На Краю земли: как знаменитые маяки Бретани выдерживают натиск стихии и привлекают путешественников

Если набрать в поиске «маяки в шторм», то большинство самых захватывающих фотографий будут из Бретани. Столетиями эти сооружения выдерживают натиск стихии, подавая спасительные сигналы кораблям на своем особом языке — света и цвета.

Самое западное побережье Бретани называется Финистер — то есть Край земли. Дальше только открытый Атлантический океан и редкие маленькие острова. Ничто не мешает штормам свирепствовать на этих берегах.

С давних пор местные жители бесстрашно выходили в море, хотя эти воды таят бесчисленное количество опасностей: рифов, мелей, сильных течений. Потому маяки здесь жизненно необходимы. Они словно второе звездное небо для моряков: столетиями помогают сориентироваться, обойти острые подводные камни, вернуться домой невредимыми. И для фаролога (человека, изучающего маяки) здесь настоящий рай.

Три с половиной часа на скоростном поезде от Парижа до Бреста (не путать с тем, что в Беларуси), час на автобусе до прибрежного городка Лё-Конке, и вот он — Край земли!

Воздух Бретани

Лё-Конке — очаровательный старинный городок. Основные цвета — беленый и серовато-коричневый камень низких домов и мостовых, а также все оттенки синего. Высокий собор с забавным флюгером в виде рыбы, единственный супермаркет, несколько кафе, в интерьерах везде морская тематика. Маленький порт, сохнущие рыбацкие сети, бесчисленные лодки и яхты.

И воздух! Влажный, соленый, душистый — такой бывает только на океанском побережье! При первом вдохе у меня от него всегда замирает сердце.

Отправляюсь встречать закат у местного маяка Керморван 1849 года постройки. Это самый западный маяк материковой Франции. Внушительная квадратная башня соединена с берегом каменным мостиком и с одной стороны выкрашена белым, чтобы вместе с маяком Сен-Матьё, к которому я поеду завтра, вести корабли по опасному фарватеру вдоль побережья.

На морском языке это называется створ: когда нужно показать кораблю узкий безопасный канал, то ставятся два ориентира на некотором расстоянии друг от друга, передний пониже, задний повыше. С корабля нужно зрительно свести их в одну линию и держать курс «по оси створа», тогда судно остается в безопасности.

Вечер пасмурный и по-осеннему прохладный. Ветерок раскачивает розовато-лиловые цветы, похожие на наш клевер. Кутаюсь в свежекупленный шарф с бретонской полоской, жую багет с сыром и жду.

И вот, наконец, Керморван оживает! Его вращающийся луч начинает бег по кругу, торжественно и бесшумно. Каждые пять секунд — белая вспышка, которую видно на расстоянии до сорока километров! Это называется проблесковая характеристика, и у каждого маяка она уникальна, во всяком случае, на площади до ста квадратных морских миль (примерно 349 км²) не повторяется.

Таким образом моряки отличают огонь маяка от прочих огней как на берегу, так и на других навигационных ориентирах: буях, знаках и так далее. Издалека, из моря, эти лучи выглядят как регулярные яркие вспышки, посчитав которые, можно с точностью определить, какой именно маяк впереди и о какой опасности он сообщает, вроде: «Привет, я маяк такой-то, здесь риф, обходи меня, будь внимателен!» А для меня, берегового обывателя, это просто очень красивое зрелище.

Раньше смотрители вручную зажигали лампы в сумерках и гасили с рассветом, а теперь все маяки Франции автоматизированы. От этого немного грустно. Французы, особенно бретонцы, очень ценят свои маяки: их поддерживают в хорошем состоянии, печатают их изображения на всем, от открыток до пакетов в супермаркетах. Маяки — гордость края. И я постепенно начинаю понимать, почему.

Блины из гречки и соленая карамель

На следующий день отправляюсь в «рандоне», как французы называют пешие маршруты, до маяка Сен-Матьё. Шесть километров вдоль океанского побережья по утоптанной тропинке, и я на месте.

Сен-Матьё — это мыс на повороте из океана в Брестский залив. Считается, что свет для кораблей здесь зажигали еще во времена Римской империи, чтобы обозначить вход в более тихие воды. Тогда это был просто костер в металлической жаровне. В Средние века примерно таким же способом морякам светили монахи построенного на мысу бенедиктинского аббатства Святого Матфея.

В 1692 году впервые во Франции этот навигационный огонь стал больше похож на современные маяки — масляную лампу установили в застекленный фонарь на башне, а позже здесь же раньше всех использовали отражатели для усиления и перенаправления света в море. Нынешний маяк построен в 1835 году. А от аббатства и первого маяка теперь остались только живописные руины.

Посетителей на удивление много. Билет стоит несколько евро, и туристы со всего света с удовольствием платят за возможность подняться на балкон маяка по узкой винтовой лестнице, чтобы взглянуть на окрестности с высоты в 37 метров. Обзор отсюда, конечно, великолепный: широкое злое море, сочная зелень, россыпь низеньких домиков и вдалеке Керморван и Лё-Конке. Надышавшись видом, спускаюсь вниз. В нижних комнатах маячной башни — уютная сувенирная лавочка и выставочные залы. Как тут удержаться и не накупить открыток?

За стенами аббатства расположена «крепери», в которой подают блины не из пшеничной муки, а из… гречишной. Наполнители могут быть самые разные. Да, здесь выращивают гречиху, но никто не ест гречку в виде каши. Пшеничная же мука стоит дороже, и блинчики из нее — только со сладкими наполнителями. Например, с соленой карамелью — тоже традиционная бретонская сладость.

Улыбчивый официант говорит мне, что когда-то благодаря знаменитой герцогине Анне Бретонской местные жители не платили налоги на продажу сливочного масла, морской соли и использование дорог. Чтобы масло дольше хранилось, они добавляли в него соль и везли продавать, а позже из этого соленого масла начали делать карамель. Сомневаюсь, что дело было именно так, но поверю ему на слово.

За Краем земли

Следующим утром я отправляюсь на пароме за Край земли, к главной цели своего путешествия — на остров Уэссан. Этот маленький клочок суши, всего восемь километров в длину, находится в полутора часах морем от материка, в открытом океане. И, конечно, на острове два маяка. И три вокруг. И каждый из них в чем-то самый-самый. А еще там есть маячный музей. Я слегка волновалась, что рейс могут отменить, так как море со вчерашнего дня успело разойтись до пяти баллов.

Но паром прибывает по расписанию. На борту меня уже ждет глава местной Ассоциации по охране маячного наследия Марк Пуантюд, он сел еще в Бресте. Обветренное лицо бывалого моряка, лукавые глаза, дымящаяся трубка во рту.

Ассоциацию Марк основал в 2002 году. Позже, добившись поддержки общественности, защитил исторический комплекс зданий маяка Стифф от продажи в частные руки, а весной 2016 года провел 69 дней на «проклятом» маяке Тевеннек в малопригодных для жизни условиях, чтобы привлечь внимание к состоянию старинной башни и собрать средства на ее восстановление.

Этой встречи лично я ожидала с большим волнением, но Марк оказался простым в общении, с прекрасным английским. Провести в такой компании пару дней — настоящая удача!

Причалив на Уэссане, мы первым делом отправляемся к маяку Стифф. Это старейший из маяков Бретани. Его построил знаменитый военный инженер Себастьен Ле Претр де Вобан еще в 1700 году, и с тех пор навигационный ориентир не прекращал работу. Благодаря Марку Пуантюду весь комплекс исторических зданий сохранил целостность и открыт для посетителей.

Марк, не скрывая гордости, проводит мне экскурсию. Форма маяка весьма необычная: он состоит как бы из двух башен, соединенных друг с другом, — одна поуже, другая пошире. В той, которая поуже, находится винтовая лестница наверх, а внутри второй — просторные, круглые в плане помещения, в которых размещались склады и жили сами смотрители. Теперь на каждом этаже — небольшая историческая экспозиция.

С балкона Стиффа открывается невероятный вид: весь остров как на ладони, а вокруг — бескрайний океан. В фонарное помещение зайти нельзя, что и понятно: не дай бог кто-то повредит осветительный аппарат! Ведь от света маяков по-прежнему зависят жизни людей.

Мы отправляемся в самый крупный населенный пункт острова — Ламполь. Он крохотный, всего несколько улиц. Замечаю, что многие названия не на французском, например, кафе называется «Ty Korn». Задаю вопрос Марку. «Это на бретонском, — отвечает он, — переводится как „На углу“. У этого языка кельтские корни, и он отличается от французского, который произошел от латыни. Например, жители Ирландии могут понять, что говорят бретонцы на родном языке. Сейчас в Бретани очень стараются сохранить этот язык, но уже мало кто говорит на нем свободно».

Перекусив, заходим в лавочку за марками для купленных мной вчера открыток. Я замечаю на прилавке диск Яна Тирсена. Помните такого композитора? Он написал музыку для известного французского фильма «Амели». И опять название странное — «Eusa». Я полушутя спрашиваю Марка: «Это тоже на бретонском?».

Но мне отвечает приветливая женщина-продавец с неожиданно хорошим английским: «Это бретонское название острова Уэссан! Дело в том, что Ян Тирсен родился в Бресте, затем учился в Париже, а потом как-то приехал на наш остров. И сразу влюбился! Купил здесь дом, построил студию звукозаписи и даже дал бесплатный концерт для жителей Уэссана. И этот альбом — музыкальная карта нашего острова!»

Признаюсь, я не ожидала, что остров настолько красив. Ни одного дерева, зато густая зеленая трава, в которой нога утопает по щиколотку, и кусты, усыпанные ежевикой. Разбросанные тут и там домики. Милые низкорослые лошадки местной породы. Острые изрезанные скалы причудливых форм — глядя на них, так и слышишь грохот тяжелых волн и низкий голос тугого штормового ветра. И куда ни повернись, отовсюду виден океан. Спокойный сейчас, мерно дышащий, словно спящий дракон. Но что здесь бывает в бурю… даже представить страшно.

Ближе к вечеру идем к маяку Креаш. Он самый яркий из всех французских маяков, его свет виден более чем за 55 километров! Еще светло, так что на его лучи посмотрим позже, а сейчас — в музей, расположенный в бывшем техническом здании.

Здесь собраны лампы разных форм, макеты знаменитых маяков Франции, бюсты главных деятелей маячного дела. Приглушенный свет, переливы световых бликов, таинственно и загадочно. На втором этаже воссоздана комната смотрителя с типичного маяка в открытом море — двухъярусная кровать со шторками, где у человека было хоть какое-то личное пространство. На таких башнях работали посменно, одну-две недели, затем ротация с напарниками, и снова все по кругу.

Но самое замечательное, что есть в музее, — первая линза Френеля, которую мне очень хотелось увидеть. В далеком 1823 году этот осветительный аппарат произвел настоящую революцию в маячном деле, ведь именно благодаря френелевской линзе маяки смогли светить на 60 километров, и даже дальше. А сколько было спасено жизней благодаря ей — и не счесть!

Выходим из музея уже в сумерках. Вскоре лампа на макушке башни Креаша оживает. Сначала вспыхивает зеленым, затем двухъярусные линзы внутри начинают медленно вращаться, входя в нужный темп. Свет ламп постепенно становится ярко-белым. Из-за вечернего тумана лучи четко очерчены и легко достигают горизонта. Я смотрю на них как завороженная, зрелище необыкновенно красивое. А ночной океан — такой темный и грозный, что невольно думаешь: какие же смелые все-таки люди эти моряки…

Маяки категории «Ад»

Во Франции существует интересное деление маяков на категории. Райскими называют береговые башни, где не нужно было волноваться о поставках пресной воды и продовольствия. «Чистилищем» — маяки на островах.

«Адом» же называли маячные «свечки» в открытом море, где приходилось жить внутри башни и куда лодка могла подойти далеко не в любую погоду. Ла-Жуман и Кереон — маяки категории «Ад». Что ж, плывем, посмотрим поближе. Как раз пришел на своем катере друг Марка, опытный капитан Фред.

Маяк Ла-Жуман прославился на весь мир благодаря фотографии Жана Гишара 1989 года. Она производит неизгладимое впечатление: чудовищная волна наваливается на башню, а возле открытой двери как ни в чем не бывало стоит смотритель — рука в кармане, расслабленная поза. Кажется, что в следующую секунду вода неминуемо унесет этого маленького человека в пучину.

Сегодня погода идеально спокойная. Вблизи маяк кажется тонким и хрупким, несмотря на свои 47 метров высоты. Даже в штиль море вокруг ходит ходуном, что особенно заметно на фоне общего безмолвия: трехметровые волны лениво вздымаются и опускаются только вокруг башни. «Ла-Жуман построен на опасной мели, — рассказывает Марк.

— Возводили его на деньги члена Французского географического общества по имени Шарль-Эжен Потрон, который попал в этом проливе в шторм. Ему было так страшно, что в молитвах о спасении он пообещал себе: если выживет, то завещает свое состояние на строительство маяка. Потрон выжил и слово сдержал, однако в завещании написал, что маяк должны построить не более, чем за семь лет.

— Потому строительство велось второпях, и, когда башня уже была внешне готова, первые годы смотрителям пришлось жить в спартанских условиях, без особых удобств. Впоследствии выяснилось, что маяк нуждается в укреплении. Был сделан внешний бетонный «стакан» внизу и растянуты тросы-бакштаги, которые помогают удерживать башню. Однако все это не гарантия его устойчивости. Так что кто знает, сколько еще штормов он выдержит…»

— А что с той фотографией Гишара? Смотритель, которого он снял тогда, выжил? — спрашиваю я.

— Да, он успел укрыться от волны за дверью. Многие считают, что он просто вышел подышать воздухом, такой невозмутимый. На самом деле фотограф прилетел на вертолете, чтобы поснимать волны после сильного шторма, а смотритель подумал, что их приехали эвакуировать. Он просто не знал, что сзади такая большая волна подкралась. Однако опыт не дал ему погибнуть.

Под сильным впечатлением мы направляемся ко второму морскому маяку — Кереону.
«А этот маяк совершенно другой! — продолжает экскурсию Марк. — Его называют дворцом, поскольку внутри шикарные интерьеры. В начале ХХ века его также построили на частные деньги — состоятельной женщины Амиси Лебоди, решившей увековечить таким образом память о своем родственнике, графе де Кереоне.

Денег хватило не только на строительство просторной крепкой башни, но и на эбонитовую и махагоновую отделку, резную мебель и дорогой паркет. Смотрители ходили здесь в специальных тапочках, чтобы не испортить пол. Маяк был автоматизирован самым последним во всей Франции, только в 2004 году».

Увы, больше некому наслаждаться этой изысканной роскошью. Туристов водить сюда нельзя, так как океан вокруг «кипит» в любую погоду. Башню построили в середине мощного течения, скоростью до 10 узлов (18,5 километра в час). Наш капитан, ловко выруливая среди волн, подвез нас с Марком почти вплотную, но о высадке и подумать было страшно. Одно неверное движение — и бурлящая вода поглотит тебя.

Самый высокий

Утром паром назад на большую землю. В Бресте прощаюсь с Марком и еду к самому высокому каменному маяку в мире под названием Иль-Вьерж. Его рост — 82,5 метра, так что не посетить его было никак нельзя!

Добираться туда нужно на маленьком экскурсионном кораблике, который ходит далеко не каждый день, из городка Ландеда. Здешние воды так опасны, что подойти к острову Иль-Вьерж можно только в прилив, и с погодой должно повезти. К счастью, все сложилось, и через тридцать минут я уже высаживалась в тени высоченной башни.

Подняться наверх нелегко, 365 ступенек — это вам не шутки. Невольно начинаешь сочувствовать смотрителям, которые таскали сюда топливо для ламп каждую ночь. С балкона открывается просто головокружительный вид. Такое ощущение, что видно всю Бретань.

Внутри башня отделана голубоватым материалом под названием опалин, немного напоминающим стекло или кафель. Девушка-гид объясняет, что опалиновые плиточки нужны для отвода влаги. Вдоль винтовой лестницы сделана бороздка, в нее с плиток скатывается вода и выводится наружу. Весьма изобретательно, а главное — очень красиво!

На островке есть другой маяк, более старый, построенный еще в 1845 году, высотой всего 33 метра. С тех пор как заработал высоченный маяк рядом, он деактивирован. Сейчас там маленький аскетичный отель для любителей романтики. Вот бы остаться здесь, но… пора в обратный путь.

_{Фото: ALEX VIDIGAL / ISTOCKPHOTO; ISTOCKPHOTO; Анастасия Макарова; NONO VLF, ALIX CHOMA BEX / CC BY-SA 4.0; Екатерина Щекина; Анастасия Макарова, Екатерина Щекина; Людмила Столярова; CHRISTOPHE BEYSSIER; JEAN GUICHARD; Екатерина Щекина; Анастасия Макарова}