Когда краски поют: жизнь, города и картины Марка Шагала

Выставка «В ожидании чуда. Посвящение Марку Шагалу» проходит в Еврейском музее и центре толерантности в Москве до 16 января 2025 года. Vokrugsveta.ru отправился на экспозицию, чтобы узнать больше о биографии художника и том, чем он жил.

Зал первый. Колыбельная на идише

Первый зал начинается люлькой, мерно качающейся на стене при помощи проектора. Звучит колыбель на идише. По бокам висят отрывки автобиографии Шагала «Моя жизнь».

Книга была написана в 35 лет. Всего Шагал проживёт 97.

Первый зал олицетворяет родной дом.

Моисей (Мовша) Хацкелевич Шагал родился в 1887 году в Витебской губернии, село Лиозно, в черте оседлости, за границей которой евреям проживать было не положено. Семья перебирается Витебск. В городе имелось 60 синагог. В одной из них пел и Шагал.

Он знал Тору и Талмуд, идиш был его родным языком. На идише создана и книга «Моя жизнь», вокруг отрывков которой построена выставка. В 1931 году жена Белла переводит её на французский. Лишь в 1994 году появляется русский перевод. Эта третья дошедшая до нас версия и сопровождает прогулку по выставочным залам.

Зал второй. «Что стоит человек, которому нет цены?»

Под песнь на идише переходим во второй зал. В нём — рассказ о родителях.

Изначально Моисей Шагал должен был пойти по стопам отца, вынужденного торговать сельдью. Но происходит иначе.

Искусствовед Джекки Вульшлегер, работавшая вместе с внучкой Шагала, цитирует: «Такого диковинного, книжного слова, такого неизвестного в этом мире слова — ХУДОЖНИК — я никогда не слышал. В нашем городе оно никогда не употреблялось. Как нам было дотянуться до него…».

Мать соглашается отвести сына в «Школу живописи и рисунка» творческую мастерскую Юрия (Иегуды) Пэна, который даёт сдержанную, но благосклонную оценку первым работам Шагала («Н-ну… некоторая предрасположенность проглядывает…») и становится его первым учителем. Обучение длится год. Уход Шагала из творческой мастерской неизбежен.

Юрий Пэн развивает реалистическую традицию, его картины относят к позднему передвижничеству. А всякая традиция с юности претит Шагалу.

Для стиля Шагала с самого начала характерны мотивы еврейского фольклора, иудейской культуры с её праздниками, обычаями, мироощущением. Как пример, на многих полотнах изображена скрипка («Скрипач», 1912–1913 годы; «Зелёный скрипач», 1923 год) — инструмент, сопровождающий рождение и смерть в еврейских семьях.

Другим важнейшим источником вдохновения является Витебск. Точно человек, он присутствует и в посвящении автобиографии: «Родителям, жене, родному городу».

Зал третий. Витебск, «мой грустный и весёлый город»

Путеводитель приглашает в третий зал: «Перед тобой город Витебск. […] Потрогай крыши домов». Коллекционер Борис Фридман в лекции «Марк Шагал — от Витебска до Парижа» объясняет, что появление летающих фигур над крышами датируется 1915 годом, когда умирает мать Шагала.

Можно предположить, что с годами — когда родные уходят — возникает всё больше летающих фигур.

Полёт также символизирует любовь к Берте Розенфельд, взявшей имя Белла. Шагал и Розенфельд представляют собой неравную пару: девушка происходит из обеспеченной семьи, владеющей тремя ювелирными магазинами в Витебске.

В 1910 году они объявляют о своей помолвке. Наиболее известные картины Шагала — в частности, триптих «Прогулка», «Над городом» и «Двойной портрет с бокалом вина» (1917-1918) — изображают Беллу. С ней — музой — художник и пролетает над домами.

Зал четвертый. Театр теней

На стенах четвёртого зала — театр теней. Здесь рыбы и птицы, образы, перешедшие из реального пространства детства в воображение.

Но уже виднеется скорый отъезд, первый зигзаг в географии Шагала.

В 1907 он приезжает в Санкт-Петербург. В его кармане — 27 рублей, выданные отцом. Учится в Рисовальной школе Общества поощрения художеств, возглавляемой Николаем Рерихом. «Евреям не разрешалось проживать в столице без специального вида на жительство. Он получил временный вид на жительство как „студент-стипендиат“ Рисовальной школы», — пишет исследователь творчества Шагала, профессор Йельского университета Бенджамин Харшав.

В Петербурге посещает художественную школу Елизаветы Званцевой, в которой его учителем выступит Лев (Леон) Бакст. Тот едет готовить декорации к балетным спектаклям дягилевских «Русских сезонов».

Зал пятый. Франция, «приёмная родина»

Пятый зал представляет собой мастерскую Шагала в Париже, комнатку в «Улье» («La Ruche»), общежитии художников-иммигрантов.

Сперва Франция ужасает Шагала:

Проявляется раздвоенность.

Утешение?

В 1911 году появляется картина «Я и деревня», которая символизирует печаль о родине, которая не способна понять и принять художника. Франция становится его «приёмной родиной».

В Париж Шагала приводит тяга к мировой культуре. Там он постигает христианско-европейскую традицию искусства, которая наслаивается на иудейскую.

Он берёт новое имя: Марк Захарович. Знакомится с Блезом Сандраром и Гийомом Аполлинером. Сандрар владел русским языком и оставил произведение о транссибирском экспрессе. В своей поэзии совмещал экспрессию и лиризм. Когда время спустя Шагала спросят о наиболее выдающихся событиях в его судьбе, он будет краток: «Моя встреча с Сандраром и русская революция».

Аполлинер (настоящая — польская фамилия — Кастровицкий) — поэт-авангардист. Шагал задумывался об иллюстрациях к его сборнику «Алкоголи». В эссе о Шагале Аполлинер впервые использует слово «сюрнатурализм», трансформировавшееся в «сюрреализм».

За всеми «измами» Марк Шагал, противник теорий и академичности, человек, для которого вся «история искусств представлялась перевёрнутой с ног на голову», будет по-прежнему наблюдать издалека:

«Он — одновременно и „революционный художник“, и критик формального авангардистского подхода, — разъяснит Б. Харшав. — Оксюморон, гипербола и парадокс… Шагал применил их на личностном уровне, говоря о своей принадлежности. В нём одновременно уживалось несколько сущностей, взаимно исключающих и в то же время дополняющих друг друга».

Иллюстрация этого суждения — картина «Автопортрет с семью пальцами», созданная в «Улье» в 1912–1913 годах. Элементы кубизма сосуществуют с реалистическими изображениями: за окном мастерской виднеется Эйфелева башня, а в облаке плывёт деревенский витебский пейзаж. Художник вбирает в себя все течения, его нельзя свести к одному из них. В подобной определённости ему непременно окажется тесно.

Это осознание собственной непохожести характерно для Шагала. «Чем больше старался писать под Коро, тем больше отходил от него и закончил чистым Шагалом», — делится он творческих поисками и имитацией работ французского пейзажиста Камиля Коро. Самоидентификация и противопоставление себя другим принимают любопытные формы: «А главное — он не Шагал» (об Алексее Грановском, режиссёре и основателе Еврейского камерного театра). Или: «Они и сами себя перешагалили» (о художниках Еврейского камерного театра).

С Леоном Бакстом во Франции Шагал больше не сработается. Что не помешает последнему признать талант ученика: «Теперь ваши краски поют». Борис Фридман цитирует ещё одну фразу о Шагале-колористе, приписываемую Пабло Пикассо: «Когда Матисс умрёт, Шагал останется единственным художником, который понимает, какой цвет на самом деле».

1914 год стоит особняком в биографии Шагала. Герварт Вальден устраивает первую персональную выставку картин Шагала. Работы представлены в Берлине.

В июне художник едет в Витебск: собирается увидеть Беллу, посетить свадьбу сестры и уехать обратно, во Францию. Но август 1914 года меняет планы. Избежать отправки на фронт помогает шурин, устраивая в Военно-промышленный комитет Петрограда.

В 1915 году Марк и Белла женятся. В 1916 году рождается их дочь Ида.

Некоторое время Шагал служит уполномоченным по делам искусства в Витебской губернии. Назначает его Луначарский, с которым они познакомились в Париже. Шагал приглашает основателя супрематизма Казимира Малевича преподавать в Витебское училище.

В 1920 году Марк, Белла и Ида переезжают в Москву. В Малаховке художник обучает воспитанников колонии для беспризорников рисованию и еврейской литературе. Оформляет Еврейский камерный театр.

Однако тяга к мировой культуре ведёт дальше — в 1922 году они эмигрируют в Берлин, чтобы попасть во «второй Витебск» — Париж. Тут Шагал и узнаёт, что Вальден, устроивший первую выставку, продал его картины коллекционерам.

В 1930-е Шагал посещает еврейскую территорию Палестины. В 1933 году, после прихода Гитлера к власти, полотна художника публично сжигают. Реакцией на «Хрустальную ночь» («Ночь разбитых витрин») — еврейский погром в Германии, Австрии и Судетах в ноябре 1938 года — является картина «Белое распятие». Нынешний Папа Римский Франциск считает «Белое распятие» любимым полотном. В начале декабря он отправился во дворец Чиполла, куда картина привезена из Чикагского института искусств. Иудейская тема навсегда останется в искусстве художника: изобразительном и словесном. В сборник его выступлений войдут речи о Холокосте.

В 1937 году Шагалы получают французское гражданство (с 1922 года они были апатридами). Но в 1941 году его лишаются.

В 1940 году Германия оккупировала часть французских территорий. Во Франции устанавливается режим Виши и вводятся антисемитские порядки. Американский журналист Вариан Фрай, который занимался помощью беженцам из Франции, предложил Шагалу приехать в США работать в Музее современного искусства. Но когда дело уже казалось улаженным, незадолго до отъезда, Шагала арестовывают. Жена художника просит Вариана Фрая выдвинуть ультиматум правительству Виши: если художника не отпустят, «Нью-Йорк Таймс» опубликует новость. Шагал освобождён. По новым законам 1941 года французские евреи лишались работы, прав собственности и гражданства. Шагалы снова апатриды. Они уезжают в США.

В конце войны умирает Белла, но в памяти Шагала она останется живой. Он создаст картины «Свадебные огни» и «Рядом с ней». Возрастёт число парящих над крышами фигур.

В 1946 году ему удаётся вернуться на свою «приёмную родину» на время, а 1948 году — окончательно. «Главная причина его возвращения в послевоенную Европу, — пишет Б. Харшав, — заключалась в том, что во Франции же он вновь ощутил себя частью „большой“ культуры».

Английским языком за 7 лет жизни в США Шагал так и не овладеет. Его сын Давид, появившийся во втором браке с Вирджинией Макнилл-Хаггард, вспоминает, что «goodbye» было единственным словом, которое тот знал по-английски. Последней супругой, с которой Шагал познакомится уже в Париже, станет «Вава» — Валентина Бродская.

В следующие десятилетия будет оформлять витражи для церквей, изготавливать гобелены и скульптуры. Проиллюстрирует «Мёртвые души», «Библию», «Басни» Лафонтена.

В 1964 году распишет плафон потолка Парижской Оперы. Заказ сделает министр культуры Франции Андре Мальро. Роспись со свойственными для Шагала образами будет помещена на место старого плафона, выполненного Жюлем-Эженом Леневе в классическом стиле. За работу, на которую потребовалось около 200 кг краски, Шагал будет награждён Большим крестом Почётного легиона (он-то, однажды лишённый гражданства!).

В 1973 году Шагал побывает в СССР.

Посетит Москву и в Ленинград. В Витебск же не вернётся. «Хотел оставить его таким, каким запомнил», — комментирует Борис Фридман. Оборачиваться — со времён Орфея плохая примета.

А в 1978 году картины Марка Шагала окажутся в столь дорогом его сердцу Лувре. В качестве исключения музей устроит выставку художника при его жизни. Семь лет спустя Шагал умрет от сердечного приступа в своем доме в Сен-Поль-де-Ванс. Ему было 97 лет.

Зал шестой. Цирк

Последний зал выставки — цирк. Этому незаменимому элементу жизни, проведённой «в предощущенье чуда», посвящены офорты и картины художника.

Цирк, виденный в витебском детстве, символ волшебства и горя одновременно:

Эти парадоксы отразятся в творчестве художника. Для искусствоведа Натальи Апчинской центральным образом в искусстве Шагала являлся «человек, движущийся вперёд с лицом, обращённым назад».

«Поездки Шагала не были путешествием в один конец. Он вырвался из черты оседлости в ранней юности, но вскоре вновь вернулся в родной городок; уехал из России, но вновь приехал туда в разгар Первой мировой войны; покинул Францию и эмигрировал в США — но вновь вернулся в Европу. Он отложил в сторону Библию ещё в детстве и вновь обратился к ней в зрелые годы. В поисках своего истинного „я“ он примерял всё новые и новые „личины“ и ни от одной из них не отказывался», — такую мысль о поисках Шагала выразит исследователь Бенджамин Харшав.

А сам Шагал признавался: «Я всего лишь художник, который борется с собственным искусством и с самим собой».

Родившийся в черте оседлости Шагал похоронен на христианском кладбище в Сен-Поль-де-Ванс.

«Каждый человек имеет право на своего Шагала»

«Каждый человек имеет право на своего Шагала», — отметит в лекции Борис Фридман.

Выставка — сплетение картин и слов, неотъемлемых средств выражения Марка Шагала.

«Русский — единственный язык, который он изучал в школе, — был в общем правильным, хотя зачастую в нём проглядывали характерные для идиша, „бабелевские“ интонации. Самым естественным для него языком был язык красок», — подведёт итог Харшав драгоценной неправильности Шагала.

Послушать, как говорят руки художника, о чём поют его краски и как раздаётся колыбельная на идише можно в Еврейском музее и центре толерантности до 16 января 2025 года.