Город атомной бомбы: как жил самый секретный населенный пункт США

Когда я добрался до вершины хребта Блэк-Оук, мне открылась вытянутая параллельно хребту долина Беар-Крик, на другой стороне которой в мареве поднимались Смоки-Маунтинс, а внизу белел городок Оук-Ридж. Он как будто укрылся в складке местности, и, карабкаясь вверх, я изрядно попотел, чтобы увидеть его как на ладони. Так и было задумано его создателями: Оук-Ридж был городом, которого как бы не было, и знать о нем не полагалось.

Закон и пророки

В начале XX века долина Беар-Крик была настоящим медвежьим углом вдали от больших дорог и городов. Чуть позже, во время сухого закона, этим обстоятельством вовсю пользовались подпольные самогонщики. Поэтому когда один из местных жителей, некий Джон Хендрикс, ударившись в мистику после смерти дочери и ухода жены, стал проповедовать фермерам, что, мол, скоро в долину проведут железную дорогу и на месте кукурузных полей вырастут громадные фабрики, на которых тысячи людей будут трудиться, чтобы помочь выиграть великую войну, — фермеры решили, что Джон рехнулся. В результате смутьян Хендрикс был определен в каталажку, потому что лечебницы для душевнобольных в этом захолустье не было.

После его смерти прошло 26 лет. Началась Вторая мировая война, и американское правительство предложило сыну Хендрикса выкупить у него ферму на 26 гектарах за 850 долларов, чтобы помочь фронту. Хотя деньги за землю платили невесть какие, многие брали предложенное и не задавали лишних вопросов. Были, конечно, и те, кто не хотел уезжать с насиженных мест; тогда к ним приходил шериф и прибивал на дверь повестку освободить помещение в течение двух недель. К ноябрю 1942 года территория площадью около 240 км², за которую Дядя Сэм раскошелился на 2,6 миллиона долларов, была очищена от 900 с лишним семейств.

Дальше все предсказания теперь уже возведенного в пророки Джона Хендрикса начали сбываться. Невероятным индустриальным рывком в долине Беар-Крик за 18 месяцев с нуля были построены засекреченный город, где к 1945 году уже проживало 75 тысяч человек, и четыре крупных индустриальных объекта. На объектах тысячи людей производили обогащенный уран для атомной бомбы, сброшенной на Хиросиму 6 августа 1945 года.

Начало «Манхэттенского проекта»

В конце 1930-х годов среди ученых, эмигрировавших из нацистской Германии в Америку, росло опасение, что Гитлер сможет заполучить ядерное оружие. Они написали президенту Рузвельту письмо, под которым с готовностью поставил свою подпись Эйнштейн, с увещеванием как можно быстрее активизировать разработку своей, американской, атомной бомбы. Рузвельт отреагировал созданием Консультативного комитета по урану. Физики Колумбийского университета Энрико Ферми и Лео Силард получили от правительства деньги на исследования в области расщепления атомного ядра и цепной реакции.

В 1941 году Энрико Ферми становится членом комитета по урану, который переименовывают в Бюро научных исследований и разработок (OSRD). Штаб-квартира OSRD тогда находилась на Бродвее в Манхэттене, что и дало проекту, который был призван объединить усилия разных университетов, лабораторий и агентств для создания атомной бомбы, непримечательное название «Манхэттенский инженерный округ».

«Манхэттенский проект» возглавил Лесли Гровс, произведенный исходя из важности задачи из полковника в бригадные генералы. Он же добился секретного допуска для Роберта Оппенгеймера, без которого знаменитый физик не мог бы возглавить научную сторону проекта. На то, что и жена, и любовница будущего «отца атомной бомбы» состояли в американской компартии, глаза закрыли.

Работа в рамках «Манхэттенского проекта» осуществлялась в трех главных центрах, расположение которых было выбрано по принципу: упрятать их как можно дальше от посторонних глаз. Помимо Оук-Риджа, где тогда обогащался уран, а сегодня размещается Национальная лаборатория Министерства энергетики США, в проекте была задействована активно работающая и поныне лаборатория в Лос-Аламосе (штат Нью-Мексико), где под руководством Оппенгеймера шел монтаж атомных бомб, и ныне закрытый комплекс в Ханфорде (штат Вашингтон), где был запущен первый в мире реактор для промышленного получения плутония. В 2015 году все три места объединили в Национальный исторический парк «Манхэттенский проект» и открыли — не полностью, конечно — для посетителей.

Мирный шелест дубов

В сентябре 1942 года Лесли Гровс принял решение выбрать долину Беар-Крик под место для строительства четырех огромных предприятий, закодированных как X-10, Y-12, K-25 и S-50, и города, где изначально предполагалось поселить 13 тысяч работников.

Строящийся город предложили назвать Оук-Ридж (дубовая гряда), что было положительно воспринято руководством: «пасторальная ассоциация будет сводить постороннее любопытство к минимуму». Расположение между горными кряжами не только скрывало городок от посторонних глаз, но и должно было уменьшить потенциальные риски для окрестного населения на случай аварии. Недавно построенные неподалеку плотина и электростанция снабжали объект водой и энергией (Оук-Ридж потреблял больше электроэнергии, чем Нью-Йорк), а умеренный климат, позволявший вести стройку круглый год, и низкая плотность населения делали Оук-Ридж идеальным местом, чтобы стать американским Арзамасом-16 или Красноярском-26.

Тысячи строителей со всей страны расселили в палаточных поселках в уже обнесенной забором и блокпостами военной резервации. За считаные месяцы в Оук-Ридже под зонтиком управленческой компании с малоговорящим названием (по близлежащей деревне) «Клинтонское инженерное производство» — Clinton Engineering Works (CEW) — были построены графитовый реактор (X-10), снабжавший плутонием лабораторию в Лос-Аламосе, завод для разделения изотопов урана электромагнитным методом (Y-12), завод для разделения изотопов методом газовой диффузии (K-25), на то время самое большое здание в мире под одной крышей, и завод для разделения изотопов методом термодиффузии (S-50).

Сверхпередовые для своего времени технологии, опробованные лишь в университетских лабораториях, были готовы для запуска и использования в промышленных масштабах ради скорейшего прекращения войны. Сопровождавший меня в прогулках по Оук-Риджу историк Рей Смит пытался найти подходящее сравнение американскому стахановскому почину: «Это как если каждый год строить по Панамскому каналу».

По всей стране колесили рекрутеры и вербовали выпускников школ и университетов, взывая к патриотизму: «Своим трудом ты поможешь фронту». Проблему набора специалистов с опытом решали деньги: как и в советских ЗАТО, зарплаты в закрытом городе были больше, чем в среднем по стране, жилье тоже было лучше среднего. Вместо отпущенных в условиях военного времени строительных затрат до 7500 долларов на одного человека Гровс распорядился строить скромные, но благоустроенные семейные домики, которые обходились дороже. На пике строительства один такой домик навострились собирать за полчаса.

Много людей жили во времянках, в трейлерах и в так называемых хатментс — однокомнатных хижинах — преимущественно для чернокожих рабочих с семьями. С одной стороны, они получали столько же, сколько и белые, с другой — сегрегацию в новом городе никто не отменял. Забегая вперед, стоит упомянуть, что впервые на американском юге белые и черные вместе пошли в школу в 1955 году именно в Оук-Ридже.

Аренда жилья была низкой, цены доступными, перебоев со снабжением закрытый город не знал. Население Оук-Риджа особенно не беспокоило, что деятельность профсоюзов в военное время на «Клинтонском инженерном производстве» была запрещена — желающих качать права не объявлялось. Вот где были недовольные, так это за ограждением. По схожему с СССР сценарию (кстати, сегодня Оук-Ридж и бывший закрытый Обнинск — побратимы) жители округи завистливо реагировали на лучшую долю обитателей секретного города, легко плативших втридорога за дефицитные товары в соседнем Ноксвилле, и часто устраивали разборки.

Жизнь внутри периметра

Сегодня все, что осталось в Оук-Ридже бытового со времен «Манхэттенского проекта», компактно расположено около площади Джексон-сквер. Со 165 заведениями Джексон-сквер была центром коммерции и развлечений для работавших на победу. Площадь почти не перестраивали, и она похожа на видавший виды торговый центр провинциального американского городка более чем полувековой давности.

Раньше в центре было семь универмагов, почта, аптека, три страховые компании, танцзал, один из 36 (!) кегельбанов и кинотеатр, куда чернокожим вход на первые просмотры был заказан. Здесь собирались в свободное от работы время, до или после церковной службы в часовне на холме, которая долгое время была единственным культовым сооружением (типовой проект инженерных войск США «серия 700 — часовня») в городке. Приверженцы разных вероисповеданий пользовались ею по очереди. Другим излюбленным местом отдыха был гигантский (5447 м²) открытый бассейн, но только для белых.

После часовни Рей ведет меня к другой исторической достопримечательности — гестхаусу. Номер с ванной стоил два доллара, без ванны — полтора. Во время войны это была единственная гостиница, где останавливались командировочные, в том числе и верхушка «Манхэттенского проекта» — Гровс, Оппенгеймер, Ферми, министр обороны Генри Стимсон — естественно, под вымышленными именами. Ферми, например, был известен как Фармер. После многих лет упадка гестхаус перепрофилировали под дом престарелых.

Руководство отдавало себе отчет, что без привычных удобств и зрелищ долго удерживать работников одной лишь хорошей зарплатой и недорогим жильем не получится. Еще не были построены тротуары, а в школьном спортзале уже репетировал симфонический оркестр. В городе было 10 бейсбольных команд и 26 футбольных, поэтому каждый день можно было ходить на матч. Все спортивно-культурные мероприятия, от бассейна и боулинга до библиотеки и концертов, в Оук-Ридже были бесплатными.

Многие попавшие в этот «заповедник» простые работяги, не понимавшие из-за высокой секретности, что именно там ковалось для победы, терялись в догадках и додумывали свои объяснения. Кто-то считал, что они делали синтетическую пуленепробиваемую резину, кто-то был уверен, что на заводах дистиллировали специальный алкоголь, которым с самолетов будут поливать японцев.

Среди рабочих даже ходила теория, что из них сделали участников эксперимента по созданию социалистической коммуны, чтобы научить американцев, как жить при коммунизме. А когда на непривычные экономические и социальные блага, которыми пользовались работающие на «Клинтонском инженерном производстве», накладывались ограничения в правах, то в происходящем можно было легко усмотреть посягательства чуждой тоталитарной идеологии на американскую свободу.

Совершенно секретно

Секретность была возведена до уровня, который пришелся бы впору в СССР в сталинские времена. Не разрешалось даже в общих чертах распространяться о работе, включая родных. На каждом углу висел плакат с американскими эквивалентами «Болтун — находка для шпиона» или «Бдительность — наше оружие». Каждый нанятый на «Манхэттенский проект» работник, вне зависимости от должности, подписывал соглашение о неразглашении, нарушение которого каралось тюрьмой до 10 лет или штрафом в 10 тысяч долларов (порядка 150 000 долларов сегодня).

Почтовые сообщения перлюстрировались, телефонные разговоры прослушивались. Все знали, что доносители и агенты были повсюду. «Сборище больше семи человек считалось подозрительным и могло вылиться для его участников в очередную проверку на детекторе лжи. Если в беседе с агентом безопасности человек задавал вопросы или, не дай бог, начинал спорить, его в течение пары часов выставляли за ворота с чемоданом в руке», — рассказывает Рей. Перед похоронами каждый гроб досматривался, и никаких объявлений о смертях или рождениях местная газета не печатала, чтобы враг не узнал имен. Даже список девочек-герлскаутов печатался без фамилий.

При этом 99% работающих не знали, что они делали и для чего. В 1945 году журнал «Лайф» подсчитал, что до бомбардировок Хиросимы и Нагасаки лишь несколько десятков человек по всей стране знали конечную цель «Манхэттенского проекта». Еще около тысячи знали, что происходящее как-то связано с атомом, а остальные 100 тысяч работали «как кроты в кромешной тьме».

Фотография и свидетельство Глэдис Оуэнс приведено в музее: «Я сидела на табуретке перед пультом всю 8-часовую смену. Когда стрелка уходила вправо, я поворачивала ручку, и стрелка возвращалась на середину. Если стрелка уходила влево, я поворачивала другую ручку, чтобы вернуть стрелку на середину. И так целый день». Глэдис не привыкла задавать вопросы и была на хорошем счету. О том, что она управляла электромагнитным разделителем изотопов урана-238 и урана-235 на Y-12, она узнала после войны, когда было напечатано ее фото. Таких девушек, как Глэдис, с 1943 по 1945 год на Y-12 работало около 22 тысяч.

Находка для шпиона

В декабре 1945-го Министерство обороны США опубликовало секретный отчет, в котором говорилось, что «Манхэттенский проект» охранялся надежнее, чем любая другая секретная операция Второй мировой. Это справедливо лишь частично. О нем не узнали ни японцы, ни немцы, но союзной нации, порядки которой так напоминали уклад жизни в Оук-Ридже, удалось сделать то, что оказалось не под силу врагам.

За время существования проекта в нем отметилась целая когорта шпионов, работавших на СССР. Были пойманы Дэвид Грингласс, давший показания на Этель и Юлиуса Розенберг, арестованных и приговоренных к смертной казни, Гарри Голд, передававший в Советский Союз секретную информацию о Лос-Аламосе от Клауса Фукса, который в Англии пришел с повинной, отсидел девять лет и переехал в ГДР.

Двум шпионам удалось избежать разоблачения и наказания. Теодор Холл по кличке Млад из идейных соображений информировал СССР о строительстве плутониевой бомбы в Лос-Аламосе. Холл был под подозрением у ФБР, но, по их мнению, главным шпионом в Лос-Аламосе был Фукс. Сознался он в интервью CNN в 1998 году за год до смерти в Англии, заявив: «Я решил передать атомные секреты русским, потому что мне казалось важным, чтобы не существовало монополии, благодаря которой одна страна превратилась бы в угрозу для остального мира, как произошло с нацистской Германией… Правильным поступком было разрушить американскую монополию».

Вторым не пойманным шпионом был Жорж Коваль, родившийся в Америке в семье евреев из Белоруссии, приехавший в СССР строить Еврейскую АО, завербованный ГРУ и заброшенный обратно в США в 1940 году. Пройдя спецподготовку, Коваль в 1944 году попадает в Оук-Ридж. Работая радиометристом, талантливый инженер-химик раскусил технологический процесс обогащения урана и плутония, после чего его донесения стали без задержек попадать на стол академика Курчатова.

Из них советские физики поняли, каких затрат потребует получение нужного количества обогащенного урана, поэтому скопированная с американского «Толстяка» первая советская атомная бомба была плутониевой. Позднее бывший коллега Коваля скажет в интервью: «У него был самый высокий допуск. У него был джип. Мало у кого из нас был собственный джип. Он был умный. Он был специально обучен ГРУ». Почувствовав, что кольцо начинает сжиматься, Коваль в 1948 году вернулся в Москву к дожидавшейся его все эти годы семье и дожил до 2006 года. В 2007 году по распоряжению президента Путина Ковалю было посмертно присвоено звание Героя России.

Бомбы сброшены

В августе 1945 года две атомные бомбы, в создании которых Оук-Ридж сыграл роль, — урановый «Малыш» (сброшен на Хиросиму 6 августа) и плутониевый «Толстяк» (сброшен на Нагасаки 9 августа) — унесли жизни около 230 тысяч японцев. Уже от Рея я услышал, что жители городка узнали о своей роли в войне одновременно со всей Америкой: после бомбардировки Хиросимы местная газета вышла с анонсом «Оук-Ридж атакует Японию», под которым было опубликовано письмо министра обороны Роберта Паттерсона: «Сегодня весь мир узнал секрет, который вы помогали нам хранить много месяцев. Мне приятно добавить, что теперь японские военачальники испытали его на себе».

Для жителей Оук-Риджа это был странный момент. Они вдруг поняли, что помогли создать оружие массового уничтожения. Рей вспоминает, как брал интервью у мужчины, рассказавшего, как к нему подбежал его начальник и спросил: «Ты знал, что тут происходило?», — из чего он понял, что тот тоже не знал.

Большей частью люди праздновали, обнимали друг друга, танцевали на Джексон-сквер: война закончилась, и они выполнили свой патриотический долг. Но были и такие, как стенографистка Мэри Лоу, которая сидела в своей комнате в общежитии и плакала от мысли, во что она внесла свою лепту. Я попросил старожила Оук-Риджа Рут Хадделстон, которой тогда было 20 лет и которая, как и Глэдис Оуэнс, работала оператором электромагнитного разделителя, рассказать, как она восприняла окончание войны.

«Я тогда была на смене и первым делом подумала, что мой жених вернется. А потом подумала про всех убитых в Хиросиме. Тысячи или миллионы, я не помню. А нам говорили, что это наша заслуга. Мне это было неприятно осознавать, но война есть война. И ничего с этим не поделаешь, разве что попытаться остановить ее. Мне и сейчас неприятно, но кто-то же должен был это сделать».

По другую сторону улицы от музея истории стоит памятник, который надо смотреть последним. Это бронзовый «колокол мира», отлитый в Киото в 1993 году к 50-летию секретного города по инициативе местной четы — он индиец, она японка. Тысячи лет назад первые колокола разносили вести. Этот несет послание мира и памяти не через расстояния, а через времена. Хиросима, Нагасаки и Оук-Ридж связаны навек, поэтому на боках колокола есть символы всех трех городов, журавль — японский символ мира — и даты нападения на Перл-Харбор, победы над Японией и бомбардировок двух японских городов.

Я ударил почти в четырехтонный колокол, и тяжелый звук поплыл, неся прощение городу, которому выпало родиться в войну.

_{Материал опубликован в журнале «Вокруг света» № 8, октябрь 2021, частично обновлен в октябре 2023}