В Государственном Эрмитаже хранится гранитный обелиск, известный как Чингисов камень, или Хирхиринская плита. Древнемонгольская надпись на нем свидетельствует, что монумент был сделан для увековечивания деяний внучатого племянника Чингисхана князя Есунхэ. Однако мало кто из посетителей задумывается, как столь интересный памятник попал в Эрмитаж. А ведь это почти детективная история.
Тропой легенд
В XVIII — начале XIX века крестьяне и рудознатцы, жившие на юго-востоке Забайкалья, были хорошо осведомлены о том, что в долинах речушек Кондуй и Хирхира находятся развалины древних городищ. Легенды и сказания бурятских и монгольских лам утверждали, что разрушенные поселения принадлежали самому Чингисхану или кому-то из его родственников. Однако местные жители мало интересовались историей. Их куда больше волновала возможность использования в собственных нуждах камней и кирпича, в изобилии встречавшихся на развалинах. К примеру, в начале XIX века казачий урядник Эпов предложил использовать остатки дворцов для строительства церкви в селе Кондуй.
В 1802 году начальник Нерчинских заводов, ученик знаменитого изобретателя Ползунова, Иван Иванович Черницын во время одной из своих поездок заметил в степи большую плиту с непонятными и надписями и велел привезти ее в библиотеку села Нерчинский Завод. Бурятские ламы, к которым обращались его помощники, могли прочитать на плите только имя «Чингисхан» — отсюда и пошло название Чингисов камень.
Очевидно, Черницын понимал, что находка может иметь важное значение для науки. Но руководителю огромных заводов было не до исторических изысков, а потому долгое время монумент пылился в помещении местного музея и библиотеки.
Поиски графа Румянцева
О находке Ивана Черницына вспомнили только в 20-х годах XIX века, когда канцлер Российской империи, коллекционер и покровитель наук граф Николай Петрович Румянцев развернул бурную деятельность по выявлению уникальных памятников древности в Сибири. В 1824 году начальник Нерчинских заводов Тимофей Степанович Бурнашев получил от генерал-губернатора Восточной Сибири Александра Лавинского письмо, в котором сообщалось, что граф Румянцев «изъявил желание иметь из Сибирского края некоторые вещи, заслуживающие внимание по своей древности, как-то: монету прежних иноплеменных обитателей Сибири, рукописей их и прочее сему подобное».
Бурнашев живо откликнулся на эту просьбу и поручил своим подчиненным заниматься поисками памятников старины. Вскоре ему начали присылать топоры, наконечники стрел и другие редкости. Горный специалист Злобин рапортовал Бурнашеву, что в Нерчинском Заводе хранится «надпись на камню <…> и несколько обделанных наподобие драконов из граниту истуканов, о которых уже и было припечатано в Сибирском вестнике Г. Спасского».
Действительно, в 1818 году известный исследователь Сибири и чиновник горного ведомства Григорий Иванович Спасский опубликовал статью о развалинах Кондуйского дворца и Хирхиринского городища. В ней он упомянул об изваяниях так называемых кондуйских драконов и описал большой гранитный камень «с прекрасно высеченною на нем восточными буквами надписью». Спасский склонялся к мысли, что Чингисов камень «принадлежит к числу памятников, найденных при разрытии древних развалин на Кондуе». Не обошел он вниманием и другую точку зрения, согласно которой камень с надписью находился «при развалинах Киркиринских». Так впервые был поставлен вопрос о происхождении данного памятника.
Бурнашев доложил в столицу об имеющихся в его распоряжении артефактах. В 1829 году Кабинет Его Императорского Величества потребовал отправить Чингисов камень в Санкт-Петербург, куда он и был доставлен в 1832-м. К сожалению, по дороге монумент раскололся на три части. Сначала Чингисов камень хранился в Министерстве финансов, затем — в Азиатском музее, а в 1936 году он попал в коллекцию Государственного Эрмитажа.
Исследование Андрея Таскина
Столичные ученые быстро поняли, что привезенный экспонат имеет огромную ценность, поэтому попросили руководство Нерчинских заводов поручить «сведущим и любознательным чиновникам» выяснить, откуда именно был привезен Чингисов камень.
«Расследование» доверили горному инженеру Андрею Николаевичу Таскину. Он был выпускником петербургского Горного кадетского корпуса, в 1817–1819 гг. работал помощником управляющего Дучарским заводом, затем служил приставом на Благодатском и Кличкинском рудниках, сопровождал караван с серебром в Санкт-Петербург, успешно управлял Александровским заводом в 1825–1828 гг., был одним из первопроходцев промышленного строительства на вечной мерзлоте за Байкалом, входил в комиссию по обложению инородцев Восточной Сибири новыми податями.
В сентябре 1833 года Таскин отправился в долину реки Урулюнгуй с целью изучения местных древностей. Результатом его изысканий стало «Донесение по осмотру древних развалин с представлением медной монеты с монгольской надписью и рисунка кондуйским развалинам». В этой работе, опираясь на показания унтершихмейстера Мыльникова, Таскин сообщил, что Чингисов камень стоял в 17 верстах от Кличкинского рудника на левой стороне реки Хирхиры (приток Улюнгуя).
Это место, как указывалось в донесении, «ограничивает невысокая круглая возвышенность (наподобие кургана) имеющая в диаметре 1,5 сажени, по окружности которой в некотором определенном порядке расположены небольшие круглые гранитные плиты». «…Но было ли на сем месте какое-либо здание, капище или временное жилище кочевого народа или просто оно было только основанием на котором воздвигнут был упомянутый гранитный камень как памятник, и современен ли он жизни Чингис-Хана или поставлен во славу его после? Все сие разрешить в настоящее время ни местность, ни даже темные предания и потому никакие умозаключения не могут», — писал Таскин.
Кроме того, любознательный горный инженер провел на территории древнемонгольского городища на берегу реки Хирхиры первые археологические раскопки. По его мнению, самой ценной находкой стала медная монета с монгольской надписью. Затем Таскин предпринял обследование Кондуйского городища.
В дальнейшем Кондуй и Хирхиру изучали многие археологи, пытавшиеся проникнуть в тайны древнемонгольских городов. Но никто из них так и не вспомнил о скромных стараниях Андрея Таскина — первого исследователя этих руин.
Тайна надписи на Чингисовом камне
Еще в начале 1830-х годов свеженазначенный начальник Нерчинских заводов Степан Петрович Татаринов приказал сделать точную копию надписи на Чингисовом камне и отправил ее в Иркутск выдающемуся монголоведу Александру Васильевичу Попову. К сожалению, перевод, сделанный Поповым, до сих пор не найден — известно лишь, что он содержится в одном из партикулярных писем Татаринова, которое еще предстоит найти.
В дальнейшем текст с камня, выполненный монголо-уйгурским письмом, переводили видные ученые Р. Ванчиков, И. Я. Шмидт, Н. Я. Бичурин, Е. Радлов и многие другие. Один из самых известных переводов сделал в 1851 году первый бурятский ученый Доржи Банзаров: «Когда Чингис-хан, после нашествия на народ сартагул (хивинцев), возвратился, и люди всех монгольских поколений собрались в Буга-Сучигае, то Исунке получил в удел 335 воинов хондогорских».
Перевод монголоведа И. Клюкина звучит несколько иначе: «Когда Чингис-хан, по возвращении с захвата власти сартагулов, всех нойонов народа монгол поставил на состязание в стрельбе, то Исунке на 335 маховых сажен (около 600 метров. — Прим. Vokrugsveta.ru) расстояния (прицела) выстрелил из лука».
Несмотря на некоторые разночтения, которые в основном связаны с плохой сохранностью надписи, очевидно, что текст, который позволяет датировать Чингисов камень 1224–1225 гг., прославляет монгольского князя Есунхэ (1190-1270). Он был внучатым племянником Чингисхана и властителем Хирхиры.
Дед Есунхэ, брат великого завоевателя Джочи-Касар прославился как отважный и хитрый воин. Впоследствии Есунхэ выполнял секретные поручения Чингисхана, командовал гвардией и участвовал в сражениях до самой старости.
Таким образом, история Чингисова камня незримой нитью связывает людей разных эпох и культур. Но она пока не завершена — ведь неизвестно, какие еще интересные сюжеты, связанные с древним камнем, станут известны ученым.