Когда Бог был голубем: как выглядело сотворение земли в румынском фольклоре

Одна из особенностей космогонической стороны румынской мифологии, отмеченная почти всеми фольклористами, заключается в том, что мир в этой картине извечно дуален: в начале времен повсюду была только вода, и по водам ступали Бог и дьявол, как пишет, например, Елена Никулицэ-Воронка.

Однажды их пути пересеклись, и дьявол сказал, что имя ему — Nifărtache или Nefârtatul, что можно перевести как «враг» или «недруг», но следует отметить, что это слово встречается только в религиозном контексте, для обозначения врага рода человеческого (стоит отметить, что слово «сатана» на иврите и некоторых других языках в буквальном смысле означает «противник»).

Господь же назвался Fărtache или Fârtatul, и можно догадаться, что у этого слова противоположное значение — «друг», причем толковые словари уточняют, что имеется в виду закадычный друг или даже так называемый frate de cruce (букв. «брат по кресту») — побратим.

Бог предложил дьяволу создать землю, для чего второму надлежало дотянуться до дна морского и вытащить горсть «во имя Божие». Он попытался, но во имя самого себя — и вся земля утекла у него сквозь пальцы.

Вторая попытка тоже не увенчалась успехом, потому что поверхность воды замерзла (по велению Господа) и, пока дьявол ломал ледяную корку, опять же, от земли осталось лишь воспоминание. В третий раз Бог обратил внимание дьявола на то, что он больше не может стоять на воде, как на суше, а погружается в нее: сперва по колени, потом по пояс…

«Осторожнее, — предупредил Господь, — а не то захлебнешься». И послушался дьявол, невзирая на все сомнения и страстное желание сделать по-своему. Во имя Господа он достал со дна морского чуть-чуть земли: она осталась только под ногтями. Бог взял соломинку, вычистил землю из-под ногтей дьявола и сделал из нее лепешку.

Положил на ладонь, дохнул, похлопал другой рукой сверху. Когда убрал руку, появился островок размером с кровать. Бог пустил его на воды и сказал: «Ну, теперь нам есть где ночь скоротать». И легли они спать вдвоем, только дьявол всю ночь толкался, хотел Бога спихнуть в воду.

Ничего у него не вышло, а когда рассвело, то оба увидели, что земля-то стала большой, какая она и есть сегодня: всякий раз, когда дьявол пихался и толкался, земля под Господом все прирастала и прирастала!

Впрочем, есть и другая версия легенды, тоже основанная на идее изначального дуализма созидающих сил. В начале не было ничего, кроме воды, и Господь парил над нею в облике голубя, а нечистый, у которого было три пары крыльев, взбивал воду в пену.

— Что ты делаешь? — спросил Бог.

— Хочу создать твердь, чтобы мне было на чем сидеть.

— Не надо так, добра не выйдет. Сделай, как я велю: ступай на дно морское и принеси земли, да сделай это от моего имени.

Как и в предыдущей версии, нечистый принес землю только с третьей попытки, под ногтями, и Бог сотворил из нее остров, на котором оба легли спать.

— Завтра, — сказал Господь, — мы землю благословим.

Когда нечистый увидел, что Господь заснул, он взял его тихонько на руки, чтобы бросить в море, но земля начала расти, а вода — отдаляться. Дьявол бросился бежать, насколько хватало сил, но берег уносился прочь быстрее.

Побежал он сперва на восток, и возникло столько земли на востоке, сколько есть сегодня; потом вернулся к изначальному месту ночлега, думая, что другая часть берега все еще там, близко.

Побежал на запад, но и тут земля начала расти под его ногами, и не было ей ни конца ни края. Нечистый еще дважды пробежался на север и юг, столь же безрезультатно, а потом уложил Господа на то же место, откуда его взял.

А тот, оказывается, знал о случившемся. Когда настало утро, дьявол сказал Богу:

— Ну, давай теперь будем благословлять землю.

— А мы уже это сделали! — ответил Господь. — Ты же чем этой ночью занимался — ты совершил крестное знамение, да со мною на руках!

Есть и менее почтительный вариант той же легенды, который Елене Никулицэ-Воронке рассказал «один цыган из Михалчи»: дескать, нечистый не на руках носил Господа, а таскал его во все четыре стороны, ухватив за лодыжку. Как-то больше похоже на то, что мог сделать враг рода человеческого (в этой ипостаси назвать его князем тьмы язык не поворачивается — поступок совсем не княжеский), но результат в любом случае не изменился: землю благословили, и началась новая эра. Точнее, началось само Время, сама История!

Еще детали, которые пересказывает Елена Никулицэ-Воронка: нечистый изначально был уткой (в той версии, где Господь был голубем), мог ходить по воде, и потому теперь утиную голову человеку не следует употреблять в пищу.

Там, где по новой земле ступал Господь, появлялись трава и цветы, а там, где ступал нечистый, — камни и песок. Место, где Господь и дьявол улеглись спать в первую ночь после сотворения земли, — как нетрудно догадаться, Иерусалим.

В продолжение истории о сотворении мира уместно упомянуть также о том, что человека (точнее, мужчину) в румынской мифологической версии создал нечистый, но вышла у него просто кукла из глины, которую пришлось передать Господу (именно передать, со словами «Да будет он твой!»), и тот вдохнул в дьявольское творение святой дух, наделил речью.

Еву он создал позже, то ли классическим способом — из ребра, — то ли весьма нетривиальным, о чем пойдет речь в разделе, посвященном сотворению человека.

Дальнейшие легенды об эпохе Адама и Евы в той же степени поразительны и непохожи на большинство привычных нам библейских историй.

Например, что рассказывается о событиях непосредственно после сотворения мира? То, что Господь удалился на девятое небо, а нечистый остался на первом, и Господь сотворил себе двенадцать помощников очень простым способом: намочил руки и встряхнул ими, так что каждая капля превратилась в архангела.

Нечистый сделал то же самое, и чертей появилось несчетное количество — столько же, сколько листвы и травы. Они устроились на своем первом небе, стали строить дома, города, ярмарки, а потом спросили Господа, можно ли им стрелять из пушек.

Господь позволил, и они попытались выстрелами достать его на девятом небе. В ответ он… пальнул из собственной пушки всего один раз, и черти все с первого неба на землю упали, многие погибли, а выжившие так с той поры среди людей и ходят.

Можно пересказать немало других историй, которые сохранил румынский фольклор, но главное уже сказано: Господь и нечистый существовали в начале времен как равные силы, и без участия дьявола мир никогда бы не был сотворен. Это определенно не христианский взгляд на мир, под привычными терминами замаскировано — иногда лучше, иногда хуже — нечто иное.

Возможно, следы все той же римской религии? Если уж культ Митры так пришелся по нраву обитателям Дакии, что из него (по одной из версий) вырос фольклорный персонаж Фэт-Фрумос, то почему бы не случилось то же самое с каким-то другим религиозным течением?

Вопрос довольно сложный, потому что, хоть мы знаем достаточно много о Митре и его поклонниках, нам гораздо меньше известно о религии и мифологии даков, которые стали плодородной почвой для митраизма, пустившего глубокие корни.

Еще бытует мнение, что на румынский фольклор в том виде, в каком его записывали этнологи в XIX — начале XX века, сильно повлияли манихейство и богомильская ересь. Строго говоря, этот вопрос заслуживает отдельного, более подробного рассмотрения, и единогласия по нему в современной румынской литературе нет.

Но все же заметно, что два из основных постулатов манихейства — равноправие Добра и Зла и сотворение мира при непосредственном участии последнего — в пересказанных легендах соблюдаются. Возможно, причудливый облик румынских мифов и легенд и впрямь связан не только с митраизмом.

Космогония румынского фольклора: казалось бы, при чем тут еж?

Каким бы ни был способ создания земли, легенды сходятся в одном: сразу же после своего возникновения — и даже после расширения, против собственной воли предпринятого темным демиургом, — она была плоской, как стол. Эта деталь, как и многие другие, наводит на странную мысль: получается, что у светлого демиурга (впрочем, на самом деле, у обоих) не было никакого долгосрочного плана и цели.

Разболелась спина и надо полежать? Хорошо, вот и ровное место, будущий Иерусалим, пуп земли. Пространство для ночлега выросло до внушительных размеров благодаря усилиям Нефыртата? Так и быть, воздвигнем для него небеса, займемся подгонкой «основы» и «крышки» — задача непростая, сил и времени потребует много.

Земля оказалась неустойчивой? Что ж, всегда можно соорудить подпорки из того, что попало под руку. Например, пусть это будут огненные прялки или столбы из воска. А разве воск чем-то хуже любого другого материала? И да, прибавим четверку беспокойных рыб. Все эти акты творения происходят как-то буднично и спокойно, в них нет того грозного трепета, коим обычно наполнены священные тексты.

Трудно удержаться от иронии, когда в столь важном деле, как создание мира, Всевышний ведет себя подобно ребенку, который этот самый мир только познает.

Сказочность космогонического мифа усиливается в тех его версиях, где нет темного демиурга, зато есть животные, к которым Господь обращается за помощью и советом. Их обычно три: лягушка, пчела и еж.

Первая ныряет и достает землю со дна; вторая отправляется к ежу с вопросом о том, что же делать дальше; а собственно еж сперва говорит, что ничего посоветовать не может, а потом растерянно бормочет себе под нос, что кому как не Богу знать о необходимости гор и долин, чтобы по ним потекли реки, собрались озера…

Иногда сам еж и творит эти горы и долины, забираясь под землю и выставляя иголки наружу; а еще в ряде легенд дает советы Господу сжать землю, которая оказалась слишком велика для сотворенного небесного купола, и теперь уже косвенным образом принимает участие в сотворении разнообразных форм рельефа, которые возникли из-за этого сжатия.

Но не верьте мордашке ежа, привычного персонажа множества сказок для самых маленьких. Прежде всего, в этих легендах он явно заменяет темного демиурга — и хотя не пытается обмануть Бога или сбросить его с края сотворенной земли, сам факт такой подмены явно неслучаен.

У ежа двойственное символическое значение: в средневековых бестиариях его сравнивали то с рачительным и благочестивым хозяином, то с дьяволом, который крадет виноград из тайного сада (то есть плоды духовности и добродетельности человеческой души). Он мог быть как олицетворением христианского смирения и скромности, так и образцом дьявольской злокозненности.

Такой неоднозначный образ хорошо сочетается с космогоническим мифом, в котором Бог вынужден хоть отчасти, но все-таки положиться на дьявола.

Подчеркивает ли еж влияние на румынский фольклор богомильской ереси, о которой уже упоминалось ранее? Если положиться на авторитет Мирчи Элиаде, то нет: дело в том, что в богомильской традиции не существует аналогичного мифа (и потому Элиаде говорит о дуализме славянском, а не манихейском).

Зато он присутствует в литовском фольклорном корпусе, который вовсе не попал под влияние манихейства, причем, если сравнить сюжеты, сходство окажется поразительным.

Д. Разаускас и Т. Цивьян предполагают, что существует лишь один способ связи между Балканами и Балтикой: Великий янтарный путь, известный с древних времен торговый маршрут, упомянутый Геродотом и Тацитом. Только вот в каком направлении «двигался» еж по этому пути — с юга на север или наоборот, — пока что мы можем лишь гадать.

Итак, земля выросла из «семян», принесенных со дна космической бездны то ли дьяволом, то ли заменившей его лягушкой, и все по велению Господа, который почему-то не смог или не захотел все сделать сам. Сперва была она маленькой, размером с кровать, слишком тесную для двоих, но в результате безуспешного коварства дьявола разрослась и стала достаточно обширна, чтобы впоследствии на ней хватило места даже великанам.

Господь же сотворил небесный купол, не угадал с размером и вынужден был воспользоваться советом все того же темного демиурга — или ежа, — в результате чего на плоской, как стол, тверди возникли горы и долины, а сама она поместилась под небом.

Чтобы землю не колыхали космические воды, Всевышний подпер ее столбами из огня. В другой версии предания это были не столбы, а прялки — точнее, столбики от ручных прялок с верхней частью, у славян именуемой «лопасть». Еще одна легенда гласит, что столбы/прялки сделаны из воска и их постоянно грызет Иуда; однако подпорки постоянно восстанавливаются, и он не успевает дойти до последней, как первая уже цела.

Кроме подпорок есть еще рыбы — они не названы в легендах китами, хотя, конечно, учитывая титанический груз, взваленный им на спины, ничто другое не представляется. С точным количеством рыб не все ясно: поначалу, если верить преданию, их было четыре — рыба-мать и три детеныша.

Но два из трех были принесены в жертву ради того, что известно нам как «чудо пяти хлебов и двух рыб», описанное в главе 14 Евангелия от Матфея. И если бы двух мальков не хватило, Иисус вполне мог забрать третьего, только вот в этом случае рыба-мать наверняка взбунтовалась бы, покончив с этим миром раньше срока, ибо всякое движение ее хвоста или плавников заставляет земную твердь содрогаться.

Что было дальше? Господь и дьявол сотворили природу, людей (точнее, сперва великанов) и все, что им могло понадобиться. Современная исследовательница румынского фольклора Антоанета Олтяну отмечает, что Всевышний был более склонен творить красивое (например, цветы), а нечистый — полезное (например, пшеницу и рожь).

Так или иначе, легенды путаются, противоречат друг другу, и если не вдаваться в подробности, то честнее всего подчеркнуть, что творили они совместно. И даже человек, пусть и в первой, не лучшей версии, в плане затраченных физических усилий творение дьявола, поскольку тот вылепил фигурку из глины, а вот душу или дух в эту мертвую глину вдохнул Господь.

И вот так вселенная обрела относительно четкие контуры: округлый мир, покрытый горами, долинами, реками и озерами, покоится на спинах рыб, которых то ли две, то ли четыре; и подпирают его столбы (или ручные прялки) из огня (или воска); трижды по периметру его огибает река, именуемая Апа Сымбетей (Субботняя Вода), чтобы в конце концов низвергнуться в ад, где обитают падшие ангелы, то есть дьяволы, черти и бесы; а где-то посреди Субботней Воды таится Остров блаженных, где издавна живет благочестивое племя, узнающее о наступлении Пасхи по скорлупкам, которые приносит к их берегам эта мать всех рек.

А над миром простирается небо, на самый верхний ярус которого удалился в конце концов Господь, устав от зловредного характера своих творений, предпочтя наблюдать за ними — за нами! — с высоты.

Антоанета Олтяну пересказывает интересный вариант космогонии: земля круглая и сплющенная, как булочка, и расположена на воде, но не напрямую. В середине нижней части из земли торчит столп, чье основание опирается на спину огромной рыбы. Рыба погружена в океан и кружится на месте — земля, соответственно, делает то же самое.

А в верхней части земли, напротив основания того столпа, что опирается на рыбу, возвышается огромная гора, и с вершины горы подымается другой такой же столп, который подпирает небо. Можно сказать, это один стержень, который объединяет небо, землю, рыбу и воду; благодаря вращению рыбы вращаются земля и солнце, день и ночь сменяют друг друга.

Космический столп или стержень — эквивалент Мирового древа из множества других мифологий; как его ни назови, это тот фрагмент бытия, чье равновесие имеет ключевую важность для существования всего остального.

Среди легенд, записанных румынскими фольклористами на рубеже XIX–XX веков, можно отыскать и другие варианты с поразительными деталями: преображенными народным воображением отрывками Священного Писания, следами дохристианских фракийских верований, иноземными заимствованиями — как греко-римскими, так и более дальними и экзотическими.

_{Отрывок из книги Наталии Осояну «Румынские мифы. От вырколаков и фараонок до Мумы Пэдурий и Дракулы». М.: Издательство Манн, Иванов и Фербер (МИФ), 2023.}