Колыбель цивилизаций: как живут люди между Тигром и Евфратом в наши дни

Богатые, плодоносные земли, по которым впоследствии прошли важнейшие торговые маршруты и которые становились частью великих империй. В этих местах везде, где бы мы ни останавливались, обнаруживаются следы самых разных эпох и культур — и в археологических находках, и на улицах современных городов.

Цивилизации древности соприкасались на берегах великих рек, преодолевая значительные расстояния. Путешествуя по тем местам, где сохранились их следы, мы преодолеваем время, соприкасаемся с ними через века и тысячелетия и больше узнаем об истоках нашей цивилизации.

Газиантеп

Посреди оживленного проспекта чинно несет объемистые тюки караван верблюдов. Мимо с двух сторон мчатся потоки машин, но корабли пустыни невозмутимы. Так выглядит памятник Великому шелковому пути в турецком городе Газиантеп.

Этот путь, который историк Питер Франкопан назвал центральной нервной системой мира, — совокупность караванных маршрутов, еще до нашей эры протянувшихся через всю Азию к Средиземноморью и обеспечивавших торговые связи с Европой. На китайский шелк, красивую и приятную к телу ткань, которая к тому же спасала от платяных вшей, в древности был огромный спрос повсюду, от центральноазиатских степей до Рима.

Но не шелком единым — с течением веков не менее востребованными товарами из Китая стали, например, бумага и фарфор. Из Римской империи в Китай везли сосуды из цветного стекла. Индия «экспортировала» во многие страны пряности и слоновую кость, Бактрия — породистых лошадей. Каждый регион продавал то, чем славился. И, что еще важнее, в обоих направлениях вместе с товарами и людьми перемещались идеи, языки, верования и изобретения. Плодами этого культурного обмена человечество пользуется и по сей день.

В наши дни Газиантеп считается мировой столицей пахлавы. Разными видами этого десерта (не подозревала, что их такое количество) заполнены витрины кондитерских магазинов в центре города. Глаза разбегаются: где же искать лучшую пахлаву в городе пахлавы?

Одно из самых уважаемых заведений в Газиантепе — семейное предприятие «Кочак». Там утверждают, что их сладости — шедевры ручной работы, приготовленные по старинным рецептам и технологиям. Мне повезло попасть на экскурсию в их цех с белоснежными стенами. В одном помещении трудится множество людей в белых халатах. Слои теста раскатывают вручную так тонко, что они становятся прозрачными, почти как тюль. Сам хозяин фабрики поливает горячим сиропом выпечку с пылу с жару. Пахнет медом и хлебом.

— Мы используем только лучшие ингредиенты, — рассказывает один из сотрудников. — Например, масло для пахлавы приготовлено из молока овец и коз, надоенного именно в весенний сезон, это лучшее молоко.

Другой работник загружает в белоснежную печь сладости, уложенные столь плотно и высокохудожественно, что противень с ними напоминает изумительные мозаики античного города Зевгмы с берега Евфрата, которым в Газиантепе посвящен отдельный музей. Даже дубовые дрова для печи тоже тщательно отбирают: при запекании важно поддерживать определенную температуру.

На восточном базаре в центре города основные товары вряд ли сильно поменялись за ближайшие столетия: на прилавках под ярко-красными гирляндами перца исот выставлены разноцветные специи и, разумеется, фисташки.

В лавке с медной посудой рядом с продавцом работает чеканщик; среди выставленной на обозрение покупателей кожаной обуви ручной работы, сидя на низком табурете, шьет новую пару мастер.

Мне расхваливают местный кофе, смешанный с измельченными душистыми травами, — дибек. Покупаю стаканчик на пробу: у ароматного напитка приятный мягкий вкус. «Пожалуй, возьму попозже», — думаю я, делая типичную ошибку путешественника, которому потом будет некогда.

Шанлыурфа

Полюбовавшись Евфратом с одной из смотровых площадок на его высоких берегах, въезжаю в провинцию Шанлыурфа. Ее главный город с таким же названием как минимум на три с лишним века старше нашей эры — считается, что его основал один из военачальников Александра Македонского, Селевк.

Впрочем, в этих местах люди жили и добрый десяток тысяч лет назад. Провинция особенно богата важнейшими памятниками эпохи неолита, а в центре города в ходе ремонтных работ обнаружили «Урфамена», который считается древнейшей статуей в рост человека: ему 10–11 тысяч лет.

Среди циклопических колонн во дворе Музейного комплекса Шанлыурфы, претендующего на статус самого большого в Турции, я испытываю смесь восторга и досады: невозможно успеть все посмотреть за один день! Тут и Музей античных мозаик, и остатки римских бань, но первым делом обязательно нужно попасть в Археологический музей — к многочисленным находкам из древнейшего прошлого оседлых жителей Евразии.

Памятники архитектуры на улицах Шанлыурфы попадаются на любой вкус: византийский акведук, средневековые мечети, на скале в центре города — крепость со стенами IX века и фундаментом еще старше. В нескольких ханах — так называются постоялые дворы времен Османской империи — теперь кофейни, мастерские и магазинчики; в стенах, повидавших тысячи караванов, местные жители и туристы пьют чай, а из стаканчиков поменьше — мырру, густой наваристый кофе с травами, который бодрит моментально и на весь день.

В Шанлыурфе, как это часто бывало, торговые пути переплетались с паломническими маршрутами, которые в далеком прошлом тоже немало послужили межкультурным коммуникациям. Здесь почитаются места, которые, по легендам, связаны с праотцем Авраамом. При мечети Мевлид-и-Халиль в отдельном помещении за стеклом можно увидеть свод пещеры, в которой он якобы появился на свет.

Согласно Ветхому Завету, Авраам родился в Уре — это город в Южной Месопотамии (теперь территория Ирака). Но жителям Шанлыурфы приятнее считать, что под словом Ур имелось в виду старое название их города — Урфа. По местной легенде, вавилонский царь Нимрод устроил тут избиение младенцев задолго до Ирода, а будущая мать Авраама успела спрятаться в пещере, где родила сына и потом скрывала его семь лет. Рядом с мечетью есть водоем Балыклы-Гёль.

По другому преданию, в него чудесным образом превратился костер, на котором Авраама хотели сжечь идолопоклонники. Огонь стал водой, а дрова — вечно голодными карпами, корм для которых предлагает туристам за пару лир продавец чая.

Зато древний город Харран в 45 километрах к юго-востоку от Шанлыурфы действительно упоминается в Ветхом Завете как место, где бывал Авраам. В Харране традиционные дома, напоминающие по форме ульи, выглядят так, будто библейские персонажи останавливались тут на ночлег только вчера.

На улице 35-градусная жара, а внутри этих домов в музее под открытым небом прохладно: проверенная тысячелетиями конструкция вытягивает горячий воздух из помещения. Не все «дома-ульи» стали музейными экспонатами, кое-где в них все еще живут люди. Мимоходом заглядываю за забор одного такого хозяйства: во дворе сушится белье и резвятся дети, греется на солнце бак с водой, видно солнечную батарею и спутниковую тарелку. А вот об отсутствии такого современного удобства, как кондиционер, обитатели «ульев» наверняка не жалеют.

Гёбекли-Тепе

Минут двадцать на машине из Шанлыурфы вдоль выгоревших холмистых равнин, небольшая экспозиция в местном информационном центре и впечатляющая видеопрезентация там же — и вот я в двух шагах от одного из самых поразительных архитектурных объектов в мире. Раскоп внутри холма Гёбекли-Тепе защищен от дождей и солнца огромным белым навесом.

По периметру оборудован проход с информационными стендами. А внизу то, от чего у меня, как у любого человека с историческим образованием на моем месте, перехватывает дыхание. Монументальные, 3–5 метров высотой, резные каменные стелы в форме буквы «Т» расставлены кругами. Древнейшим из этих сооружений до 11 600 лет. Они на семь тысячелетий старше первых египетских пирамид и Стоунхенджа.

Исследователи сходятся во мнении, что это именно культовые постройки, никогда не использовавшиеся как жилые. Их воздвигали люди, еще не знавшие ни земледельческих поселений, ни тяглового скота, ни обработки металлов, ни колеса (самые ранние свидетельства его использования относятся к 4-му тысячелетию до н. э.). Известняковые глыбы весят до 15 тонн. Чтобы вырубить такие из скалы, тащить волоком до места назначения, поставить вертикально, нужны скоординированные усилия более сотни человек, и для такой древности это почти невероятно.

Я обхожу раскоп по кругу и, перегнувшись через перила, разглядываю с высоты резные изображения на стелах: лисиц и кабанов, длинноногих птиц, извивающихся змей, таинственные знаки — те, которым ученые еще не предложили толкований, но которые встречаются в остатках поселений докерамического неолита по всему региону.

Вниз, в раскоп, туристов не пускают. Однако возможность оказаться внутри святилища у меня все же была — в Археологическом музее в Шанлыурфе в натуральную величину смоделирован самый большой круг D. И лучше сначала зайти в музей и побродить там среди муляжей, чтобы знать, что высматривать на оригиналах.

Вблизи, кстати, очень хорошо видно, почему эти столбы имеют Т-образную форму: можно различить пояса и руки и догадаться, что это стилизованные человеческие фигуры; широкая верхушка — это голова без лица. Некоторые из них почти сплошь покрыты разными изображениями, и ученые могут лишь строить гипотезы, что имели в виду скульпторы из незапамятных дописьменных времен. Особенно интересен самый загадочный мегалит круга D, да и всего комплекса — стела № 43.

— Эта большая птица на верхнем, небесном уровне — гриф, — растолковывают мне в музее значение рельефов на этом камне. — А круглый предмет рядом с ней — видимо, человеческий череп. Возможно, у этих людей был обычай, похожий на тибетские «небесные похороны», когда останки умерших выставляют хищным птицам. Но здесь только голова, видите: обезглавленное тело поместили на нижний уровень, в подземный мир, где изображен змей и другие хтонические животные.

Похожей версии придерживался немецкий археолог Клаус Шмидт, который в 1995 году начал раскопки в Гёбекли-Тепе и фактически открыл для мира эту научную сенсацию. Когда святилище и связанные с ним артефакты были датированы, человечество узнало много нового о своих истоках.

В частности, что потребность строить культовые места и способность организовывать для этого целое региональное сообщество старше земледельческих поселений; что язык понятных такому сообществу символов вовсю был в ходу за пять-шесть тысячелетий до изобретения письменности. Считают же философы способность мыслить символами ключевой характеристикой человека.

Книга Клауса Шмидта «Они строили первые храмы» сопровождает меня в путешествии. Ученый предполагал, что святилище как-то связано с культом мертвых и подземного мира. Возможно, в нем проводили и ритуалы инициации — по сути, символическое попадание в нижний мир и возвращение оттуда. И совершенно точно, по данным археологии, устраивали изобильные пиршества.

Профессор Шмидт выдвинул гипотезу: а не способствовала ли «стройка тысячелетия» возникновению в регионе земледелия, а также разделения труда? «Можем ли мы, — писал Шмидт, — через плотный туман прошедших тысячелетий увидеть тени каменотесов, строителей, рабочих, собирателей, охотников, а кроме того, таких функционеров, которые должны были беспокоиться об интенсивном использовании дикого зерна и вскоре о возделывании земли, чтобы удовлетворить требования по снабжению огромного общественного сооружения?»

Помимо книги Шмидта, в дороге я то и дело заглядывала в блог нынешних исследователей Гёбекли-Тепе из Германского археологического института — Tepe telegrams: было интересно узнать об этом месте что-то новое, открытое за последние годы. И вычитала, в частности, что, исследуя ДНК растений, ученые обнаружили, возможно, самые ранние свидетельства одомашнивания древнейшего злака, пшеницы-однозернянки, в области Караджадаг — совсем недалеко от Гёбекли-Тепе.

Одомашнили ее примерно в 9-м тысячелетии до н. э. Вопрос, связано ли возникновение одного из первых очагов земледелия со строительством святилища, остается открытым. В любом случае место, собиравшее людей со всей округи, способствовало культурному обмену, а возможно, и распространению древнейших знаний об обработке и выращивании злаков.

Закат застает меня под одиноким шелковичным деревом, растущим на холме поодаль. Вечерняя дымка окутывает долины и возвышенности, далеко внизу в городе загораются огни. Силуэты окрестных холмов кажутся очень похожими на Гёбекли-Тепе, и неспроста: по словам гида, георадары выявили в радиусе 100 километров с десяток подобных комплексов. Гёбекли-Тепе пока считается самым древним и монументальным, хотя мегалиты Карахан-Тепе, примерно в 50 километрах к востоку, где раскопки активизировались в последние годы, уже наступают ему на пятки.

Мардин

В Мардин въезжаю уже к ночи, в такой час, когда от небольшого старинного города на юго-восточной окраине Турции ожидаешь патриархальной тишины. Но нет: на главной улице, украшенной европейского вида иллюминацией, кипит жизнь, играет музыка, вовсю работают магазинчики и рестораны.

Днем впечатление от встречи Востока с Западом не развеивается. С одной стороны, мощеные улицы Старого города, змеящиеся вверх по склону горы меж стен из золотистого камня, как будто ведут в восточную сказку. Они такие узкие, что техника для сбора мусора пройдет не везде, кое-где эту задачу выполняют ослы с вместительными сумками на боках.

Попадающиеся по дороге лавки с традиционными товарами пестрят коврами и сияют медной утварью. На всем — на расписной посуде, кованых украшениях, тканых сумках — то и дело встречается изображение рогатой рептилии с женской головой.

Это героиня здешних легенд, царица змей Шахмаран. По преданию, ее участь была довольно печальна. В царство Шахмаран занесло юношу из мира людей. Она приветливо его встретила и обучила разным премудростям.

Но когда он вернулся к человечеству, то под пытками выдал местному правителю, как попасть в змеиное царство. Правитель тот прослышал, будто мясо Шахмаран исцелит его от тяжелой болезни, а потому приказал схватить, убить и приготовить волшебное создание. Дальше версии расходятся: царь то ли исцелился, то ли отравился, а юноша, тоже отведав мяса царицы змей, причастился вселенской мудрости. Вот такие сказки почти оживают в закоулках Мардина.

С другой стороны, те же кварталы Старого города украшены слегка богемным декором в европейском духе: граффити, пестрые цветы на балкончиках, креативные фонари и гирлянды, яркие вывески арт-бутиков и хипстерских кофеен.

За углом, под вывеской магазина косметики ручной работы, с удовольствием позирует туристам хозяйка заведения. Выглядит она… точь-в-точь как божественная Мэрилин. Желтое платье на бретельках, ослепительные локоны, голливудская улыбка, на голени татуировка — опять же с Мэрилин, а об ноги трется одна из хвостатых подопечных. Мэрилин из Мардина, царица кошек, обосновавшаяся здесь фея Запада.

В Мардине и окрестностях, впрочем, сходятся не только Восток и Запад, но и разные времена. Сам город — словно пахлава, один культурный пласт на другом, и тем интереснее его исследовать.

В Музее Мардина хранятся артефакты ассирийского, урартского, персидского, римского, сельджукского, артукидского, османского периодов.

В интерьере самого стильного в городе ресторана Leyli тоже сошлись разные времена. На старинном патефоне крутится пластинка, на стене — коллекция флейт, рядом на полке — собрание старинных моделей радио. На потертой раме зеркала нарисована Шахмаран. А воду и шербет гостям приносят в точных копиях найденных в этом регионе средневековых глиняных сосудов.

Изделия местных ремесленников разных веков удивительно органично смотрятся рядом с антикварной техникой в зале, каменные своды которого напоминают о пещере Аладдина.

Владелец ресторана Нихат Эрдоган знает толк в культурных слоях: он известный археолог, руководил раскопками крепости Дара. Это одна из ключевых византийских крепостей на восточных рубежах в VI веке, через которую проходила торговая магистраль Шелкового пути.

В Дару я выезжала из Мардина на экскурсию: подивилась внушительной подземной цистерне вместимостью 14 500 м³ и каменоломням, в которых византийцы вырубали песчаник для масштабного строительства, а потом восемь веков люди разных языков и вер устраивали скальные гробницы для своих мертвых.

Мидьят

Выходя из микроавтобуса в городке Мидьяте, понимаю, что восточная сказка Мардина — это присказка. Вся историческая часть — как будто декорация к фильму: сплошь многоэтажные дворцы из золотистого известняка, от ворот до крыши богато украшенные причудливой резьбой, и лавки ремесленников, занятых тем же, чем их предки много веков назад.

Интересно, что искусством резьбы по камню этот город и вся область Тур-Абдин обязаны ассирийцам — чуть ли не самому древнему народу из всех, кто приходил и селился в этих местах. То же резное кружево покрывает стены монастырей Святого Гавриила (Мор-Габриэль) и Святого Анании (Мор-Хананьо, прозванного Шафрановым — по одной из версий, по солнечному оттенку стен).

Они основаны в IV и V веках — это одни из первых христианских монашеских обителей. Даже в наши дни большинство местных ассирийцев — христиане, представители сиро-яковитской церкви, обособившейся после Халкидонского Вселенского собора 451 года.

Богато украшенные дворцы Мидьята — конаки — в старину строились в складчину большими семейными кланами, а теперь и правда нередко сдаются для съемок кино и сериалов. Во многих из них сейчас отели и рестораны с традиционной кухней. Невозможно побывать в Мидьяте и не пообедать в таком заведении, за столом, накрытым во дворе, где по всем углам расставлена и развешана старинная утварь.

Официант, когда я прошу что-нибудь легкое, рекомендует ароматный чечевичный эзогелин чорбасы, «суп невесты», изобретение которого приписывают девушке из Газиантепа по имени Эзо, жившей в начале XX века.

Приносят салат с орехами и зернами граната, гювеч — тушеные овощи с кусочками мяса и десерт ирмик хелвасы — горку халвы из манной крупы, поданную с нежнейшей дондурмой из козьего молока, отчего мои коллеги-археологи прозвали это блюдо «курган с мороженым». Как везде в Северной Месопотамии, все очень вкусно.

Выйдя из ресторана, сворачиваю за угол — и нахожу целую улицу ремесленных лавок. В Мидьяте процветает искусство ассирийских мастеров — телкари, когда ажурные украшения плетут и паяют из тонкой серебряной проволоки.

Рассказывают, что обнаруженным в Месопотамии древнейшим ювелирным изделиям такого типа около 5000 лет. Выбирая сувенир в лавке мастера, нахожу среди серебряных цветов и птиц знакомый стилизованный силуэт — снова она, змееногая Шахмаран, теперь обернувшаяся россыпью причудливых завитков.

Диярбакыр

Я пересекаю вторую из великих рек, Тигр, и, стоя над ней на мосту XI века, наслаждаюсь видом на темные базальтовые башни крепости Диярбакыра выше по течению. Были времена, когда в районе Тигра пролегали восточные рубежи Римской империи.

Крепость римляне и построили — в III–IV веках нашей эры, а затем много веков достраивали и реставрировали те, кто пришел за ними. Считается, что это вторая в мире по широте и протяженности стена после Великой Китайской. Выглядит этот оплот пограничья действительно очень мощно.

А еще считается, что на ней оставили надписи 12 цивилизаций прошлого. Цивилизации сталкивались, накатывались друг на друга, воевали, торговали, перемешивались, обменивались опытом. Двигали историю вперед.

И даже в качестве досужего туриста на этой всем богатой, древней земле очень интересно разбирать наслоения разнообразных культур, открывать для себя то, что выросло из их соприкосновения.

_{Материал опубликован в журнале «Вокруг света» № 2, март 2022}