От Asparagus до Zodiac: история самой революционной книги XVIII века — «Энциклопедии» Дени Дидро

За любыми новыми правилами, новыми определениями, новыми поправками, служащими фундаментом для прав и свобод, которые мы так ценим сегодня и располагать которыми так привыкли, которые мы завоевали и которые, в свою очередь, защищают нас в дальнейшей борьбе, — за всем этим стоят текст и средство его распространения, печатный станок, орудие в битве за Просвещение.

Благодаря вездесущности текста в наше время — печатное слово окружает нас повсюду — мы осознаем первостепенное значение печати, механического копирования слов и изображений, для развития идей, способных стать движущей силой «незаметной трансформации», «непризнанной революции», альтернативной насильственной.

Спустя тридцать лет после изобретения Иоганном Гутенбергом книгопечатания лишь в сорока городах Германии были типографии. К 1500 г. в Западной Европе работала уже тысяча печатных домов и они выпустили порядка 8 миллионов книг. А к концу века, века Уильяма Тиндейла, по миру ходило уже где-то 150–200 миллионов печатных изданий.

Одним из самых важных событий Великой французской революции — кульминации всей эпохи Просвещения — стало взятие Бастилии, тюрьмы в центре Парижа, — событие, значимость которого, по мнению многих, преувеличена, ведь, как лаконично отметил один историк, в крепости на тот момент «было всего семь обитателей: четверо фальшивомонетчиков, двое „умалишенных“ и маркиз де Сад».

Но взятие Бастилии в 1789 г. освободило не только сидевших в ней людей, это было освобождение идей, призраков, даже некоторых текстов. «Более восьмисот авторов, иллюстраторов, издателей и книгопродавцев находились в заточении [в Бастилии] с 1600 по 1756 г.», — рассказывают нам историки, а кроме того, «тысячи экземпляров „Энциклопедии“, шедевра эпохи Просвещения, в 1770–1776 гг.».

«Энциклопедия», этот предмет поклонения, была огромной — она состояла из 28 фолиантов, 71 818 статей, 2 885 гравюр и более чем 20 миллионов слов. И конечно же, за этим колоссальным объемом скрывался « эпистемологический сдвиг, который изменил топографию всего известного человечеству».

Издание буклета с анонсом — или «проспекта», как он тогда назывался, — показывает, что одно из величайших медийных начинаний всех времен, движущая сила правды, базировалось на лукавстве, некотором мошенничестве, даже «наглой лжи».

В поисках подписчиков для проекта «Энциклопедии» — полного каталога всех знаний о мире, как о ней говорили в XVIII веке, — издатели предлагали вам выложить 60 французских ливров, или «фунтов» (названных так, потому что они равнялись по стоимости фунту серебра, хотя впоследствии это перестало соответствовать действительности), не позднее мая 1751 г., потом еще 36 фунтов в июне, после чего вы получили бы первый том. Еще 24 фунта в декабре — и, пожалуйста, второй том. Еще 36 в следующем июне — и вот вам третий том.

Еще 36 в декабре — и четвертый, и т. д. К декабрю 1755 года вы приобрели бы десять томов за 280 фунтов — и это в то время, когда неквалифицированный труд приносил 2 фунта в день, а квалифицированный — 6 фунтов.

Издатель Ле Бретон выпустил восемь тысяч элегантных буклетов, чтобы продать «Энциклопедию». Обещалось, что ее напечатают на той же бумаге, что и сам проспект (для XVIII века это было очень важно; посмотрите на современную семью, которая ходит по магазинам, сравнивая телевизоры, размеры экранов, разрешение, чтобы купить по наиболее выгодной цене, и представьте…), в оформлении классического фолианта. В каждом томе будет 240 страниц. В конце поместят примечания и указатели.

Однако на самом деле рукопись не была готова. Иллюстрации еще не были заказаны. То, что благодаря силе воли сотен деятелей эпохи Просвещения, вкупе с деньгами и удачей, стало проектом из 22 миллионов слов, 724 000 статей, 18 000 страниц текста и 28 томов (из которых 17 содержали текст и 11 — иллюстрации), — то, что со времен трудов Тиндейла и других над Библией стало на тот момент величайшим в истории человечества проектом по собиранию и распространению знания, — все еще находилось в процессе разработки, а его сочинители, редакторы, бизнес-план и не в последнюю очередь финансирование еще не были определены.

Дени Дидро, один из инициаторов «Энциклопедии», к тому моменту только что вышел из тюрьмы^*. Тем ноябрем 1750-го он шел на всевозможные рекламные ухищрения — «Рукопись и рисунки готовы», разумеется! — надеясь вопреки всему собрать достаточно средств, чтобы запустить проект.

Первоначальный, менее амбициозный и уже анонсированный, план издателя Ле Бретона состоял в том, чтобы перевести более простую английскую энциклопедию (скорее словарь), составленную Эфраимом Чемберсом и изданную в Англии в 1728 г. Но со временем этот план — издать более короткий сборник из пяти томов — изменился и разросся.

Забавно, что начинанию, которое внесло грандиозный вклад в сферу познания, способствовал язык лжи. И какая ирония в том, что в рекламных буклетах говорилось: издательство получило королевскую лицензию, необходимое разрешение — иными словами, заручилось поддержкой той самой власти, чьи устои «Энциклопедии » было уготовано разрушить. 

***

Предполагалось, что работа над «Энциклопедией» займет более двадцати лет (1751–1777 гг.) и в этот срок будет написано почти 20 000 статей, но уже с самого начала редакторы предвидели определенные трудности:

Когда проспект выпустили еще раз, в качестве части самой «Энциклопедии», его дополняла карта знания, какой ее представляли энциклопедисты, — и именно это грандиозное видение, вдохновленное трудами Фрэнсиса Бэкона, Готфрида Вильгельма Лейбница и других философов, в 1750 г. воспринималось как подстрекательство к мятежу. Она представляла собой генеалогическое древо, схему филогенеза знания, которая показывала, как появились его формы, берущие начало в трех областях: памяти (откуда происходит история), разуме (философии) и воображении (поэзии, изобразительных искусствах).

Но это также предполагало, что можно прийти к новому представлению о положении человека в мире, если одновременно обратиться сразу ко всем формам знания: философии, религии, политике, социологии — и не ставить ни одну ветвь (например, религию) выше остальных. Под этим древом начал пробиваться росток сомнения: а почему бы социальному порядку не стать более, осмелюсь сказать, разумным, логичным, иными словами, рациональным.

Дидро считал Бэкона родоначальником эмпирического метода и в одной из статей, написанных им для «Энциклопедии», — о бэконизме — назвал работы философа интеллектуальной предтечей проекта. И почему нет, если тот в свое время тоже надеялся создать энциклопедию обо всем на свете под скромным названием «Феномены Вселенной, или Естественная и эмпирическая история как основа философии».

В проспекте объявлялось, что произведение будет, как у нас говорится, «основано на фактах» и что господствующим принципом станет приверженность всех авторов верификации источников. Такая приверженность ссылкам на источник — то, что профессор Принстонского университета Энтони Графтон называет «любопытной историей» сноски, — основа современных научных коммуникаций. Это основа того, что в «Википедии» именуется верифицируемостью, и во многом — того, на чем в знании и обществе зиждется истина.

Верификация, по словам Дидро, — потенциально «долгий и мучительный процесс».

В практическом плане значение этой идеи было революционным: больше не существовало общепринятых истин, помимо тех, что можно доказать и использовать как доказательство.

Убеждения, основанные на факте, против убеждений, основанных на вере, — вот какое противостояние высекло искру, из которой разгорелось Просвещение.

Дидро также рассуждал о масштабе проекта с другой точки зрения — с точки зрения времен и и готовности энциклопедистов потратить его на то, что останется жить в веках. «Потребовались столетия, чтобы положить начало, — писал он, имея в виду подготовку фундамента для „Энциклопедии“, — и еще столетия потребуются, чтобы закончить».

«Какую пользу принесло бы это нашим отцам и нам самим, если бы труды древних: египтян, халдеев, греков, римлян и прочих — были изложены в энциклопедии, которая бы к тому же верно передавала принципы их языков». Он выра жал надежду, что вместе со своими единомышленниками восполнит этот пробел; он говорил, обращаясь к нам сквозь века. «Пусть „Энциклопедия“ станет убежищем, — писал он, — где знания будут защищены от времени и революций. Неужели же нам не лестно заложить фундамент такого убежища?»

Проспект не был документом протеста. Но стал таковым. В следующем году, когда его текст, расширенный и отредактированный, вышел как вступительное эссе первого тысячестраничного тома «Энциклопедии», эти рассуждения стали первым большим манифестом человеческого прогресса (в энциклопедии!), величайшим начинанием эпохи Просвещения. Как писал ученый, «она несла в себе Просвещение в той степени, в какой его может нести одно произведение».

Это вступление к «Энциклопедии» (1751 г.) сравнивают с «Декларацией независимости США» (1776 г.), «Декларацией прав человека и гражданина» (1789 г.) и «Манифестом коммунистической партии» (1848 г.). Оно мгновенно стало «одной из важнейших побед человеческого духа и печатного слова».

«Энциклопедия» представит миру 17 томов, по 900 страниц в каждом, на каждой странице (разделенной на две колонки) примерно по 1200 слов — всего 22 миллиона. Но именно благодаря вступлению, которое само по себе занимало 45 страниц, «впервые многие пришли к обнадеживающему заключению, что прогресс человечества может продолжаться до бесконечности, и пишущие люди почувствовали себя главной движущей силой этого прогресса».

Первый том вышел в 1751 г., как и второй. Третий том вышел в 1753 г., четвертый — в 1754 г., пятый — в 1755 г., шестой — в 1756 г., седьмой — в 1757 г., все в Париже, и с восьмого по двенадцатый — в 1765 г. Одиннадцать томов гравюр вышли в 1762–1772 гг.

А какие там были статьи!

Текст «Энциклопедии» состоял из тысячи статей на самые разные темы, от Asparagus до Zodiac, как описывается в ее главном переводе на английский. Историки объясняют нам, что, расположив статьи в алфавитном порядке^* вместо того, чтобы распределить их по темам, редакторы «в скрытой форме отказались от давней традиции обособления монархических, аристократических и религиозных ценностей» от «тех, что ассоциируются с буржуазной культурой и ремеслами». И в основе этого труда были страницы, даже строчки, которые заставили прийти в движение интеллектуальный сейсмограф XVIII века.

_{Отрывок из книги Питера Кауфмана «Новое Просвещение и борьба за свободу знания». М.: Издательство Альпина нон-фикшн, 2024.}