Каталонские вечера: как живут люди в глубинке испанской автономии

Поездка вдоль каталонского побережья вызывает ощущение потемкинских деревень. Роскошные рестораны в отреставрированных замках, концерт-холлы в обновленных древнегреческих развалинах, фешенебельные туристические виллы в дизайнерских крестьянских домах.

Тем, что скрывается за пляжно-парадным фасадом, интересуются совсем немногие из миллионов иностранных туристов, ежегодно посещающих эту автономию в формате «Барселона плюс-минус море». И напрасно.

Прибыв комфортным скоростным поездом в Барселону, я с некоторым сожалением отправилась на пригородную электричку. Предстоящие пять дней в Каталонии в силу обстоятельств должны были пройти не на знаменитых курортах, а в глубинке — без моря и шика.

Но нет ничего дороже счастья человеческого общения, утешалась я радостью от скорой встречи с дружественной семьей из маленькой деревушки Ла-Тальяда.

К радости примешивалась досада, потому что на пригородных платформах царил бардак: электрички ходили с опозданием, табло не работали, стояла страшная духота. В дребезжащем, расписанном граффити вагоне стоял разноязыкий гул, но это были не веселые европейцы, направлявшиеся в приморские городки, а уставшие трудовые мигранты, разъезжавшиеся по пригородам.

Впрочем, сами пригороды выглядели, по крайней мере снаружи, не хуже, чем на побережье, — строгие и элегантные, из бурого камня, со старинными церквями и крепостными стенами.

Вечер первый: семейный. Ла-Тальяда

Огромный старинный дом дружественной семьи, примыкавший к деревенской церкви и снаружи похожий на крепость, был обустроен лишь наполовину: бывшие хозяйственные пристройки зияли дырами в крышах.

Дядя Пере и тетя Нурия, прибывшие из соседнего села, с тоской поглядывали на них: когда-нибудь они отделают коровник и свинарник, и получится отличное жилье в родовом гнезде. Пока же в дедовском доме живет племянник — вместо городской квартиры он, как и многие каталонцы, сделал ставку на прелести сельской жизни.

Эти прелести связаны в том числе и с тем, что укрупнение и механизация аграрного комплекса освободили каталонских сельчан от большинства традиционных забот. Поэтому на семейном ужине в Ла-Тальяде, куда я с трудом добралась на перекладных, тружеников полей не было.

– У нас в деревне только Чави, сосед напротив, в поле выходит. Комбайнер. А в наше время все работали: и взрослые, и дети, — сказала мама моей подруги Жины. И представители трех поколений за столом пустились в воспоминания.

– Помните, когда резали свинью, я бабушке помогала кровь жарить.

– Не придумывай, при тебе уже дома свиней не резали, на ферму отвозили.

– А я помню, как отец нас на фасоль водил, в пять утра, до жары. Вы уже не ходили.

– Зато кукурузу выгружали, которую деду привозили, тоже не сахар! — высокие проволочные короба для хранения початков еще стоят перед многими домами, раздражая редких отдыхающих, которым негде парковаться.

Двенадцатилетняя Лайя ничего такого не помнит, хотя с рождения живет в этом доме. Домашнюю живность, которая еще 20 лет назад стояла за стенкой, она видела вблизи на школьной экскурсии на ферму. И вообще, в сельской школе они учатся без учебников, с использованием интерактивных технологий.

– Не знаю, как можно без учебников, — скептически пожала плечами ее бабушка Роза, выставляя ратафию — домашнюю настойку на сорока собственноручно ею собранных травах. Никто в семье не любит этот напиток, но каталонцы трепетно относятся к семейным традициям.

По той же, видимо, причине дом другого Жининого деда, по отцовской линии, который давно опустел и нуждается в капитальном ремонте, не продают. Там два раза в год собираются полсотни наследников — детей, внуков и правнуков. Каждую встречу, перед тем как начать многолюдное застолье, все они, закатав рукава, месят раствор, кладут плитку и ровняют стены.

– Лет через десять там можно будет жить, — сказала Жина.

– Оптимистка, — сказал ее брат.

Спора не состоялось, потому что небо над длинным столом во дворе, где мы сидели, стало пронзительно-синим и как будто стеклянным. Резкий ветер заставил зайти всех внутрь.

– Трамонтана, — сказала маленькая Лайя. — Хорошо!

Вечер второй: дачный. Масанет-де-Кабренис

Туристы не любят северный ветер, потому что от него даже в жаркий день на пляже становится зябко, и рябь на море не позволяет кататься на сапсерфинге. Но местные его ценят: он очищает пляжи от туристов, атмосферу от смога и дали от дымки. Тогда на горизонте, на французской уже стороне, издалека становится виден силуэт горы Канигó — символической для каталонцев всех стран, поскольку там, по легенде, зародилась каталонская нация.

– Нам повезло с трамонтаной, все будет здорово видно, — крикнула мне Жина с переднего сиденья микроавтобуса, на котором мы большой компанией ехали на следующий день в пиренейскую деревушку Масанет-де-Кабренис, на «дачу». Правда, чужую. Принадлежит она одной состоятельной барселонской семье, которая нечасто выбирается за 200 километров в бывшую семейную усадьбу, по-каталонски — мас. Чтобы за хозяйством кто-то присматривал, хозяева сдают ее в издольщину.

Эта «докапиталистическая», по Марксу, форма хозяйствования в Каталонии не устаревала никогда и сейчас является одним из наиболее популярных способов аренды в сельской местности: издольщики поддерживают порядок в масах и выращивают на чужих огородах, например, помидоры и фасоль, расплачиваясь за жилье частью урожая.

– У наших хозяев оливковые рощи. Мы сами ими не занимаемся — работаем в городе, а рощи сдаем в субаренду другим соседям. Они платят маслом, а мы это масло — кстати, первоклассное — отдаем хозяевам в счет аренды. Схема, выгодная для всех, — объясняет Жулия, учительница географии в школе для иностранцев на побережье.

Мы мчали по пиренейским долинам и взгорьям, на которых наконец-то обнаруживалась традиционная сельскохозяйственная деятельность — то тут, то там мелькали стада овец, гонимых пастухами. Если бы не ситуация, их сложно было бы причислить к пастушеской братии: с толку сбивали джинсы, татуированные плечи, дреды и выбритые виски. Одному такому модному, наполовину выбритому, чабану Жулия посигналила и тормознула на обочине. При ближайшем рассмотрении обнаружилось, что это молодая девушка с пирсингом в малиновой брови.

– Эва, наша соседка, — Жулия свистнула несшейся на нас овчарке. — Мы знакомы с университета.

В Барселонском университете Жулия изучала географию, Эва — искусство. Жулия и ее муж стали издольщиками, потому что это был самый простой способ обзавестись жильем за символическую плату, а заодно просторным садом, свежим воздухом и сельским покоем. Эва — из соображений экологизма, разумного потребления и здорового питания. На ферме, где она живет и работает, компания из четырех единомышленников варит овечий сыр.

– Раньше мы арендовали другой мас, ближе к побережью, но там такой наплыв людей и машин, что животные страдают от стресса. И мы перебрались поглубже в горы. — Эва пообещала после дойки привезти сыр, «свободный от стресса», как они его называют, и побежала разнимать двух единственных баранов в отаре на сто голов, чтобы «барышни» не разволновались.

Мы поехали дальше. «Наш» мас — несколько добротных домов с приусадебным хозяйством, окруженных буковым лесом и зарослями пряных кустарников, действительно представлялся местом, «свободным от стресса». Цикады звенели в лаванде, и на много километров вокруг не было ни души, кроме голландских велосипедистов, которые с маниакальным упорством взбирались на кручи.

Между тем силуэт горы Каниго на горизонте стал темно-фиолетовым, дым от барбекю разносился по округе, вечер переставал быть томным, но тут у ворот мигнула фарами подъехавшая машина.

– Это сын хозяев с друзьями, — сказала Жулия, открывая ворота кнопкой в телефоне. Мне стало не по себе, как будто меня застукали в чужом саду. Я стала разговаривать вполголоса и нервно озираться на треск ветвей. Но, кроме меня, никто не выказывал беспокойства.

– Не волнуйся. Тут очень много места. У них свой дом, свое барбекю, мы с ними можем даже не встретиться.

И действительно, утром мы уехали, так и не познакомившись с хозяевами «дачи». Каталонцы уважают чужое личное пространство даже в собственном доме.

Вечер третий: коллективный. Вальфогона-де-Рипольес

На обратном пути было решено заехать к знакомой учительнице каталонского языка, Кармен, в крошечную горную деревеньку, а заодно совершить поход к развалинам средневекового замка в окрестностях.

Деревня Вальфогона-де-Рипольес выделялась на фоне гор ярко-голубым квадратом муниципального бассейна, в который, по ощущениям, могли поместиться все 236 деревенских жителей. Его строительство было «продвинуто» Ассоциацией каталонских микродеревень, объединяющей 137 сел с населением менее 500 человек.

Междеревенский чемпионат по игре в гиньот обосновался в Доме культуры, но сочувствующие отыгрывали параллельную программу на террасах своих домов, в обоих имевшихся барах и просто на лавочках.

Чтобы коллективный дух азарта не заставил нас присоединится к картежникам, мы поспешили начать поход к замку. И если мы не достигли намеченной цели, то только потому, что с толку сбивали старательно расставленные в чаще указатели. Они упорно вели на тропу, проходящую по Парижскому меридиану, с конечным пунктом в Дюнкерке, что на берегу Ла-Манша. Когда-то этот меридиан конкурировал за звание нулевого с Гринвичским, но проиграл. А каталонцы всегда сочувствуют проигравшим.

Между тем, пока мы покоряли перевалы и купались в ледяных водопадах, чемпионат завершился триумфом старшего брата Кармен. Полученную в качестве приза каталонскую колбасу-бутифарру и бутылку вина он из сочувствия к менее удачливым игрокам предложил немедленно вскрыть.

Столы Дома культуры тотчас же наполнились закусками и напитками, приносимыми отзывчивыми односельчанами. На этот раз дух азарта, с которым обставлялась спонтанная вечеринка, увлек и нас.

Пользуясь случаем, Кармен, которая исполняет обязанности представителя той самой Ассоциации каталонских микродеревень, сообщила, что стараниями этой организации «Амазон» теперь будет доставлять заказы и в Вальфогону. Объявление было встречено бурными овациями. Точно так же местные жители радовались месяц назад, когда было обнародовано решение о возобновлении работы местной школы всего для шестерых ребятишек.

Вроде бы события разного масштаба, но результат один — повышение качества жизни деревенских жителей и равные права с остальными гражданами. Каталонцы — народ последовательный: качество — значит, качество во всем.

Поздним вечером, когда все население Вальфогоны-де-Рипольес направилось охладиться в бассейн, мы ретировались. Под оживленный спор своих спутников о достоинствах бутифарры окрестных сел я заснула. Мне снились счастливые вальфогонцы в бассейне, над которым кружили дроны с заказами из транснациональных интернет-магазинов. И это не такая уж безумная фантазия.

Вечер четвертый: деловой. Торроэлья-де-Монтгри

Как сказал на следующий день за ужином один депутат, культурные и технологические проекты иногда гораздо проще внедрить в маленьких деревнях.

Мы с Жиной, филологом-славистом, ужинали, между прочим, в мишленовском ресторане в деревне Торроэлья-де-Монтгри в компании местной интеллигенции: археолога, директора музея и упомянутого народного депутата от единственной каталонской партии, которая пробилась на выборах в парламент. Депутату приходилось каждые две недели мотаться из Торроэльи в Мадрид на «пленарки». В остальное время он разрабатывал проекты местного самоуправления, которые только на первый взгляд могли показаться завиральными.

Схема работает: люди прилежно сортируют. Переработка отходов стала дешевле, и в муниципальном бюджете появились свободные средства.

Археолог полагал справедливым часть из них выделить на развитие вверенного ему археологического парка в деревушке Ульястрет — самого большого в Каталонии раскопанного города древних иберов. Филолог-славист поддерживала археолога не только потому, что он был ее братом, но и потому, что мы сегодня были в Ульястрете, и, едва ли не больше чем развалины, нам понравились 3D-очки, в которых прокручивают реконструкцию повседневной жизни двухтысячелетней давности. В планах — сделать дополненную реальность такой продвинутой, чтобы в ней можно было участвовать.

Депутат пожимал плечами и пытался увлечь присутствующих проектом создания умной деревни. Ему не давали покоя лавры каталонского села Кальюс с населением чуть более тысячи человек, которое еще в 2000 году первым в Испании получило это звание.

Кальюсцы уже два десятилетия пользуются (бесплатно) общей оптоволоконной сетью, к которой подключены также все ключевые организации вроде мэрии, школы или дома престарелых. Они могут не выходя из дома посмотреть, есть ли нужная книга в библиотеке и на месте ли терапевт, оплатить налоги, поливную воду и комбикорм, заказать мессу или, скажем, трактор.

Директор музея ни на что не претендовал и налегал на местное красное сухое, менее известное, чем именитые каталонские вина, но не менее достойное. Достойным было, очевидно, и финансирование — не муниципальное, а деревенское — его музея под названием «Средиземноморье», который мы тоже посетили днем.

Надо сказать, что более интерактивного краеведческого я не видела никогда: от нажатия кнопки там пели представители местной фауны и звучали все до одного инструменты народного духового оркестра «коблы», под который водят каталонские хороводы-сарданы.

И все это совершенно бесплатно для посетителей. — Вы не знаете, куда вложить деньги? — говорил директор музея. — Вот мэрия Калонжи объявила, что они будут первым каталонским «книжным городком», и дает по 10 тысяч евро и помещение всем, кто захочет открыть там книжный магазин. Уже очередь стоит из желающих.

– А что, если… — начал было археолог.

– Давайте в следующий раз, — прервал его депутат, и они заторопились, куда шли — на концерт популярной каталонской группы «Жирные гуси».

Вечер пятый: праздничный. Ла-Бисбал

Не будет большим преувеличением сказать, что в каталонских деревнях — праздник каждый день. Недельное отмечание в честь святого покровителя одного села продолжается в соседнем, плавно перетекает в праздник сбора урожая, разбавляется традиционной процессией на гору Каниго, музыкальным фестивалем молодых исполнителей и возвращается к святым покровителям.

Чтобы поддерживать посещаемость при таком ритме, мало познавательных экскурсий, каруселей, дискотеки на главной площади и местного духового оркестра. Организаторам приходится идти на уловки. На одну из них мы и попались, когда купили билеты на «первый и единственный» концерт лесбийского панк-рока на праздниках в Ла-Бисбал.

Прогрессивная общественность разного пола и возраста стремилась в сторону оголенной. Из-за ковидных ограничений концерты положено было смотреть сидя под угрозой отмены мероприятия. Стоит ли говорить, что как только девчонки ударили по струнам, все, кто сидел за нашим столом, стали танцевать, взобравшись на свои стулья. Потому что мы прибились к столу местных феминисток.

Две из них составляли супружескую пару и по очереди качали младенца. Несмотря на брутальную перкуссию и грохочущие басы, младенец спал. Это был единственный парень в нашей компании и единственный, кто не заметил, что вскоре крепких девушек на сцене сменил мужской коллектив.

Наш стол освистал вторгшихся музыкантов, и мы гордо удалились, как объяснила Жина, «из протеста против нечестности организаторов». В билетах было черным по белому сказано: лесбийский панк-рок. Каталонцы не любят, когда их обманывают.

Молодые матери попросили приглядеть за сыночком, пока они прокатятся на мощной и впервые привезенной карусели-вертушке. Младенец тут же разорался, и, чтобы как-то успокоить дитя, мы зашли на соседний концерт «народников»: под мелодичные напевы малыш утихомирился. Но я все равно за него переживала, потому что нас ждала кульминация праздника.

В каталонских деревнях это чаще всего коррефок («бегущий огонь») — процессия «демонов», которые стреляют фейерверками в следующих за ними граждан. Учитывая энтузиазм молодых матерей, ребеночку могло прийтись несладко. Но, опять же из-за ковидных ограничений, коррефок был проведен в сокращенном режиме: зрители должны были не бежать за процессией, а смотреть на нее сидя. Что, впрочем, не мешало самым бойким бежать вместе со стульями. Но на них поглядывали с осуждением: каталонцы считают гражданским долгом соблюдать общественно-полезные правила.

Далеко за полночь еще звучала музыка, на площади танцевали сардану, за импровизированными прилавками подавали жареную бутифарру, и, прощаясь, люди говорили: «Завтра на площади» или «В понедельник на ярмарке в Мареньá», имея в виду, что праздники в Ла-Бисбал будут бушевать до воскресенья, а потом перекочуют в Мареньá.

На следующий день я уезжала, и Жина сказала мне:

– Слушай, ведь мы так ни разу и не съездили на море. Хочешь, сгоняем? Тут минут двадцать ехать.

Но я отказалась.

– Давай лучше за творогом сходим в Мареньá. И мы пошли пешком по проселочной дороге в соседнюю деревню, где стоит огромная, Х века, церковь из бурого камня. По дороге мы встретили соседа Чави — он посигналил из комбайна. Мы купили творог «мато» у тетки из местного кооператива и съели его прямо у нее на крыльце с ничейным инжиром, растущим на улице. Потом мы еще немного посидели в деревенском баре, где проходило внеочередное собрание Комитета по праздникам Мареньá, и Жина отвезла меня на вокзал. Потому что, прямо скажем, общественный транспорт там так себе ходит. Но это единственный минус.

_{Материал опубликован в журнале «Вокруг света» № 1, январь-февраль 2022}