Можно только позавидовать: удивительные гениталии насекомых, которые вдохновляли художников

Удивительные блохи

Философ Роберт Бойль (1627–1691), живописавший деяния природы (а для него они были деяниями Бога), говорил, что предпочитает смотреть на «препарированного крота «, чем на слона. Хотя кто-то и считает кротов «презренными» из-за их малого размера, писал Бойль, но «истинные чудеса Природы — в ее наручных часах, а не на часах ее башен».

Крошечные часовые механизмы гениталий насекомых и пауков, улиток, слизней и мелких млекопитающих чудесны. Будь эти гениталии сопоставимы по размеру с человеческими (что, пожалуй, мы уже сделали с некоторыми секс-игрушками), они точно сбили бы со многих из нас спесь.

Возьмем, например, блоху. Известный энтомолог Мириам Ротшильд (1908–2005), описывая коллекцию блох, которую ее семья передала Британскому музею, предположила: «Любой инженер, взглянувший на такое фантастически непрактичное устройство, как интромиттум блохи, сделал бы ставку на то, что оно не заработает. Удивительно, но это не так». Посмотрите сами.

Гениталии блох вызывают такой ажиотаж, что колумбийско-австралийская художница Мария Фернанда Кардосо (1963 г. р.) даже основала настоящий блошиный цирк, который дебютировал в 1995 г. в Exploratorium в Сан-Франциско.

В 2012 г. она же создала инсталляцию «Музей копулятивных органов», состоящую из больших трехмерных изображений интромиттумов и сперматофоров различных насекомых.

Среди них был невероятный пенис сенокосца, интромиттум зерновкиⁱ, крючковатые гениталии различных стрекоз и медузоподобный половой орган местной улитки, который ранее, кстати, никем не изучалсяⁱⁱ. Это инсталляция невероятной красоты и выразительности, и, когда смотришь на нее, становится понятно, почему мы тратим так много лет, так много слов и так много денег на изучение гениталий насекомых.

Эти гениталии удивительны и с точки зрения своего строения, и с точки зрения эстетики. Они очаровывают нас независимо от того, измеряем ли мы их (пенис блохи может быть более чем в 2,5 раза длиннее ее тела. Для мужчины среднего роста это означало бы член почти пятиметровой длины), описываем ли их устройство или просто наблюдаем спаривание зерновок на видео.

Насекомые заставляют обычно рациональных ученых, отбрасывая объективность, например, утверждать, что «у блох самый сложный копулятивный аппарат среди всех насекомых». Вы уже многое знаете о копулятивных органах, так что можете понять, насколько это смелое заявление.

Оно такое смелое именно потому, что головокружительное разнообразие окружающего мира часто скрыто от человека. В ходе работы над своей диссертацией Мария Фернанда Кардосо наткнулась на живущих в болотистой местности вокруг гавани Сиднея морских улиток размером с желудь. Такие водятся в Австралии буквально повсюду, и Кардосо, конечно же, встречалась с ними не один раз.

Но только в отделе микроскопии Австралийского музея она увидела пенис этого существа, этой обыкновенной маленькой улитки, которая сейчас называется Phallomedusa solida, а ранее называлась Salinator solida. Пенис был настолько странным, что таксономист Розмари Голдинг, впоследствии и предложившая переименовать улитку, приняла его за какого-то паразитаⁱ. Почему она так ошиблась? Просто посмотрите на иллюстрацию.

Кардосо была так поражена увиденным, что сразу же решила изобразить пенис Phallomedusa solida в большем масштабе. «Я почувствовала, что миру необходимо знать, как выглядит пенис этого существа», — написала она. И теперь, когда вы тоже это знаете, вы, несомненно, с ней согласитесь.

Лазерные мечи

Кардосо не единственный художник, вдохновляющийся гениталиями насекомыхⁱ, и не все насекомые, которые становятся объектами внимания творцов, так же плохо изучены, как Phallomedusa solida.

Британская художница Джоуи Холдер (1979 г. р.), например, по впечатлениям от знакомства с интромиттумами жуков, в том числе зерновок, создала коллекцию дилдоⁱⁱ.

Также она является автором инсталляции «Эволюция спермалега» (спермалег — это общее название различных структур для получения спермы, которые в ходе эволюции развиваются в брюшке насекомых, практикующих травматическое осеменение).

В онлайн-версии инсталляцииⁱⁱⁱ напечатанные на 3D-принтере модели интромиттумов выставлены на фоне их огромных увеличенных 2D-версий. Стены зала полностью покрывают изображения гениталий, они нависают со всех сторон, и ты чувствуешь себя как истребитель X-wing, к которому приближается звездный разрушитель. Еще одно творение Джоуи Холдер — это довольно натуралистично изображенный гигантский золотой интромиттум жука-зерновки: с двойными «щетками» на конце, парамерами и крючком.

К сожалению, энтомологи, которые работают с жуками в лаборатории, не могут увеличивать их до размеров, превышающих натуральную величину. Поэтому, когда исследователи разгадывали загадку напоминающих челюсти структур на интромиттуме зерновки, им пришлось пойти по совсем другому пути. Они обратились к лазерной хирургии.

Голландские энтомологи, изучающие Callosobruchus subinnotatus, отправили своих жуков в путешествие мечты в Париж. Там жукам предстояла операция по удалению нескольких шипов на интромиттуме.

Звучит так, как будто для такой операции нужны твердые, но очень маленькие руки хирурга. Но нет, нужен только крошечный жук с полностью вывернутым интромиттумом.

Жуков подвергли действию наркоза, а для выворачивания интромиттумов ученые использовали специальный насос, сделанный из вакуумной трубки и крошечного наконечника пипетки (прямая противоположность той пивной кеге).

Как только несчастный жук застывал в наркотическом сне, а его интромиттум был полностью вывернут, за дело брались компьютерные технологии. Используя компьютерную программу, исследователи многократно увеличивали изображение области гениталий насекомого, указателем мыши обозначали место разреза, наводили на него лазерный луч и щелк — вот и шип. Чисто и быстро.

В главе 5 мы уже говорили о том, что потеря генитального крючка самцом Callosobruchus maculatus делает копуляцию практически невозможной. Но удаление шипов, по-видимому, никак не мешает самцу Callosobruchus subinnotatus.

Впрочем, выяснилось, что самки, которые спариваются с партнерами без шипов, откладывают меньше яиц. Вот еще один пример приспособления, которое причиняет самке вред (шипы значительно травмируют ее тело в ходе спаривания), но, похоже, увеличивает репродуктивный «выигрыш».

Нацелен налево

У людей, как известно, есть правая и левая стороны, и они не полностью симметричны. Одна грудь часто больше другой, то же самое справедливо и относительно яичек. Гениталии членистоногих тоже могут быть асимметричны.

Такое редко встречается у пауков, которым нужны обе способные проникнуть в самку педипальпы, потому что, как мы уже знаем, паучихи предпочитают спариваться дважды, а не оставаться наполовину девственницамиⁱ. У насекомых асимметрия встречается гораздо чащеⁱⁱ, и ее, как правило, объясняют в русле концепции «замок — ключ».

Как мы уже отмечали в предыдущих главах, с предположением, что все различия в строении гениталий у насекомых являются видоспецифичными, есть проблема: так мы исключаем возможность того, что и в пределах одного вида гениталии могут существовать в нескольких незначительно отличающихся друг от друга вариантах. В эту концепцию также не вписываются насекомые, которые совершают межвидовое спаривание, несмотря на все различия в гениталиях.

Возьмем, например, богомолов рода Ciulfina. Для них характерна интересная особенность гениталий: они повернуты либо вправо, либо влево, поэтому исследователи называют их правосторонними или левосторонними соответственно, и часто бывают асимметричными. Когда ученые сравнили гениталии богомолов двух видов рода Ciulfina, выяснилось, что они представляют собой как будто отражение друг друга: асимметрия правосторонних гениталий с зеркальной точностью повторяет асимметрию левосторонних гениталий.

Дальнейшее исследование показало, что богомолы рода Ciulfina почему-то не очень заботятся об всем этом: самки легко совокупляются как с обладателями правосторонних, так и с обладателями левосторонних гениталий. Они забывают все предосторожности и с большой охотой предаются межвидовому спариванию.

Правило «замок — ключ» в случае с этими насекомыми явно не работает. Энтомологи даже проверили, влияет ли ориентация интромиттума на репродуктивный успех пары, и выяснили, что нет, не влияет. Ни левосторонние, ни правосторонние гениталии не имеют особенных эволюционных преимуществ или недостатков. Пожалуй, запишем одно очко антиадаптационистам.

Предсмертный секс-марафон

Еще одна адаптационная загадка — это сумчатые мыши из рода Antechinus, известные тем, что по достижении определенного момента своей короткой жизни начинают совокупляться и совокупляются, по сути, до смерти, умирая от голода и истощения.

Как и жизнь лосося, который нерестится и гибнет, если, конечно, гризли не поймает его первым, вся жизнь этого маленького сумчатого зверька стремится к решающему последнему моменту.

В возрасте чуть меньше года самец Antechinus уже накапливает всю сперму, которую ему суждено произвести, и начинает поиск партнерши. Найдя подходящую самку, он в течение нескольких часов (в среднем от шести до восьми) совокупляется с ней, не уступая в долготе полового акта человеку, практикующему тантрический секс.

Теперь Antechinus не способен ни на что, кроме совокупления. Он преследует других самок, все с большей неохотой соглашающихся спариваться с ним, но силы его подходят к концу, и он из бодрого любовника быстро превращается в развалину: у него начинает выпадать мех, он страдает от многочисленных кровотечений, раны на его теле инфицируются. Разлагающийся Дон Жуан продолжает спариваться до самого конца, в итоге падая замертво, с пустым желудком, но зато оплодотворив нескольких самок.

Исследователи выяснили, что заставляет сумчатых мышей участвовать в этом бешеном секс-марафоне. С приближением периода размножения Antechinus меняют свои повседневные привычки. Словно в ответ на неслышный зов, самцы начинают покидать свои дома и собираются в общинных гнездах. Самки не делают этого, а продолжают добывать пищу — им нужно как-то поддерживать жизнь потомства, — периодически совершая вылазки в гнезда самцов для спаривания.

Похожим образом встречаются для размножения лягушки, и это явление в биологии называется током. Токование не единственное отличие поведения сумчатых мышей от поведения других млекопитающих.

Период размножения у Antechinus длится максимум пару недель и начинается в строго определенное время. Сигналом его начала становится скорость увеличения продолжительности светового дня: Antechinus agilis начинают размножаться, когда она достигает 127–137 секунд в день, Antechinus stuartii — 97–107 секунд, то есть эти сигналы видоспецифичны.

Две причины доводят этого зверька до эротического помешательства и в итоге убивают его. Обе причины — это гормоны, тестостерон и кортизол. Повышение уровня тестостерона запускает инстинкт размножения, заставляя животное чувствовать неутолимое возбуждение.

Резкий скачок уровня кортизола, гормона стресса, подавляет иммунные воспалительные реакции, подвергая самца болезням и инфекциям. Он заканчивает свою жизнь возбужденным, голодным и больным. Желудок Antechinus после смерти часто совершенно пуст, что говорит о том, что свои последние дни он полностью посвятил спариванию.

На графике из одной статьи, описывающей эти гормональные эффекты, круто растущая линия, которая обозначает уровень кортизола, резко обрывается, а за ней следует фраза «самцы мертвы».

Какие эволюционные преимущества может давать сумчатым мышам участие в изнурительном предсмертном секс-марафоне? Специалисты по сумчатым считают, что Antechinus — одно из немногих млекопитающих, которым свойственна семельпария.

Как и лосось, который совершает долгое путешествие вверх по реке только для того, чтобы отнереститься и умереть, самец сумчатой мыши проживает долгую для своего вида жизнь, имеет всего один шанс на спаривание и должен использовать его как можно более эффективно.

_{Отрывок из книги Эмили Уиллингем «Парадокс пениса: Уроки жизни из мира животных». М.: Издательство Альпина нон-фикшн, 2023.}