Более 100 лет полотна художников-авангардистов не оставляют равнодушными зрителей по всему миру, но чтобы по достоинству оценить эти картины, их нужно уметь правильно «читать». Вместе с искусствоведом Александром Кремером «Вокруг света» разобрался, как воспринимать русский авангард.
«Левые художники» против устоев искусства
Русский авангард как явление зародился в 1910-х годах, но сам термин появился позже, а тогда мастера, составлявшие костяк нового направления, называли себя футуристами, «будетлянами», «левыми художниками» — кем угодно, только не авангардистами.
Это было время перемен во многих сферах жизни, и художники открыто приветствовали их, стремясь стать частью нового мира. Они хотели говорить со зрителями, а для этого им нужно было найти собственный живописный язык, соответствующий их новым идеалам. Тогда считалось, что академическое искусство исчерпало себя, поскольку развитие фотографии позволило многим запечатлевать реальность без холста и красок.
До 1917 года авангардисты стремились противопоставлять себя прежним устоям искусства, от которых они и отталкивались, создавая эпатажные и веселые произведения, повергавшие публику в шок.
— В Третьяковской галерее есть работа «Отдыхающий солдат» Михаила Ларионова, — рассказывает Александр Кремер. — Ее главный герой курит папироску, лежа в позе Венеры, элегантно сложив ногу на ногу, и о чем-то мечтает. Так Ларионов иронизирует над буржуазным искусством, его излюбленными сюжетами, и за счет юмора показывает, что для него установленные классиками рамки — условность.
Другой известный авангардист, Илья Машков, под впечатлением от работ Матисса написал серию картин, изобразив на них натурщиц с синими, зелеными или красными лицами и телами. Этим он шокировал своего учителя Валентина Серова. Знаменитый живописец и тончайший портретист едко прокомментировал относительно смелые работы своего ученика: «Это не живопись, а фонарь».
— Для Машкова это был способ найти новые возможности использования цвета, писать свободно, не оглядываясь на каноны. Поэтому здесь важно понимать, что язык авангарда — это про снятие ограничений, поиск новых художественных образов, расширение представлений об искусстве, — поясняет специалист по авангарду.
Народные мотивы и Малевич в роли демиурга
Чтобы стать ближе к зрителю, авангардисты обращались к народному творчеству: лубки и иконы вдохновляли художников начала ХХ века. Марку Шагалу, например, фольклор давал возможность найти собственный язык. До конца своей жизни он изучал еврейскую культуру и тесно связывал себя с ней. Шагал возвел фольклор на уровень символа — так родились его знаменитые сюжеты с летающими фигурами.
Другим источником вдохновения для авангардистов служили работы постимпрессионистов, включая Поля Сезанна. У последнего много почерпнул в начале своего пути Роберт Фальк — патриарх авангарда, проработавший до 1970-х годов.
В 1915 году Казимир Малевич, показав миру свой «Черный квадрат» (на самом деле, картина называется «Черный супрематический квадрат»), обнулил всё искусство, религию, культуру, которые были до него. Этой работой он создал супрематизм — основу авангарда, определившую путь его развития.
Супрематизм означает превосходство, наивысшую ступень развития живописи. Ученики и последователи Малевича превратили это направление в своего рода религию и нескромно считали себя новыми богами, победившими старое искусство с помощью простых форм.
— Предмет, по их мнению, закрепощает восприятие, фиксирует на себе, ограничивает свободу художника и зрителя, — объясняет искусствовед. — Художники же не хотели копировать реальность, они мечтали создавать собственные миры.
Таким образом, вся живопись накрылась «Черным квадратом», из которого зародилось новое искусство — без рамок и шор. Вместо границ у Малевича было белое поле, символизировавшее бесконечность. Поэтому Александр Кремер советует мысленно убирать рамки при знакомстве с супрематическими картинами.
Еще одно важное правило, которое нужно знать, чтобы понимать философию супрематизма, это отсутствие статики.
— Для Малевича принципиально важной была идея динамичной композиции. Посмотрите на картину «Супрематизм» Малевича, построенную по двум диагоналям со смещенным цветовым центром тяжести, — поясняет Кремер. — Малевич буквально закручивает геометрические формы в метафизическом пространстве, втягивая зрителя в акт творения своей художественной вселенной.
Искусство, пробуждающее чувства
Бытует мнение, что авангард — это элитарное искусство, которое дано понять только эстетам. Но это не так. Не нужно знать основы живописи и быть сверхэрудированным человеком, чтобы разбираться в этом направлении. Авангард обращается не к рассудку, а к эмоциям. Поэтому он гораздо ближе к обычному человеку, чем к интеллектуалу. Его прелесть в том, что он ни к чему не обязывает. Не нужно бояться ошибиться и думать: «Что же хотел сказать автор этой картиной? Какие „подводные камни“ в ней скрыты?». Любая трактовка верна. Потому что, рисуя все эти круги, линии и квадраты, художники прежде всего хотели пробудить в зрителе чувства, пусть даже и не всегда положительные.
— При этом на супрематизм нельзя смотреть походя, — подчеркивает искусствовед. — Нужно попробовать стать активным участником создания искусства. Нам дана художественная форма, и мы можем наполнить ее собственным индивидуальным содержанием — личным опытом. В каком-то смысле это форма медитации.
Эзопов язык
Авангардисты были заложниками времени и всех сопутствующих ему изменений. Карт-бланш, который дала им советская власть в первые годы после революции, очень скоро сменился гонениями и обвинениями в формализме. Поэтому художники, теряя почву под ногами, стали шифровать свои послания зрителям. Так появился постсупрематизм — изображение безликих фигур.
— Обычно, когда мы смотрим на портрет, мы обращаем внимание на выражение лица, элементы одежды, обстановку, в которой находится персонаж. Все эти детали дают нам представление о социальном статусе человека, его эмоциональном состоянии, — объясняет Кремер. — В серии работ с безликими фигурами Малевич намеренно отказывается от любых внешних деталей, они только отвлекают. Его интересует образ человека как таковой, говорящий намного больше, чем выражение глаз или пейзаж на заднем фоне. Человеческая фигура теряет голос, лицо, индивидуальность, что отражает процессы, происходившие в советском обществе в 1920-30-х годах.
«Разве это искусство? Да мой трехлетний ребенок сможет нарисовать такие же кружки и полоски. А еще „художниками“ называются!» — такие реплики порой можно услышать от случайных посетителей выставок авангардистов. Среди публики до сих пор находятся те, кто считает, что Марк Шагал, Казимир Малевич, Лев Юдин и другие представители авангарда попросту не умели рисовать.
— А вы не думаете, что им просто было не интересно заниматься живописью, которая обслуживала интересы заказчика или повторяла принятые каноны, не позволяя создать тот образ, к которому они стремились? — задает вопрос Александр.
При этом искусствовед уверяет: авангардисты были очень хорошо подготовленными, профессиональными художниками. Они отлично знали искусство, изучали его в малейших деталях и были настоящими мастерами. Михаила Ларионова, например, называли «лучшим живописцем своего времени», а Казимир Малевич, начав свой творческий путь с эскизов в духе передвижников и символизма, освоил практически все современные ему течения и только потом пришел к «Черному квадрату».
Более того, супрематизм и другие виды абстракции совсем не просто скопировать. Небольшая неточность или небрежность при попытке воспроизвести работу — и композиция «рассыпается», теряет свою целостность и заряд. Искусство авангарда требует огромной подготовки от художников. Они тратили годы учебы, чтобы прийти к этой кажущейся простоте.