Кремль движется дальше: как и почему режим Сталина устоял после его смерти

Не было толп, свергающих его статуи или штурмующих стены Кремля. Никто не врывался в тюрьмы и трудовые лагеря. После десятилетий жесточайшего террора и безостановочной пропаганды население было парализовано страхом. Оно и не думало бунтовать.

Со страниц Правды и с плакатов на улицах по-прежнему смотрели мрачные лица знакомых людей в сером. Они выжили и теперь были готовы вести страну дальше. Утверждая свои притязания на законную власть, они занимались еще и решением деликатной задачи — последними проводами Сталина.

Внимательное изучение страниц Правды дает представление о том, как они импровизировали. Когда появилось первое сообщение о болезни вождя, официальные бюллетени занимали первые страницы целиком, фотографий Сталина не было. Но 6 марта, вместе с новостью о его смерти, на первой полосе в широкой черной рамке появился живой героический образ Сталина. Одетый в маршальский мундир, с правой рукой, по-наполеоновски засунутой между пуговиц кителя, он выглядел таким же властным, каким публика привыкла его видеть.

Эту фотографию Сталина хорошо знали. Волосы гуще, чем в реальной жизни, темные, едва тронутые сединой, на лице нет морщин — признаки старения умело заретушированы. Оставшуюся часть страницы занимали отчеты о его болезни и смерти, а также планы похорон в следующий понедельник. Примечательно, что остальная часть номера напоминала Правду за любой другой день, с обычными заметками о событиях в стране и за рубежом.

Результаты посмертного освидетельствования тела появились в Правде 7 марта. В них, как и ожидалось, подробно описывались поражения мозга и сердца Сталина в результате высокого кровяного давления и тяжелого атеросклероза. «Поэтому, — сообщалось в заключении, — принятые энергичные меры лечения не могли дать положительный результат и предотвратить роковой исход».

Под документом был внушительный список фамилий медицинских специалистов, включая министра здравоохранения и президента Академии медицинских наук. Страна нуждалась в подтверждении того, что Сталин умер естественной смертью.

Но Александр Мясников, который лечил Сталина на даче, а затем присутствовал при вскрытии тела, сделал ряд дополнительных выводов, и они не подлежали огласке. В воспоминаниях, оказавшихся в руках КГБ после его смерти в 1965 году, Мясников писал, что прогрессирующий склероз мозговых артерий затуманивал его рассудок в последние годы жизни.

«Легко себе представить, что в поведении Сталина это проявлялось потерей ориентации в том, что хорошо, что дурно, что полезно, а что вредно, что допустимо, что недопустимо, кто друг, а кто враг. Параллельно происходит обострение черт личности: сердитый человек становится злым, несколько подозрительный становится подозрительным болезненно… Полагаю, что жестокость и подозрительность Сталина, боязнь врагов, утрата адекватности в оценке людей и событий, крайнее упрямство — все это создал в известной степени атеросклероз мозговых артерий… Управлял государством, в сущности, больной человек», — писал Мясников.

(Не совсем ясно, когда именно Мясников сделал эту запись, но, вероятно, он решился доверить свои мысли бумаге лишь спустя многие годы после смерти Сталина и, скорее всего, — не раньше XXII съезда партии, состоявшегося в 1961 году.)

Хотя этот диагноз и мог объяснить нараставшую паранойю вождя в послевоенный период, но Сталин был не менее жесток и кровожаден в 1930-е годы, когда был гораздо моложе, а его артерии были в полном порядке. Одним только атеросклерозом нельзя объяснить его жажду власти, его мегаломанию, его готовность лично отдавать приказы о расстрелах тысяч и тысяч людей и самочинно обрекать на гибель миллионы других. Его кончина ознаменовала конец кошмара.

В тот же день, 7 марта, Правда показала тело Сталина. Фотография заняла верхнюю правую четверть второй страницы. Сталин покоится на возвышении, а его наследники стоят по одну сторону от гроба. Они выглядят относительно маленькими и незначительными, потому что изображение усыпанного цветами гроба с телом увеличено в несколько раз. Они стоят в два ряда, причем Маленков ближе всех к гробу.

Сбоку в первом ряду стоят Берия, Ворошилов, Булганин, Каганович и Молотов, а Микоян с Хрущевым проглядывают за плечами других. Из стоящих во втором ряду Хрущев дальше всех от Маленкова, его голова едва заметна между Кагановичем и Молотовым, что, вероятно, указывает на статус каждого из руководителей.

На следующий день открытый гроб — в центре, а рядом с ним стоят навытяжку те же восемь человек. В левой части изображения первым у изголовья показан Маленков, за ним в направлении зрителя следует Берия, а потом Хрущев. То, что теперь Хрущев оказался рядом с ними, могло отражать его меняющееся положение в иерархии. 9 марта, в день похорон, гроб по-прежнему находится в центре фотографии, но теперь дальше на заднем плане. Он показан сбоку, а у торцов стоят солдаты в военной форме.

Сталина можно видеть над россыпью цветов, его тело лежит на пьедестале выше голов тех же восьми человек, которые стоят двумя рядами с противоположных сторон. Маленков и Берия по-прежнему ближе всех к изголовью Сталина. Торжественные лица скорбящих, кажется, измеряют друг друга взглядом, тогда как тело Сталина с узнаваемым профилем преобладает над всеми.

В образе почившего Сталина, в расположении его тела выше присутствовавших наследников было что-то, что подчеркивало их подчиненное положение. Их претензии на правопреемство могли быть обеспечены лишь в тени человека, которого они провожали в последний путь.

Какое-то время все знаки указывали на Маленкова как на будущего лидера. Занимаемая им позиция у гроба Сталина явно говорила о его превосходстве. И только Маленков был удостоен отдельного изображения на других страницах Правды. 8 марта на второй полосе была размещена фотография с XIX съезда партии в октябре прошлого года, где он выступает с основным докладом. Видно, как сидящий за ним на возвышении Сталин внимательно слушает, а его седина контрастирует с темными волосами и моложавостью Маленкова. Все выглядит так, будто Сталин лично благословляет его как своего избранного ученика.

А 10 марта в репортаже с похорон Правда на главной странице поместила изображение Маленкова, стоящего на трибуне Мавзолея среди кремлевских руководителей и зарубежных коммунистов. При этом только он был показан говорящим в микрофоны (которых там было целых пять), а под ним на фасаде Мавзолея, сразу под именем Ленина, большими буквами было выбито имя СТАЛИН. Речь Маленкова приводилась под фотографией и занимала почти половину полосы (речи Берии и Молотова шли уже на второй странице).

Чтобы еще больше подчеркнуть первенство Маленкова, его фотографию повторили и на третьей странице, на этот раз ни много ни мало вместе с Мао и Сталиным. Эти двое изображены на некотором отдалении, а на переднем плане стоит Маленков с правой рукой поверх борта пиджака в той самой наполеоновской позе, которую любил Сталин. Фотография, конечно, подправлена.

Оригинальный снимок, сделанный 15 февраля 1950 года, впервые появился на первой полосе Правды в ознаменование подписания советско-китайского Договора о дружбе, союзе и взаимной помощи.

На фотографии изображены восемнадцать человек. Все стоят, за исключением Андрея Вышинского, который сидит и готовится поставить подпись под документом в качестве министра иностранных дел. Молотов, Сталин и Мао стоят позади него лицом к фотографу, а Маленков показан в профиль крайним справа. Его взгляд обращен в сторону Сталина.

На фото читатель видит, что слева от Молотова стоят Громыко, Булганин, Микоян, Хрущев, Ворошилов и китайский премьер-министр Чжоу Эньлай, а на другой стороне комнаты за Маленковым стоят Берия с Кагановичем, а также группа советских и китайских помощников.

Три года спустя после ретуши на снимке остались только Сталин, Мао и Маленков. Но Маленков явно перестарался. Фотомонтаж был слишком топорным. В отличие от сталинских манипуляций, когда с фотографий пропадали убитые им прославленные деятели революционного движения, Маленков стирал своих живых «соратников», по-прежнему входивших в руководство страны. Он как бы отправлял их в оруэлловскую «дыру в памяти», а ведь они пока еще обладали властью и авторитетом в партии и в правительстве. Этой неуклюжей и очевидной уловкой Маленков обнаружил неуверенность в себе.

Как показывают фотографии в Правде, новое руководство было занято реорганизацией правительства с намерением установить коллективное правление вместо сталинской диктатуры.

Поздно вечером в пятницу 6 марта по радио было передано заявление, призванное показать всем, что правительство будет действовать с должной бдительностью и что старая гвардия, давние «соратники» Сталина, остается на своих местах. Но последующие сообщения из Кремля выдавали явную тревогу новых руководителей.

Любой неожиданный переходный период чреват хаосом, даже в условиях конституционной демократии с четко прописанным механизмом передачи власти, а в диктатуре, подобной СССР, где один человек определял жизнь целой страны на протяжении четверти века, его наследники опасались эффекта вакуума в центре политической власти.

Подстегиваемые чувством неуверенности, они призывали не допустить «любого рода беспорядков и паники», как если бы опасались, что хрупкая конструкция принудительного единства разрушится и ситуация выйдет из-под контроля. Если все, что скрепляло страну вместе, был сталинский террор, то как его наследники могли удержаться у власти, выпустив из рук дубину?

Для населения не имело никакого значения, будет ли руководящий орган называться Политбюро или Президиум и будут ли в нем заседать двадцать пять членов или всего девять. Назначение Георгия Маленкова председателем Совета министров поначалу лишь подтвердило распространенное мнение, что его в качестве преемника выбрал сам Сталин.

Маленков был закоренелым бюрократом, он никогда не руководил местной партийной или правительственной организацией, не говоря о региональном или республиканском аппарате. Он был слугой Сталина, неутомимым производителем официальных документов и отчетов. Несколько раз он оказывался на грани забвения, например в 1946 году, когда на него возложили ответственность за неудачи в авиационной промышленности и это привело к временному понижению в должности и потере благосклонности Сталина, а могло стать концом карьеры, если не жизни. Маленков к тому же был склонен к полноте, что для некоторых означало его неспособность воплощать образ вождя.

Но самым значимым изменением в ходе реорганизации правительства и определении дальнейшего направления его работы стало объявление о слиянии Министерства государственной безопасности и Министерства внутренних дел в одно министерство, которое должен был возглавить Лаврентий Берия. При Сталине этот человек долгое время руководил службой государственной безопасности.

Теперь же Берия прибирал к рукам самые мощные силовые рычаги внутри страны. Он был самой зловещей фигурой в сталинском окружении; годы работы в качестве начальника управления государственной безопасности и жестокость по отношению к заключенным принесли ему недобрую славу, и его назначение вызывало особую тревогу. Но, кроме того, Берия сыграл важную роль, возглавляя советский атомный проект, а его интеллект и административные способности превращали его в крупную фигуру в составе нового правительства.

Другие назначения не казались такими важными. Из опалы вернулся Вячеслав Молотов, восстановленный на посту министра иностранных дел, а Андрей Вышинский, печально известный прокурор на показательных процессах, который заменял Молотова в МИДе, был понижен до должности первого заместителя министра иностранных дел и постоянного представителя СССР при ООН.

Позднее он сыграл важную роль в чистке в вооруженных силах в 1936 и 1937 годах, что еще больше укрепило его отношения со Сталиным. Но во время Зимней войны с Финляндией в 1939 году, когда Красная армия потерпела ряд крупных неудач, а некомпетентность Ворошилова как военного стратега стала очевидной, он потерял всякую реальную власть. Его сняли с поста наркома обороны. Правда, он сохранил формальную должность в руководстве страны, а после смерти Сталина стал председателем Президиума Верховного Совета — официальным главой государства.

Михаил Первухин и Максим Сабуров были едва известны широким слоям населения, и их назначение на должности в экономическом аппарате никак не влияло на процесс дележа власти. Были планы отодвинуть Хрущева; его освободили от обязанностей первого секретаря Московского комитета партии и назначили на должность с неопределенным кругом обязанностей в Центральном комитете. Казалось, его звезда померкла. Старые ветераны из числа «соратников» Сталина вновь обретали своей почетное место.

Тем не менее Хрущев был назначен председателем комиссии по организации похорон. Выходец из обычной шахтерской семьи, он дослужился до должности первого секретаря партии в Москве, а затем, во время войны, возглавлял партийную организацию Украины, после чего в 1949 году вернулся в Москву, чтобы стать одним из самых доверенных подчиненных Сталина. Беспощадный, когда это было необходимо, он проводил сталинские чистки в Украине.

В то же время Хрущева знали как дружелюбного, открытого человека, доступного для рядовых членов партии и простых людей, более человечного и приземленного, чем его коллеги. И мир оценит эти его качества, когда он поднимется на вершину власти.

В ходе Второй мировой войны Хрущев, в отличие от большинства коллег, ездил по стране во время и после гитлеровского вторжения. Он видел героизм солдат, разрушения, глупость партийных комиссаров, мешавших компетентным военачальникам, и офицеров, переживших чистки. Он не боялся «испачкать сапоги», и он никогда не любил уезжать по работе в Москву от шахтеров и колхозников, которых по-настоящему любил.

Кроме того, — и это не мелочь, — у Хрущева была добрая интеллигентная жена, которая, по свидетельствам современников, старалась смягчить его нрав и поощряла все благородное и гуманное, что было в его натуре. Эти качества выделяли Хрущева на фоне остальных сталинских приближенных.

В комиссию по организации похорон входил также Лазарь Каганович, один из давних членов советского руководства и единственный еврей, остававшийся на этом уровне власти. Кроме того, по версии The New York Times, он был еще и шурином Сталина — это ничем не обоснованное утверждение повторялось в газете на протяжении целого года.

Высокий, широкоплечий, со своими фирменными усами, Каганович был известен жестокостью во время чисток 1930-х годов, когда лично руководил несколькими волнами арестов и казней в Украине и в других частях страны.

Все эти пережившие Сталина люди — Маленков, Берия, Молотов, Микоян, Булганин, Хрущев, Ворошилов и Каганович — в свое время тесно сотрудничали с несколькими впоследствии расстрелянными начальниками служб безопасности, такими как Генрих Ягода и Николай Ежов. Вряд ли в современной истории найдется еще одна банда кровожадных убийц, в руках которой было сосредоточено так много власти, как это было в случае со Сталиным и теми, кого он лично собрал вместе. 

Как и ожидалось, власти объявили, что тело Сталина будет выставлено для прощания в Колонном зале Дома Союзов, одном из самых впечатляющих зданий Москвы. Построенное в конце XVIII века в нескольких сотнях метров от Красной площади, здание обновлялось и расширялось, став Домом благородного собрания со своим знаменитым центральным залом, где двадцать восемь мраморных коринфских колонн поднимались к потолку на высоту трех ярусов, а внутреннее пространство освещали огромные хрустальные люстры.

История этого зала десятилетиями находила отклик в русской культуре: в «Евгении Онегине» Александр Пушкин изобразил пышный бал русских аристократов в Колонном зале, а Лев Толстой выбрал его для одной из сцен в романе «Война и мир». В Колонном зале в течение четырех дней лежал в гробу Ленин, и здесь в марте 1938 года происходил последний из трех знаменитых показательных процессов 1930-х годов — процесс над Николаем Бухариным и еще двадцатью обвиняемыми.

(А в августе 1960 года в том же здании предстал перед судом американский пилот самолета-разведчика U-2 Фрэнсис Гэри Пауэрс, и на это зрелище власти с радостью пригласили представителей прессы со всего мира.)

Когда 6 марта солнце взошло над Москвой, Дом Союзов стоял украшенный «тяжелыми красными советскими знаменами с черной траурной каймой», а «на фасаде здания в тяжелой золоченой раме висел огромный сорокафутовый портрет г-на Сталина в его сером мундире генералиссимуса». Красный флаг, который всегда развевался над зданием Верховного Совета за усыпальницей Ленина, был приспущен. Тело Сталина будет выставлено для прощания на три дня, начиная с трех часов дня той пятницы.

В субботу и воскресенье время посещения зала будет увеличено с шести утра до двух часов ночи следующих суток. А затем, утром понедельника 9 марта, на Красной площади должно было состояться погребение. После похорон его саркофаг планировалось установить в Мавзолее рядом с саркофагом Ленина. В течение всех четырех дней были отменены кинопоказы, концерты и все формы развлечений. Сталин был мертв, и стране требовалось время, чтобы примириться с его уходом. Любое нарушение образа всеобщей скорби, снизошедшей на оставленную им империю, казалось кощунством.

Власти выступили с новыми, еще более изощренными инициативами, объявив, что в Москве будет построено «монументальное здание — Пантеон», куда позднее будут перенесены саркофаги Ленина и Сталина, а «также останки выдающихся деятелей, захороненных у Кремлевской стены».

Большевики хорошо помнили свою историю. Если парижский Пантеон был данью памяти героям Франции, Москва заслуживала не меньшего. Взволнованные уходом вождя, наследники Сталина горели желанием продемонстрировать свою непоколебимую преданность ему и, казалось, собирались чтить его память с тем же размахом, с которым в 1924 году хоронили Ленина, и связать тем самым наследие Ленина и Сталина с легитимностью режима, который они теперь олицетворяли. Но московский Пантеон так и не был построен.

_{Отрывок из книги Джошуа Рубинштейна «Последние дни Сталина». М.: Издательство Альпина нон-фикшн, 2024.}