами. На последнем этапе пятиместная «Сессна» поднялась над заболоченными лагунами острова Чатем, пересекла пролив, качнула крылом над горой Хакепа и плавно села на край света.

Самолетик летает не по расписанию, а только когда есть пассажиры и/или груз, плюс позволяет погода. Нам невероятно повезло: погода выдалась чудесная. Никакого тумана, на море штиль, солнечно и тепло. Вот только непонятно, почему все кусты и деревья растут согнутыми в одну сторону — что за паникерство?!

Аэропорт острова Питт состоит из прокошенной в траве взлетной полосы и дощатого туалета. Крыша туалета заякорена в землю стальными тросами — чтобы не унесло ветром. Вместе с нами прилетел огромный жидкокристаллический телевизор, его встречали как долгожданного родственника.

Впрочем, нас тоже встретили тепло. Брент Маллинсонс, единственный на острове туроператор и владелец гостевого дома, просиял белозубой улыбкой, забросил рюкзаки в багажник, и мы покатили по острову.

Дорога там одна — пыльная подсыпная грунтовка от взлетной полосы до Цветочного Горшка. По сторонам дороги зеленые холмы, рыжие коровки, белые овечки и пегие лошадки. В лодже нас ждал сытный ужин из лобстеров и ночлег в огромных спальнях с окнами на бухту.

Когда-то здесь на выходе в море из воды торчала причудливая скала на тонкой ножке. Европейцам она напоминала цветочную вазу — по ней бухту, а за ней и поселок, назвали Flower Pot. Сегодня каменной цветочной вазы в заливчике уже нет. Она обвалилась еще в начале ХХ века — на ее месте теперь массивный бетонный причал-волнорез.

На причале высится кран, урчит ангар-холодильник и теснятся ловушки для лобстеров. На песчаном пляже на трейлерах обсыхают несколько рыболовных катеров. Пока я осматривала бухту, в нее зашел последний припозднившийся кораблик, на мелководье его ждал трактор с трейлером. Катерок заплыл на трейлер, и трактор, скрипя проржавевшими от соленой воды потрохами, вывез его на берег.

Заселение

Первые поселившиеся на островах люди сформировали народ мориори. Лингвистически и генетически их ближайшая родня — маори с Южного острова Новой Зеландии. Их общие полинезийские предки жили на теплых островах ближе к экватору.

Стабильные богатые урожаи рано или поздно приводили тропические земли к перенаселению, а перенаселение к междоусобице. Конфликты, теснота и отсутствие перспектив подталкивали безземельных островитян к освоению новых берегов.

Люди отравлялись на поиск еще не заселенной суши целенаправленно — против ветра, семьями, с хорошим запасом еды, воды и посевного материала. Если после многих недель разведывательного путешествия земля на горизонте не появлялась, а еда и вода подходили к концу, полинезийцы разворачивали свои катамараны и с попутным ветром быстро возвращались обратно.

Хотя большинство экспедиций заканчивались ничем, некоторые удавались. Волны полинезийской экспансии прослеживаются по всей Океании. До тропических островов Тонга они докатились около трех тысяч лет назад, до Новой Зеландии — более чем на две тысячи лет позже. Древнейшие поселения на главных островах Новой Зеландии датируются второй половиной XIII века.

Увы, но привезенные из тропиков семена и клубни на холодном юге не прижились. Из всех привычных полинезийцам овощей и фруктов в Новой Зеландии значимый урожай давал только сладкий картофель батат (кумра), да и то не везде.

В итоге большинству новоприбывших аграриев пришлось переквалифицироваться обратно в охотников-собирателей, благо дичи было через край — стада гигантских нелетающих птиц моа, непуганые многотысячные лежбища упитанных морских котиков, полчища жирных пингвинов. Однако бонанза продолжалась не бесконечно.

Через век-два нелетающие птицы моа полностью закончились, ластоногие в страхе покинули свои лежбища, полчища пингвинов поредели до единиц. Начались конфликты за охотничьи угодья. Те, кто не имел своей земли, отправились на поиск новых берегов.

На камнях побережья, на песке пляжей, в кустарнике и в лесу дрыхли тысячи ластоногих — львы, котики, леопарды и слоны (все морские). Океан кишел китами, пингвинами и рыбой.

Впрочем, и это изобилие продержалось недолго — вскоре тучи птиц поредели, а тюлени ушли на труднодоступные скалы. Постепенно на горьком опыте мориори научились брать от природы не больше, чем она могла дать. Островитяне ввели «природоохранные» табу. Охота на самок и детенышей тюленей была запрещена — они стали священны.

Разрешалось охотится исключительно на одиноких самцов и только на периферии лежбищ. Сбор яиц и птенцов морской птицы строго регламентировался по сезону и количеству. Для ограничения собственной численности туземцы практиковали контрацепцию, и даже инфантицид и выборочную кастрацию младенцев.

Для некоторых видов птиц табу вступили в силу слишком поздно и не предотвратили вымирания, для других они стали своевременным спасением.

Сегодня из шестнадцати тысяч акров островной земли четыре курирует Департамент Охраны Природы (DOC), три охраняются частными фондами и три тысячи вернули потомкам мориори. Остальная земля в пользовании фермеров.

На острове пасется порядка двенадцати тысяч голов скота — коров и овец. Контраст между лугами-выпасами и огороженной заповедной землей огромен: внутри огороженных участков возрождается густой влажный лес, в то время как на выпасах старятся и сохнут последние оставшиеся с прежних времен деревья.

Пацифисты против воинов

За три с половиной века географической разобщенности маори и мориори накопили множество культурных и языковых особенностей. Однако самым важным различием стало отношение к войне.

Живущие на двух огромных островах многотысячные племена маори практически всегда находились в состоянии войны. Искусство войны и готовность к ней впитывались с молоком матери. Владение оружием, умение нападать и защищаться были фундаментом выживания.

Обитающий на куда более скромных по размеру островах народ мориори в лучшие годы не превышал численности в две тысячи человек. Их архипелаг был слишком мал и суров для междоусобиц.

В XVI веке легендарный вождь Нунуку-фенуа из клана Хамата убедил островитян принять «закон Нунуку» — полный запрет любой войны и каннибализма. Если среди мориори возникал разлад, конфликт решали поединком на палках до первой крови.

Две диаметрально противоположные философии жизни диктовались местными условиями и работали каждая на своем месте, пока существовала географическая изоляция. В 1769 году Джеймс Кук и его команда высадились на Северном острове Новой Зеландии. В 1791 году капитан Уильям Броутон, отклонившись от курса, случайно натолкнулся на отдаленный архипелаг, который назвал именем своего корабля — Чатем.

Вскоре туда зачастили охотники на морского зверя, а следом и китобои. Контакт с внешним миром стоил островитянам дорого: от новых непривычных болезней умер примерно каждый восьмой житель архипелага. Но худшее было впереди. На европейских судах в составе китобойных команд до островов Чатем доплыли маори. Они увидели землю и живущий на ней невоинственный народ и рассказали о них по возвращении домой.

В это время в Новой Зеландии шли кровавые Мушкетные войны — межплеменная бойня, вызванная появлением огнестрельного оружия. Главной валютой для покупки мушкетов стали картошка и секс. Маори очень быстро оценили привезенный европейцами картофель и научились его выращивать тоннами. Сажался и рос он примерно таким же способом, что и батат, но урожай давал несравнимо стабильнее и богаче.

После многих месяцев в море команды европейских судов с великим энтузиазмом покупали у маори свежие овощи. Голод был и по женской плоти. Европейские миссионеры пытались пресечь проституцию и торговлю оружием, но процесс было не остановить: моряки и китобои хотели картошки и женщин, а маори всеми силами стремились заполучить мушкеты.

Для них это был вопрос жизни и смерти. Полинезийский этикет ведения войны не подразумевал пощады: проигрыш означал потерю земли и истребление всех схваченных мужчин, женщин и детей.

Первыми ружья заполучили племена теплого крайнего севера. Использовав военное преимущество, они напали на южных соседей. Дальше сработал эффект домино: те, у кого было больше оружия, нападали на тех, у кого его было меньше, и вынуждали их бежать, по пути нападая на тех, у кого его было еще меньше.

Племена Нгати Мутунга и Нгати Тама, жившие у подножия вулкана Таранкаки, снялись с насиженных мест и бежали за сотни километров, на побережье залива Порт Николсон, где сейчас стоит новозеландская столица, город Веллингтон. Там до них и дошла молва о существовании архипелага Чатем.

Нгати Мутунга и Нгати Тама попытались купить проезд до далекого архипелага за картошку, свиней и даже порох и мушкеты. Капитан двухмачтового брига Lord Rodney был заинтересован приобрести все предложенное, но на просьбу перевезти людей ответил отказом.

Тогда маори обманом выманили его на берег и бескровно захватили судно. Поняв, что рискует потерять и корабль, и команду, капитан согласился на сделку и в два захода переправил 900 маори на архипелаг Чатем.

Маори расплатились, как обещали: две с половиной тонны свинины, сорок один старинный мушкет, 360 фунтов пороха, одна пушка и семь тонн картошки. 19 ноября 1835 года беженцы высадились на новую землю. Мориори приняли соседей по-дружески и даже поначалу помогли пришельцам с едой и пресной водой.

Маори и мориори говорили на двух разных, но все-таки взаимопонятных языках. Однако одежда, утварь и наречие мориори показались пришельцам странными и отсталыми. А самое большое непонимание и презрение у маори снискал пацифизм коренного населения.

Мориори не хотели и не умели воевать. К моменту прибытия маори запрет на войну и любое кровопролитие практиковался мориори уже в течение нескольких столетий. Культура маори, веками жившая по закону «убей или будь убитым», встретилась с аборигенной культурой, жившей по принципу «не убий». Мориори были обречены.

Оправившись от тяжких странствий, маори приступили к дележке новых владений. Земли архипелага распределяли исключительно между собой — мориори в расчет не шли. Их убивали (и ели) или жестоко порабощали. В первые недели вторжения погибло порядка трехсот мориори, многие из них были умерщвлены ритуально и умирали долгой мучительной смертью.

Участь оставшихся была ненамного лучше: их заставили работать на износ и лишили права вступать в брак с соплеменниками. По свидетельству европейцев, маори не были заинтересованы в поддержании жизни и численности своих рабов.

Один из оставшихся в живых мориори позже вспоминал: «[Маори] начали нас убивать, как овец… [Мы] были в ужасе, бежали в лес, прятались в земле и где только можно, чтобы спастись. Все напрасно; нас находили и убивали — мужчин, женщин, детей — без разбора».

Завоеватель-маори объяснял: «Мы завладели этим местом… в соответствии с обычаями и изловили всех людей; ни один не смог скрыться». В истории Океании много мрачных страниц, но даже среди них геноцид мориори — одна из мрачнейших.

Киви против уэка

Через тридцать лет после прибытия маори из шестнадцати сотен коренных островитян в живых оставались едва ли 100, в 1900 г. — 12, в 1922 г. — двое, в 1933 году умер последний. В 2022 году, в момент написания этой статьи, людей, считающих себя мориори, более семисот человек, однако это потомки смешанных браков. В их жилах в разных пропорциях течет кровь коренного населения, европейцев и маори.

Оседлое население острова Питт — 45 человек. Девять из них — школьники начальных классов, один учитель, он же директор школы, пара содержит гостевой дом, один вахтовик-лесник — охраняет природу, остальные обитатели — фермеры и рыбаки.

Доктор, медсестра, учителя и двое полицейских, как правило, родом с большой земли и работают по контракту, рыбаки и паковщики морепродуктов могут быть киви, но чаще все же местные, фермеры обычно островитяне в пятом-седьмом поколении или глубже. На острове шесть фермерских хозяйств. Дальше всех от Москвы живет семья Ланозе. Их дома и подсобные постройки разбросаны у подножия горы Хакепа.

Во всем мире за новозеландцами закрепилось добродушное прозвище «киви» — в честь эндемичной нелетающей птицы, символа страны. Однако жители архипелага Рекоху киви себя не считают, что и не удивительно: на островах Чатем птиц киви нет и никогда не было. Зато здесь во множестве водится нелетающая птица уэка.

Именно так в шутку и называют себя чатамчане. Раз в году на Чатеме проходит дружеский матч регби: уэка против киви — те, кто родился на архипелаге, играют против тех, кто приехал с больших островов. Страсти кипят, глотки хрипят, грязь мешается с потом — отличный день.

Одними из первых фермеров стала семья Хант — Фредерик, Мэри и два их сына. Сначала они прибыли на Чатем, но, посмотрев на неприглядные личности тамошних обитателей (бывших китобоев, дезертиров и беглых австралийских каторжников), решили осесть на почти обезлюдевшем острове Питт.

В 1843 году Ханты собрали по побережью обломки разбившихся кораблей и построили свой первый дом, а потом посадили овощи и завели коров и овец. Сейчас на месте первой избушки Хантов стоит гостевой дом Flower Pot Lodge, владелица которого, Бёрни Маллинсонс, приходится пра-пра-пра-пра-правнучкой Фредерику и Мэри Хантам.

Именно ее муж Брент подобрал нас с самолета, заселил в дом и познакомил с местными достопримечательностями. А на следующий день он даже вывез нас на лодке в море и позволил порыбачить.

Акулы и альбатросы

Нам не терпелось узреть морских зверей, редких птиц и знаменитый птичий базар «Пирамиду». Все задуманное блестяще удалось. Через телеобъектив мне даже посчастливилось рассмотреть сидящего на скале очень редкого новозеландского зуйка (Thinornis novaeseelandiae)! В воде вокруг лодки плавали голубые пингвины (Eudyptula minor) и резвились новозеландские морские котики (Arctocephalus forsteri).

Наш маршрут пролегал вокруг заповедных островов Мангере и Рангатира. Хотя люди на них не живут, назвать их необитаемыми язык не поворачивается — они просто кишат жизнью. На каждом гнездится по несколько миллионов птиц.

Работникам заповедника приходится ходить по острову в самодельных «снегоступах», чтобы не провалиться в птичью нору, не сломать себе ногу и не подавить жильцов.

Квартирный вопрос для морских пернатых стоит здесь настолько остро, что ширококлювые китовые птички (Pachyptila vittata) заклевывают птенцов чатемского тайфунника (Pterodroma axillaris), чтобы заполучить их место и вывести собственное потомство.

Помимо птиц, на безлюдных островах огромное разнообразие членистоногих: мокриц, сороконожек, жуков, пауков, палочников, гигантских сверчков. Ночью в свете фонарика лесная подстилка шевелится, как живой ковер. Из восьми сотен видов чатемских насекомых одна пятая — эндемики, то есть больше нигде в мире не встречаются.

Особое место среди заповедных островов архипелага занимает торчащая из моря на высоту 172 метра треугольная скала Пирамида. По размерам и крутизне склонов она примерно соответствует египетской пирамиде Хеопса.

Антиподная пирамида сложена из гигантских базальтовых кристаллов-карандашей и везде, где только можно, заселена чатемскими альбатросами (Thalassarche eremita). Их там 4575 пар — больше просто не помещается. Пирамида — единственное место на планете, где они выводят потомство.

Пока мы любовались Пирамидой, Брент достал донные удочки и начал тягать из моря хороших размеров равару (голубой новозеландский песочник Parapercis colias), очень уважаемую в Новой Зеландии рыбу. Я тоже вытащила парочку, пока на крючок не клюнуло что-то очень большое и буйное. Поглядев, как тянет и гуляет моя удочка, Брент сделал вывод, что это акула, и предложил перерезать леску.

Но мне было жалко оставлять рыбину плавать до конца дней с ржавой железкой во рту, и я предложила попробовать вынуть крючок. Когда акула наконец стала видна, длины в ней оказалось больше полутора метров. Подтащенная к борту, она билась и царапала мои ладони наждачной кожей. К счастью, крючок оказался неглубоко. Освобожденная акула нырнула обратно в пучину так быстро, что мы даже не успели озвучить ей три желания.

Обогнув остров, мы уже направились было обратно в Цветочный Горшок, как Брент решил еще раз напоследок забросить удочки… и тут началось! На крючок незамедлительно клюнуло что-то большое, хотя и мирное. Брент диагностировал: хапука!

В следующие 20 минут мы одну за другой втащили в лодку шесть большущих экземпляров Polyprion oxygeneios, килограммов по 25-30 каждый. Даже по чатемским меркам это была удача.

Завершив циркумнавигацию острова Питт, мы вернулись в бухту Цветочный Горшок и вплыли на притопленный в воде трейлер. Сидевшие на берегу местные заглянули в катер и уважительно похвалили улов. Тащивший нас на берег старый трактор сломал колесо — Брент, смеясь, объяснил это происшествие перегрузом рыбой.

Купальный сезон

Вода мягко накатывает на песчаный берег бухты. На пляже резвятся местные ребятишки. Детей человек девять, всех возрастов — это ученики крошечной островной школы. Юные островитяне бегают в догонялки, кувыркаются в песке и играют с черным щенком.

Под одной из лодок сидит молодая женщина с двухлетним сыном. Вокруг пояса ребенка завязана простая бельевая веревка, переходящая в длиннющий поводок. Детеныш резвится на солнышке, а мама отдыхает в тени, придерживая конец веревки.

Она рассказывает, что в предыдущие два дня в дальнем конце бухты вечером выползал на берег морской леопард, поэтому она побаивается за своего сына. Морские леопарды ловят и едят тюленей и пингвинов, так что потенциально могут схватить и школьника, не говоря уже про двухлетку.

Пока мы обсуждали диету морских леопардов, извалявшаяся в песке детвора отправилась купаться. Даже карапуз на веревочке залез в море, что слегка напоминало ловлю на живца. Все ребятишки были белокожие, без загара. Стоял ноябрь, и я, скорее всего, наблюдала открытие купального сезона.

Всего на островах Чатем три начальных школы: одна на маленьком острове и две на большом. Полной средней школы на архипелаге нет: чтобы завершить среднее образование, юным уэка приходится продолжить учебу в школе-интернате на одном из главных островов Новой Зеландии или учиться из дома, дистанционно.

Эта ситуация устраивает далеко не все семьи, и некоторые родители уезжают вместе с детьми. Так поступили россиянка Наташа и ее муж, потомственный чатамчанин Вал, — бывшие владельцы единственного на архипелаге бара-ресторана-отеля «Чатем».

Дети накупались, леопард никого не съел, а солнце спустилось ниже. В бухту заплыли несколько рыболовецких корабликов. Рыбаки, молодые ребята и девушки, выгрузили наловленных за день лобстеров, рассортировали их по размерам и сложили в ангар-холодильник. Смущенно поулыбавшись мне в объектив, они сели по двое на свои квадроциклы и, поднимая клубы пыли, разъехались по домам.

Я ждала темноты в надежде увидеть южное полярное сияние. До полюса здесь гораздо дальше, чем в Москве, но воздух столь чист и кругом так мало искусственного света, что иногда можно разглядеть отдаленные всполохи. Увы, полярного сияния в тот день не было. Зато над головой вовсю сиял Южный Крест, текла мерцающая звездная река Млечный Путь и белели Магеллановы облака. А Орион, как и положено в Антиподии, стоял на голове вверх тормашками.

_{Фото: SHUTTERSTOCK / FOTODOM; ARNAUD ZANOTTI; CHATHAMISLANDS.CO.NZ; JOHN C. O’CONNOR; CANTERBURY MUSEUM; NGAIRE HART; SHUTTERSTOCK / FOTODOM; NGAIRE HART; SID MOSDELL; LEON BERARD} 

_{Материал опубликован в журнале «Вокруг света» № 1, февраль 2023}