Не оправдавший фамилию: как первооткрыватель Дмитрий Овцын Арктику исследовал

Фамилия этого человека была Овцын, и, по мнению одного из историков, своему носителю совершенно не подходила — ему бы зваться Львовым или Орловым. Искусный моряк, отважный мореплаватель, храбрец и красавец Дмитрий Леонтьевич Овцын отличался горячим нравом, неоднократно портившим ему жизнь. По этой причине он, автор выдающихся географических открытий, так и остался в невеликих чинах, не сделав большой карьеры.

Тяжелые испытания и опасные связи

Точная дата рождения Дмитрия нам неизвестна, лишь год: 1708-й. Он происходил из древнего дворянского рода, восходившего, согласно преданиям, к святым православным Петру и Февронии Муромским. Дмитрий был единственным ребенком Леонтия Ивановича и Матрёны Семеновны Овцыных и первые годы жизни провел в родовой усадьбе Чегловка под Костромой.

Далекая от морей Костромская земля может по праву считаться «кузницей» флотских кадров: с эпохи Петра I на российских кораблях служили тысячи офицеров-костромичей. Разгадка проста: костромское дворянство в массе своей было очень небогатым — хорошим шансом сделать карьеру молодые люди считали службу на флоте, куда, ввиду суровости условий, отнюдь не стремились представители более богатых родов.

По всей видимости, теми же соображениями руководствовались и родители юного Мити, отдавшие тринадцатилетнего отпрыска в Навигацкую школу в Москве. Недоросль усердно постигал арифметику, геометрию, тригонометрию — и в конце 1722 года его отправили для продолжения учебы в петербургскую Академию Морской гвардии в Санкт-Петербург.

Свою службу Дмитрий начинал в качестве штурманского ученика на фрегате «Амстердам-Галей». Овцыну повезло: после смерти Петра Великого в 1725 году основанный им флот пришел в упадок — когда морские суда годами простаивали в гаванях, приходя в негодность. Однако в 1725-26 гг. «Амстердам-Галей» в составе отряда российских кораблей совершил плавание из Ревеля (ныне Таллин) в Испанию и обратно, что стало прекрасной практикой для начинающего моряка. Поход выдался нелегким — в Бискайском заливе «Амстердам-Галей» попал в сильный шторм, изрядно потрепавший фрегат.

В октябре 1729 года Овцын, ставший к тому моменту полноправным штурманом, был назначен на должность адъютанта главного командира Кронштадтского порта адмирала Томаса Гордона. А уже спустя несколько месяцев молодой прапорщик получил судьбоносное назначение — его определили в экспедицию, впоследствии названную Великой Северной.

Инициатором этого предприятия стал капитан-командор Витус Беринг, незадолго до того вернувшийся с путешествия на Камчатский полуостров. В 1728-29 гг. Беринг на маленьком судне «Святой Гавриил» детально исследовал восточное побережье Камчатки и Чукотки. Это было важное достижение, но тысячи километров арктического побережья Российской империи оставались неисследованными. По понятным причинам — тяжелейшие природные условия делали любую исследовательскую работу в этих регионах крайне трудной, особенно, когда единственными судовыми двигателями оставались паруса и весла.

Будущую экспедицию разбили на несколько отрядов, каждому из которых назначили разные, но всякий раз огромные участки побережья Северного Ледовитого и Тихого океанов. Произведенного к тому времени в лейтенанты Овцына назначили руководить Обско-Енисейским отрядом. В 1733 году 25-летний Дмитрий Леонтьевич выехал из Петербурга в Тобольск, который должен был стать базой для его отряда.

Исследования предстояло проводить на специально построенной для этого дубель-шлюпке (небольшое парусно-гребное судно) «Тобол», экипаж которого насчитывал 56 человек. Летом 1734 года Овцын спустился со своими людьми на «Тоболе» от Тобольска вниз по Иртышу и Оби и достиг Обской губы — крупнейшего залива Карского моря. Там путешественники попали в сильный шторм, серьезно повредивший «Тобол». 31 июля отряд добрался до устья Тазовской губы, где установил навигационный знак. Спустя несколько дней экспедиция пересекла 70-ю параллель северной широты.

На пути «Тобола» появились льды, которых становилось все больше. Овцын, посовещавшись со своими помощниками, решил, что дальнейшее продвижение может оказаться опасным. Прежде чем трогаться в обратный путь, лейтенант отправил небольшую команду во главе с подштурманом Дмитрием Стерлеговым и геодезистом Михаилом Выходцевым для исследования Обской губы. Шлюпка, на которой отправилась эта партия, была раздавлена льдом, но ее команда уцелела и, преодолев тяжелые испытания, сумела добраться до Обдорска (ныне Салехард). Туда же Овцын привел и поврежденный «Тобол».

Команда «Тобола» осталась на зимовку в Обдорске, а Овцын со своими офицерами прибыл в городок Берёзов (ныне поселок городского типа Берёзово на территории ХМАО). Именно там Дмитрий Леонтьевич свел роковое для себя знакомство — в городе жили сосланные представители княжеского семейства Долгоруковых, ставшие жертвами борьбы за российский престол. В свое время Долгоруковы хотели женить юного императора Петра II на представительнице их рода княжне Екатерине, но несовершеннолетний самодержец внезапно умер от оспы. После этого на трон взошла Анна Иоанновна, которая обрушила репрессии на многие влиятельные семьи, считая их опасными для себя.

Глава семейства Долгоруковых сенатор Алексей Григорьевич голосовал против приглашения Анны на трон, и в далекий Берёзов, ставший при Петре II местом ссылки и смерти бывшего «полудержавного властелина» Александра Меншикова, отправились и сам Алексей Григорьевич, и вся его семья, включая несостоявшуюся царскую невесту Екатерину.

Овцын не побоялся вступить с ними в общение. Алексей Григорьевич Долгоруков к тому времени уже умер, но оставались его сыновья Иван (некогда близкий друг императора Петра II), Николай, Алексей и Александр. Желание Овцына находиться в их кругу несложно понять — общение с культурными, образованными людьми, еще недавно находившимися на самой вершине, было куда интереснее пребывания в компании невежественных матросов и казаков. По слухам, у Дмитрия Леонтьевича был и амурный интерес к Екатерине Алексеевне — девушке красивой, обаятельной и умной.

Летом 1735 года Овцын вновь отправился на север, но эта попытка обследования северного побережья России оказалась еще более неудачной. Команда страдала от цинги, которая унесла жизни четырех матросов, заболел ею и сам лейтенант. Путь «Тоболу» снова преградили льды. В итоге, достигнув только 68° 40' северной широты, экспедиция двинулась в обратном направлении.

Походы Прянишникова и Выходцева

Вновь оказавшись в Обдорске в 1735 году, Овцын направил на восток сухопутный отряд из тринадцати казаков под командой «ученика геодезии» Федора Прянишникова. Лейтенант поручил ему разведать старую «мангазейскую» дорогу на Енисей, которой в начале XVII века пользовались русские первопроходцы, отправлявшиеся в ныне не существующий заполярный город Мангазея, центр русской пушной торговли.

Прянишников со своими людьми проследовал вдоль южного и юго-восточного берега Обской губы — примерно до 75° восточной долготы. Далее они по небольшой реке Хадуттэ добрались до вершины Тазовской губы. Затем путешественники поднялись по реке Таз до зимовья, на месте которого когда-то находилась Мангазея. После этого отряд перевалил через небольшие водораздельные высоты и оказался в бассейне реки Турухан.

Осенью 1735 года Прянишников достиг Туруханска, преодолев свыше тысячи километров. По пути геодезист вел съемку местности, остававшуюся единственной в течение почти двухсот лет — в 1920-х она легла в основу новой карты Тазовской губы.

Зимой 1737 года Овцын вновь направил Прянишникова в пеший маршрут на север от Туруханска. Тот прошел по левому берегу Енисея до устья реки и выполнил съемку побережья Енисейского залива и Юрацкой губы. Навстречу Прянишникову из Салехарда летом 1737 года выступил отряд геодезиста Михаила Выходцева, которому удалось нанести на карту почти все восточное побережье Обской губы. Также итогом исследований Прянишникова и Выходцева стала первая карта огромного Гыданского полуострова.

Из Оби в Енисей, а оттуда — в тюрьму

В силу совокупности неблагоприятных факторов Овцын не добился успеха и в 1736 году. На пути «Тобола» вновь встали дрейфующие льды. Самой дальней точкой, которой удалось достичь экспедиции в этот раз, стала северо-западная оконечность полуострова Явай в Карском море. Стараясь собрать как можно больше материалов, экспедиция проводила опись берегов, промеры глубин, составляла карты.

Возвращаясь в Берёзов на зимовки, Овцын продолжал общение с Долгоруковыми и в итоге нарвался на конфликт с местным подьячим Осипом Тишиным. Тот якобы имел виды на Екатерину Алексеевну, но получил отказ, после чего оскорбил бывшую «цареву невесту». Прознавший об этом Овцын подкараулил и избил Тишина. «Перчатки ему он не бросал и сатисфакции не требовал: в то время эта иноземная мода еще не привилась в среде российского дворянства. Просто он пустил в ход свои кулаки, а так как силушкой Бог его не обидел, то у пострадавшего было за что мстить и было на что жаловаться», — иронизирует историк Михаил Чекуров.

Чтобы отомстить разом и Долгоруковым, и Овцыну, Тишин накатал донос, в котором утверждал, что и лейтенант, и вся княжеская семья постоянно говорят «важные злодейственные непристойные слова» об императрице Анне Ивановне и ее фаворите Эрнсте Иоганне Бироне. Осталось только отправить этот донос высшему начальству.

Тем временем в распоряжении Овцына оказались уже два судна — «Тобол» и одномачтовый бот «Оби-Почталион». Последний стал новым флагманом экспедиции, а командиром «Тобола» лейтенант назначил штурмана Ивана Кошелева. Летом 1737-го оба судна прошли через Обскую губу, достигнув в конце августа отметки 74° 2' северной широты в Карском море и оттуда повернули на юго-восток.

Отряд обогнул Гыданский полуостров и вошел в Енисейский залив через пролив между двумя островами, который в 1895-м гидрограф Андрей Вилькицкий назвал именем Овцына. Зимовали в низовьях Енисея.

Весной 1738 года Овцын отправился в Санкт-Петербург с докладом об открытии морского пути из Оби в Енисей. Попасть в столицу лейтенанту было не суждено — его арестовали в Тобольске и тут же повели на следствие по делу о государственной измене, заведенному из-за тишинского доноса. Братьев Долгоруковых тоже схватили и подвергли жестоким пыткам. Да и не только их — следственные органы похватали и значительную часть населения Берёзова. Тогда в городке родилась невеселая поговорка — «Кто у Долгоруковых съел блин, того водили в Тобольске к ответу».

Закончилась эта история для Долгоруковых плачевно — тем более, что у Ивана палачи под пыткой выбили признание о том, как он после смерти Петра II составлял с родственниками подложное завещание, которым покойный император якобы оставил трон своей невесте Екатерине. В итоге Ивана казнили четвертованием. Трех его дядьев ждала более «гуманная» казнь в виде отсечения головы, а братьев и сестер Ивана расселили по еще более отдаленным захолустьям, чем прежде.

Овцын отделался легче всех — обладая крепким духом, он выдержал все допросы с пристрастием, но себя или кого-то еще не оговорил. И все же по окончании следствия Овцына «за некоторые вины» приговорили к разжалованию в матросы и отправили на Камчатку в подчинение к Витусу Берингу, который как раз готовил экспедицию к берегам Америки на пакетботах «Святой Пётр» и «Святой Павел».

Капитан-командор, высоко ценивший умения и опыт Овцына, принял его очень тепло и назначил своим фактическим адъютантом. «Увы, каким он был, таким и остался. Явно не учитывая своего двусмысленного положения в кают-компании „Святого Петра“, штрафной матрос допускал дерзкие выходки по отношению к старшим по званию, а в защите своей точки зрения (далеко не всегда правильной) совершал поступки, заведомо бестактные. Разумеется, все это создало ему не одного врага», — пишет Чекуров.

Весомый результат

Историк-краевед Леонид Пасенюк, изучавший Великую Северную экспедицию, отмечает, что именно Овцын добился первого по-настоящему значимого ее успеха.

«Было сделано описание побережья между устьями этих рек (Оби и Енисея. — Прим. авт.), причем и на участках морского пути, до того времени совершенно не изученных. Ценою нечеловеческих усилий благодаря безусловному личному мужеству и твердости духа Овцына русские люди с четвертой попытки все же открыли морской путь из Оби в Енисей! Были минуты, когда истощенного, харкающего кровью, страдающего резкими болями Овцына выносили на палубу на руках, чтобы он мог принять то либо иное решение. Но неудачи и болезни не сломили его упорства, и, верный своему долгу, он продолжал пробиваться сквозь льды; отступал, чтобы на следующее лето снова и снова начать плавание с исходного рубежа. В конце концов поставленная его отряду задача была выполнена, и измученные первопроходцы смогли получить небольшую передышку», — отмечает историк.

Он добавляет, что у Витуса Беринга, поставленного руководить всей Великой Северной экспедицией, были поводы для того, чтобы испытывать к Овцыну благодарность. Сенат требовал от него результатов, а измотанный Беринг не мог предъявить их и просил об отставке. «Успех Овцына дал возможность главе экспедиции отвести от себя нападки сената, а заодно помог ему обрести душевное спокойствие, увериться в своих силах», — пишет Пасенюк.

Получив известие о достижениях лейтенанта, Беринг написал Овцыну очень теплое письмо: «Весьма радуюся о таком благополучном и еще до сего необретенном, ныне же счастливо вами сысканном новом пути, причем и вас о том вашем благополучии поздравляю. И прошу, дабы я и впредь приятным вашим уведомлением оставлен не был». Однако получить это письмо Овцыну было не суждено…

Кораблекрушение на острове Беринга

Как известно, последнюю экспедицию Беринга сопровождали беды — потеря времени из-за поисков мифической Земли Жуана да Гамы, цинга и кораблекрушение на обратном пути. Овцын оказался в числе тех, кто на протяжении всего пути сохранял силы и усердно трудился на благо товарищей. При этом он конфликтовал с офицерами, которым не хотелось слушать советов матроса, но Беринг заступался за Дмитрия Леонтьевича.

Участник экспедиции натуралист Георг Вильгельм Стеллер свидетельствует, что, когда в 1741 году судно Беринга «Святой Пётр» несло на рифы у ставшего роковым для капитан-командора острова, Овцын сумел спасти весь экипаж. «Охваченные страхом смерти, офицеры кричали, чтобы обрубили канат второго якоря и бросили новый якорь в буруны. Таким образом, мы потеряли в течение короткого времени два якоря. Тогда вперед вышли Овцын и боцман и приостановили спуск еще одного якоря, так как это было бесполезно, пока мы находились среди волн и рифов, где нас бросало. Они предложили, наоборот, предоставить судну плыть. Когда мы прошли таким образом через барьер и линию прибоя, эти люди, которые только одни сохранили рассудок, предложили бросить последний якорь. Между берегом и бурунами мы оказались, как в тихом озере. Все сразу успокоились, и страхи кончились», — вспоминал Стеллер.

Офицеры «Святого Петра» были уверены, что их принесло к камчатскому берегу. Но Овцын на офицерском совете в свойственном ему резком тоне заявил, что земля, у которой они оказались, Камчаткой быть никак не может. В ответ помощник капитана Свен Ваксель и старший штурман Софрон Хитрово потребовали, чтобы наглый матрос покинул кают-компанию, а далее пошли слова «зело непечатные». Больной цингой Беринг не нашел в себе сил заступиться за Овцына, но Стеллер, высадившийся на берег, подтвердил выводы Овцына, но и его выводы не убедили Вакселя.

Изнуренные моряки не смогли удержать «Святого Петра» на глубокой воде — течение загнало судно на мель. Сохранившие силы члены команды возвели на берегу временный лагерь, где Овцын, наблюдая за местным непуганым зверьем, только уверился в том, что это не Камчатка — вскоре все признали его правоту.

Людей Беринга ожидала тяжелейшая зима. Прежде чем они устроились на новом месте и поправили свое здоровье охотой, умерли 30 человек, включая самого Беринга. Оставшиеся 46 членов экипажа начали обсуждать, как им добраться до обжитых мест. Ваксель предложил построить небольшое суденышко из фрагментов «Святого Петра». Овцын опять резко возразил, так как считал, что пакетбот еще можно стащить с мели, но офицеры снова пренебрегли мнением матроса. Работа закипела — и в августе 1742-го, через девять месяцев после крушения, выжившие моряки в страшной тесноте отплыли с Командорских островов в сторону Камчатки, куда и добрались спустя неделю с небольшим.

В Петропавловске они узнали, что Петербурге состоялся очередной переворот, в результате которого к власти пришла дочь Петра Великого Елизавета. Она начала массовую реабилитацию жертв царствования Анны Иоанновны. В числе реабилитированных оказался и Дмитрий Леонтьевич Овцын, которому вернули чин лейтенанта.

«Как лист с дерева»

Остаток жизни мореплавателя прошел тихо и мирно. Сначала Овцын вышел в отставку и вернулся в родную Чегловку. Но долго в сельской глуши не вытерпел и в 1745 году вернулся на флот, где поочередно командовал яхтой «Транспорт Анна», пакетботом «Меркуриус», пинком «Лапоминк». В 1749-м он произведен в капитаны 2 ранга, а двумя годами позже стал капитаном 66-пушечного линейного корабля «Архангел Гавриил». Затем Овцын получил должность флотского обер-штер-кригскомиссара — чиновника, ведавшего снабжением. В 1757 году Дмитрий Леонтьевич участвовал в осаде прусской крепости Кольберг.

Встречался ли Овцын со своей прежней любовью Екатериной Долгоруковой? Об этом источники молчат. После того как ту указом Елизаветы Петровны, забрали из Рождественского девичьего монастыря в Томске, бывшая «царёва невеста» получила звание фрейлины, а в 1745 году Екатерина была выдана замуж за генерал-поручика графа Александра Брюса. Через два года она умерла «от простуды».

Дмитрий Овцын тоже обзавелся семьей. Он женился на Ульяне Даниловне Карцевой, дочери близкого соседа по имению. У пары родился сын Михаил, который пошел по стопам отца, выучился на геодезиста и участвовал в двух экспедициях по Сибири и Дальнему Востоку.

В июле 1757 года Дмитрий Леонтьевич года тяжело заболел. Поскольку его здоровье было подорвано годами лишений в экспедициях, болезнь оказалась фатальной. Место его захоронения неизвестно. «Овцын ушел из жизни тихо и неприметно, как опадает осенью лист с дерева», — писал Валентин Пикуль в романе «Слово и дело». Впрочем, фамилия Дмитрия Леонтьевича осталась на картах: в честь Овцына названы пролив в Карском море и мыс на полуострове Таймыр.