Фильм Сарика Андреасяна «Онегин» открывает вид занесенной снегом равнины — не иначе как символ нехорошей русской зимы, когда обычно у нас и случается роковое и непоправимое. Но на историю хватает и других времен года, скучных, тревожных или почти счастливых для разных действующих лиц.
Природа в кадре всегда красочна, фактурна и идеально аранжирована, как снимок блогера на айфон, — опавшие кленовые листья в парке и те сами складываются в букеты. Кажется, что над натурой тоже прилежно поработал декоратор, тем более что он и подслеповатые комнатушки мелкопоместных усадеб не скупясь наделил лепниной, резьбой и позолотой, достойными загородных дворцов.
На этом выглаженном фоне и разворачивается известная со школьной скамьи драма. Молодой повеса Евгений, оказавшийся в глубинке по воле собравшегося на тот свет дяди, коротает время вдали от столиц и развлекает себя как может. Сводит знакомство и обсуждает философию с юным романтиком-соседом, нечаянно кружит голову одной девице на выданье, а потом однажды от дурного настроения слегка приволакивается за другой — увы, невестой своего пылкого младшего друга. Вызов, дуэль, роковой выстрел без промаха. Отвергнутое же чувство любви ему еще предстоит испытать самому, но сделанного — или не сделанного — будет уже не вернуть.
На протяжении 1 часа 40 минут мы будем переживать эту историю, внимательно следя за знакомыми перипетиями сюжета. «Онегин» Сарика Андреасяна — не «энциклопедия русской жизни». Хотя в начале, в авторском прологе, типичные для светского человека пушкинского времени ресторан и опера, равно как и свойственные им темы для бесед, обозначены, но вот деревенский быт и нравы в фильме почти не затронуты. Это рассказ не об эпохе, а о человеческих судьбах.
Герои фильма могут показаться не похожими на пушкинских. Евгения Онегина — молодого, хоть и истаскавшегося по балам и будуарам человека, — играет сорокалетний Виктор Добронравов; кажется, что на самом деле выгорание Онегина обязано не «науке страсти нежной», а закономерному ходу времени, тем более что по мере развития сюжета у него лишь прибавляется седых волос.
Владимир Ленский, сложивший голову на дуэли в 18 лет (о чем нам напоминает в свой час крупный план надгробия с датами), в исполнении Дениса Прыткова все еще доверчив и открыт, но не то чтобы юн. Татьяна Ларина Лизы Моряк умело прячет девический трепет за мраморностью своей замечательной классицистической красоты (даром что нос у нее от частых слез то и дело краснеет весьма правдоподобно).
Впрочем, традиционно в постановках по «Евгению Онегину» роли исполняют зрелые артисты, поскольку, как правило, это постановки одноименной оперы Чайковского (вот и в опере-фильме Романа Тихомирова 1958 года герои тоже далеко не юнцы). Но в новой экранизации вообще многое условно, как в театре. А уж мы, как и читатели Пушкина, вольны дорисовать себе мельчайшие детали или обойтись без них.
Ампирные талии, повязанные у ворота шелковые платки — наряды персонажей лишь отсылают к костюмам эпохи и отвечают скорее современному вкусу. И это удачное решение: не будучи реалистичной, одежда легко принимает на себя символические функции.
Простые темные платья Татьяны оттеняют ее характер интроверта. В грубых сапогах для верховой езды Онегин на роковом дне рождения танцует с Ольгой, попирая не только навощенный паркет, но все самые чистые чувства Ленского. Малинового же берета, в котором у Пушкина Татьяна говорила с испанским послом на балу в Петербурге, и вовсе нет в соответствующей сцене (как же так, недоумевает зритель). Но вскоре оказывается, что этот обязательный для образа героини аксессуар отдал свой драматичный цвет интерьеру, в котором разворачивается сцена финальная.
Онегинская строфа в такое повествование заведомо не вписывалась. Герои говорят прозой и лишь иногда цитируют афоризмы Пушкина. Впечатление это производит неоднозначное — словно оригинал поручили переписать Chat GPT, что тот и сделал с известной многословностью, заодно непрошенно растолковывая зрителю тот или иной момент. Но временами пушкинские стихи все же льются — в исполнении Рассказчика, приятеля Евгения (Владимир Вдовиченков), который нет-нет да и появится в кадре, чтобы прокомментировать ход событий, или из уст главных героев, когда они сочиняют свои знаменитые письма.
Кстати, старательно выводя пером выстраданные строки, правил старой орфографии герои то придерживаются, а то и нет (но мы же помним про условность). Правила уже современные не всегда соблюдены в титрах, но это тоже, по нынешним временам, не стоит внимания. Странно, что персонажи путают обращения «барыня» и «барышня», а также называют княгиню княжной. Но, поскольку это изъясняются слуги (хоть уж они-то такие вещи вроде не должны бы путать, но Гёттингенов не кончали), простим им и это.
Пожалуй, в одном случае проза становится уместным приемом — когда берут слово деревенские соседи Онегина и тут же обнаруживают себя как люди банальные и пустяковые. Но вот когда Ольгу (Таня Сабинова), собравшуюся выскочить замуж за военного, прорывает на злые и циничные монологи-оправдания, проза звучит в истинном смысле слова — шокирующе вульгарно. Такого у Пушкина не было. И вообще, есть вещи, которые совсем не нужно объяснять.
Пылкий Ленский сошел в могилу (с его личным счастьем связаны самые безмятежные эпизоды, и его объяснение с Ольгой — один из лучших моментов фильма). Онегин, убив на поединке друга, продолжил привычно маяться от сплина, не забывая, как старикан, резонерствовать под устрицы с шабли о том, что необходимо научиться не сожалеть о былых «непоправимых глупостях». Встреча с Татьяной в Петербурге, наконец, разбудила в нем чувства, и сильные, но как все кончилось, известно.
Что же касается Татьяны, пусть в замужестве она сменила строгие девические одежды на шелка и помпезные драгоценности, но осталась, несмотря на большую нежность престарелого супруга, все той же одинокой, мятущейся душой. На экране не слишком похоже, что она выросла и окрепла духом, разве что за столом во время светского обеда стала вести себя более раскованно, и это удачный момент: жизни в ней стало явно больше.
Так или иначе, в финале главная героиня вынуждена уже в который раз пережить утрату несостоявшегося счастья. Но снова, в сцене окончательного объяснения, нас поджидает неловкая, растолковывающая стыдную житейскую практичность проза — хотя Пушкин и подчеркивал, что в новой Татьяне никто не смог бы найти того, что «зовется vulgar», у создателей фильма внезапно получилось.
Красивое кино, перекликающееся с другими экранизациями романтической литературы начала XIX века, отличный кастинг (чего стоит хотя бы Светлана Немоляева, играющая роль няни Лариных без всякой этнографии), классический сюжет — «Онегин» мог бы стать нашим «Гордостью и предубеждением». Но все же, выходит, Пушкин, при всей своей гениальной простоте и универсальности, не вдруг перелагается на современный язык. Лишь зимняя равнина остается абсолютно той же, что и два века назад.