Город, которого нет: какими представлялись идеальные города мыслителям разных эпох

Лучшее место в христианской вселенной, рай, в Ветхом Завете выглядит как сад, а в Новом Завете — уже как город, Новый Иерусалим Откровения Иоанна Богослова. И сад, и город, то есть огражденное, культивируемое пространство, освоенное людьми и предназначенное для них.

Город — наиболее сложная и совершенная форма человеческого общежития, известная цивилизации, и в своей наивысшей ипостаси он выглядит как самое подходящее место для лучшей версии человечества. Но возможно ли создать совершенное место для жизни людей здесь, в мире дольнем? Идеальный город, но земной — философы и архитекторы пытались представить его не одно столетие.

Античность: гипподамова сетка

Еще в Древнем мире люди задумывались о соответствии планировки и зонирования городов устройству общества и об их влиянии на него. Гипподам Милетский — древнегреческий архитектор, живший в V веке до н. э., предложил универсальный план городской застройки, прозванный «гипподамовой сеткой». Центром была площадь, которую окружали пересекающиеся под прямым углом улицы, образовывавшие жилые кварталы.

Такая «сетка» встречается в поселениях гораздо старше Гипподама, но архитектор прославился еще и размышлениями, как упорядочить не только улицы, но и социальную структуру в городе. Согласно его воззрениям, оптимальная численность населения — 10 тысяч человек. Общество должно делиться на три группы без ярко выраженной иерархии — ремесленники, земледельцы и воины.

Платону, который архитектором не был и только теоретизировал о внешнем виде и устройстве идеального города, нравилась планировка в виде концентрических кругов, ведь круг — это совершенная геометрическая фигура, и сама вселенная сферична.

Город правильной формы, построенный и поделенный с использованием сакральных чисел, соответствует законам мировой гармонии. В центре торговая площадь — агора, вокруг святилища, затем административные здания. Жилые дома расположены так, чтобы весь город представлял собой одну сплошную стену.

«Приятно было бы видеть город, имеющий облик единого дома; к тому же, его, весь в целом, было бы чрезвычайно легко охранять и таким образом сберечь», — отмечал Платон в диалоге «Законы». Горожане, скромные и честные труженики, владеют в нем равными участками земли.

В другом произведении философ рассказывал о столице мифической Атлантиды, городе, который бог Посейдон построил с такой же концентрической планировкой. Остров, где жила его возлюбленная, бог окружил двумя земляными и тремя водяными кольцами, которые их потомки застроили дворцами, мостами и святилищами.

Тысячу лет спустя градостроительная утопия Платона заметно повлияет на мыслителей итальянского Ренессанса, которым будет очень близка мысль философа: «Ни в коем случае не станет процветать государство, если его не начертят художники по божественному образцу».

Эпоха Возрождения: гармония многоугольников

В эпоху Ренессанса первым значительным трудом о градостроительстве стала книга Леона Баттисты Альберти «Десять книг о зодчестве», написанная в 1450-е годы. В ней Альберти, опытный зодчий, дает разные рекомендации, из которых вырисовывается образ идеального города. Он должен благотворно воздействовать на здоровье и душевные качества его обитателей.

Архитектор мыслит целыми городскими ансамблями, в противовес средневековой хаотической застройке. Общественные здания формируют центр, а ремесленные производства с их шумом и неприятными запахами отодвинуты на периферию.

Мода на труды об идеальных городах в Италии, вероятно, началась с трактата середины XV века «Об архитектуре», написанного Антонио ди Пьетро Аверулино по прозванию Филарете. Над книгой этот архитектор и скульптор работал в Милане, при дворе герцога Франческо Сфорца.

Трактат написан как фантастический роман о возведении идеального города Сфорцинды (созвучие с фамилией герцога неслучайно). Он должен иметь форму правильной восьмиконечной звезды; на внешних углах располагались бы башни, на внутренних — ворота. В центре — площадь с кафедральным собором и дворцом правителя; вокруг — административные здания и торговые площади.

В Сфорцинде было бы все, что нужно: рынки, церкви, школы, таможня, тюрьма, больница… Филарете также описал специфическое учреждение — дом Порока и Добродетели, в одной части которого были бы бани, бордели и притоны, в другой — нечто вроде центра наук, искусств и ремесел.

Филарете была особенно важна символическая составляющая пространства, неслучайно он подробно рассказывал о знамениях в дни основания Сфорцинды, а воображаемые улицы и здания заполнял живописными и скульптурными аллегориями.

Мечта об идеальном городе захватила и воображение Леонардо да Винчи. После очередной эпидемии чумы в конце 1480-х он задумался, как избежать грязи и тесноты, опасных для здоровья. Страницы его дневника заполнены чертежами города с просторными улицами и сетью каналов с быстрой водой. Улицы и особенно самые грязные места вроде городских конюшен регулярно очищались бы потоками воды, направляемой гидравлическими устройствами.

Оригинальной идеей да Винчи было сделать город двухуровневым. Сеть улиц, шедшая поверху, предназначалась бы преимущественно для благородного сословия, и по ним запрещался бы проезд грузовых повозок. Под ними, на нижнем уровне, перемещалась бы менее «чистая» публика.

Основные функции идеального города да Винчи — благотворно влиять на здоровье жителей и цементировать сословные различия. Леонардо предложил превратить в такой «высокотехнологичный» населенный пункт Виджевано, родину миланского герцога Лодовико Моро, но проект так и не попытались воплотить.

Перебравшись в 1516 году во Францию, Леонардо предложил свои разработки королю Франциску I для масштабной перестройки города Роморантена, который мог бы стать новой столицей. Этим планам помешала смерть да Винчи в 1519 году.

А вот крепость Пальманова на северо-востоке Италии, основанная в 1593 году властями Венецианской республики, — это редкий случай, когда идеальный город действительно был построен. Его проект обычно приписывают венецианскому архитектору Винченцо Скамоцци, который в трактате «Идея всеобщей архитектуры» тоже рассуждал о наилучшем устройстве города.

Внешний вид Пальмановы вполне в духе ренессансной утопии: это правильный девятиугольник с радиальной планировкой, с бастионами по углам, в центре — просторная площадь; вдоль прямых улиц рядами выстроились однотипные дома.

Архитектор задумывал его гармоничным, упорядоченным и удобным для обороны. Люди, однако, неохотно переезжали в новую крепость, и власти даже были вынуждены заселять ее помилованными преступниками. Впрочем, город существует и в наши дни.

Пожалуй, самая знаменитая литературная урбанистическая утопия в Италии Нового времени — «Город Солнца» Томмазо Кампанеллы. Он написал эту книгу в 1602 году в тюрьме, где оказался за участие в политическом заговоре.

Кампанелла рассказывает об «идеальном» городе-государстве на далеком острове в Индийском океане. Там нет семей, денег и частной собственности, все граждане равны, занимаются науками, трудятся и живут как одна большая община; правят ими первосвященник и три его помощника.

Устройству совершенного общества соответствует организация городского пространства. Главную площадь с храмом опоясывают семь колец укреплений; дома с рядами одинаковых спален составляют с этими крепостными стенами одно целое. Фрески, которыми расписаны стены, представляют собой учебные пособия по всем наукам. Так улицы и здания сами воспитывают своих обитателей равными и умными.

XIX век: прочь из города

В ходе промышленного переворота с бурным ростом городов росли и их недостатки: антисанитария, перенаселенность, тяжелые условия труда.

«В утопиях XIX века, — отмечал историк архитектуры Андрей Иконников, — город, как правило, не только предмет приложения идей утопического устройства, но и один из главных источников проблем, решить которые стремится автор утопии».

Один из патриархов утопического социализма, британский фабрикант Роберт Оуэн на примере своего предприятия в Нью-Ланарке показал, что радикальное улучшение условий труда рабочих (введение пенсий, больничных, сокращение рабочего дня и т.д.) и забота об их образовании выгодны владельцу.

В 1817 году он представил парламентскому комитету проект более смелого эксперимента — «деревень единства и сотрудничества». Предлагалось создавать в сельской местности коммуны рабочих, занятых и производством, и земледелием, численностью около 1200 человек.

На чертеже было квадратное в плане поселение, в центре — школы (в которых дети воспитывались с трех лет) и библиотеки, здание общественной кухни и столовой, а вдоль периметров — однотипные прямоугольные дома. Промышленные предприятия находились за пределами такой деревни. Позже Оуэн писал, что со временем сеть таких деревень-коммун, объединявшихся в федерации, могла бы покрыть весь мир, изменив его устройство.

Проект Оуэна не поддержали, и мыслитель уехал в США, где на этих принципах попытался создать коммуну «Новая Гармония», однако она быстро распалась.

У инициативы Оуэна было много последователей, пытавшихся основать собственные коммуны в разных странах. Дальше всех стремился забраться философ Роберт Пембертон: в 1854 году он предложил организовать на новых принципах социального устройства колонию в Новой Зеландии — без частной собственности, основанную на «труде и совершенном образовании».

Колония должна была состоять из десяти городов с радиально-кольцевой планировкой и населением в 10 тысяч человек каждый, но найти достаточно спонсоров и купить землю Пембертон не смог.

А вот проект идеального города, опубликованный в 1849 году английским журналистом, путешественником Джеймсом Силком Бэкингемом, никакого социального равенства не предусматривал.

Дома в его утопическом городе, названном в честь королевы Викторией, выстроены вокруг главной площади в пять вписанных друг в друга квадратов, заселенных по строгой иерархической системе: ближе к центру — аристократия, дальше всех — рабочий класс.

Испанский инженер путей сообщения Артуро Сориа-и-Мата в 1880-е годы впервые представил миру концепцию линейного города и развивал ее всю жизнь. Суть была в том, чтобы соединять большие города транспортной магистралью — трамвайной линией, а застройку новыми домами вести по обе стороны от нее на всем протяжении. К каждому дому прилагался бы участок с садом. Так горожане становились ближе к природе, но сохраняли связь с индустриальными центрами.

Сориа-и-Мата даже основал акционерную компанию, которая начала строительство Линейного города в Мадриде. Однако дома, в которых не предусматривалась канализация, не пользовались популярностью, проект постепенно перестал окупаться и сошел на нет.

Другая заметная попытка сделать городскую жизнь ближе к природе — это «город-сад» англичанина Эбенизера Говарда. В 1880-е он написал книгу об этом проекте, которую издал на рубеже столетий. Говард предлагал строить вокруг переполненных мегаполисов небольшие населенные пункты, сочетающие все плюсы города и деревни, и расселять туда их жителей. Дома коттеджного типа, много зелени, до всего легко дойти пешком, и это не спальные районы, а автономные населенные пункты.

Идея «города-сада» привлекла множество сторонников и в начале XX века стала осуществляться на практике. Первые примеры — городки Лэтчуэрт (1903 г.) и Уэлин (1920 г.) близ Лондона — были построены еще при жизни Говарда. Со временем вариации на тему «города-сада» появились и в других странах, так что это, пожалуй, была самая успешная урбанистическая утопия из появившихся в XIX столетии.

XX век: вертикальные города

Если Говард сетовал на отрыв жителей больших городов от природы, то близкий к футуристам итальянский архитектор Антонио Сант-Элиа, наоборот, прославлял прогресс индустриальной цивилизации, которая уже вовсю, с 1880-х годов, строила небоскребы. Его проект идеального города — это царство всевозможных технических достижений.

Дом, гласил его манифест к выставке эскизов «Нового города» в мае 1914 года, должен напоминать гигантскую машину. В нем не будет лестниц — лифты из стали и стекла обовьют фасад.

Вместо обычных улиц предполагалось построить многоуровневые подземные движущиеся тротуары и линии метро. Город машин виделся его создателю как постоянно меняющееся, динамичное, перестраивающееся пространство.

Эскизы Сант-Элиа впоследствии вдохновляли режиссеров фильмов «Метрополис» (Фриц Ланг, 1927) и «Бегущий по лезвию» (Ридли Скотт, 1982).

Ле Корбюзье, тоже был технократическим оптимистом, но при этом попытался объединить идею увеличения населения в центре города за счет строительства высотных домов с идеей города-сада.

В 1922 году он представил проект «Современный город». В середине мегаполиса, рассчитанного на 3 млн человек, — деловой центр из 24 стеклянных небоскребов, плюс терминал для разных видов транспорта; рядом с ними — высотные жилые дома. На периферии — промзона и города-сады, а между ней и центром — полоса лугов и лесов.

В более поздней урбанистической утопии, «Лучезарный город», Ле Корбюзье отказался от идеи центра и периферии: жилой, деловой и промышленный районы он располагал параллельно; люди селились в высотных домах, расставленных среди зелени, другие этажи и террасы в которых занимали объекты инфраструктуры, а лифты служили «вертикальными улицами».

По мысли архитектора, таков был способ максимально сократить для людей время на дорогу до работы и прочих мест назначения и при этом оставить пространство для парков.

Его последователь Людвиг Гильберсаймер в 1920-е годы предложил проект «Города высоких домов», рассчитанный на 4 млн человек. Он состоял из 20-этажных высоток, соединенных на уровне пятого этажа сетью пешеходных дорог, пространство внизу предоставлялось транспорту.

В СССР архитекторы тоже отдавали должное урбанистическим утопиям. Возможно, самой неординарной была архитектурная фантазия «Город Солнца» Ивана Леонидова (кстати, участвовавшего в разработке проекта линейного города для Магнитогорска). Стеклянные башни, над которыми парит золотой шар, символизирующий светило…

Леонидов вдохновлялся книгой Томмазо Кампанеллы, но его серия эскизов — это не иллюстрация, а собственная мечта архитектора о совершенном городе, столице мира, филиалы которой по всему свету были бы центрами наук и искусств.

***

Какую судьбу для урбанистической утопии можно считать счастливой? Ее практическое воплощение, при котором она перестает быть утопией? Или куда более распространенный вариант, когда она остается недостижимой, безупречной в глазах своего создателя мечтой? В любом случае для прогресса, в том числе и в градостроительстве, нужен идеал.

_{Материал опубликован в журнале «Вокруг света» № 6, сентябрь 2022}