В судьбе и поэзии Владислава Ходасевича отразились все перипетии эпохи, которую Осип Мандельштам позже назовет «веком-волкодавом». Ходасевич стал летописцем кровавых перемен и мытарств эмигрантов первой волны, покинувших Россию после 1917 года. Летописец — особая фигура, всегда стоящая в стороне, ускользающая от читателя, но неизменно важная для понимания случившихся событий и осознания возможности их повторения.
- Источник:
- Shim Harno / Alamy via Legion Media
Всегда в гуще событий
Владислав Ходасевич родился в Москве в мае 1886 года. Его родители были людьми культуры: отец поэта Фелициан Иванович, происходивший из польской дворянской семьи, увлекался живописью, но в итоге стал фотографом и открыл собственное фотоателье в Туле. Именно он сделал несколько фотографий Льва Толстого. Софья Яковлевна, мать будущего поэта, была дочерью литератора Якова Брафмана. Не удивительно, что искусство с самого детства занимало важное место в жизни Владислава Ходасевича.
Мальчик увлекался балетом и мечтал стать профессиональным танцором, но слабое здоровье помешало исполнению этой мечты. Недуги преследовали поэта с детства — родители не раз опасались, что очередная болезнь сведет сына в могилу. Да и в зрелом возрасте Ходасевич имел обычно нездоровый вид, что не раз отмечали современники. Например, писательница и поэтесса Нина Петровская в письмах называла Ходасевича «мой зеленый друг» или просто «мой скелет», намекая на цвет его лица и худобу. Совсем жуткую характеристику внешности Владислава Ходасевича дал Андрей Белый:
«Жалкий, зеленый, больной, с личиком трупика, с выражением зеленоглазой змеи, мне казался порою юнцом, убежавшим из склепа, где он познакомился уже с червем»
Примечательно, что именно его молодой Ходасевич считал ориентиром и своим наставником в поэзии. Но если телом он был слаб, то поэтическое слово Владислава Ходасевича отличалось большой силой и, по мнению Владимира Набокова, «придавало искусству как раз то таинственное, что составляет его невыделимый признак».
В московской гимназии Владислав Фелицианович учился в одном классе с братом Валерия Брюсова — одного из основоположников символизма, а среди своих школьных учителей Ходасевич впоследствии выделял Тора Ланге и Георга Бахмана, входивших в круг ранних символистов. Таким образом, направление для поэтического творчества Ходасевича было буквально предопределено судьбой.
В 1904 году он закончил школу и поступил на юридический факультет Московского университета, откуда впоследствии перевелся на историко-филологический. Университет, впрочем, он так и не закончил, зато в середине 1900-х годов Ходасевич познакомился со многими известными литераторами, войдя в кружок литературной богемы Серебряного века. Занимавшийся критикой и пушкинистикой поэт был участником и наблюдателем многих событий, происходивших в этой среде.
Вне направлений
В автобиографии «Младенчество» Ходасевич писал, что «опоздал» к расцвету символизма, а остальные течения в искусстве того времени были ему чужды. Сперва, впрочем, он оставался в рамках символизма, выпустив сборники стихов «Молодость» (1908) и «Счастливый домик» (1914), в которых нашли отражение многие события из жизни поэта. В частности, Ходасевич черпал вдохновение в своих любовных похождениях: в «Молодости» отражены взаимоотношения поэта с первой женой Мариной Рындиной, а основу «Счастливого домика» составила история любовного треугольника, в который входили сам Ходасевич, Евгения Муратова и Анна Чулкова — вторая жена поэта.
- Источник:
- goskatalog.ru
Однако затем Ходасевич осознал, что присущее символизму «жизнетворчество» ведет к саморазрушению, а не к прозрению. В итоге поэт покончил с символизмом и не стал сковывать себя рамками других течений, что явно пошло ему на пользу: следующий сборник «Путем зерна» (1920) пользовался большим успехом среди читателей того времени, да и сам Ходасевич ставил его выше двух предыдущих своих книг.
Ходасевич поначалу не разделял мнение своего круга общения о событиях 1917 года. В стихотворении, давшем название его третьему сборнику, поэт написал:
И ты, моя страна, и ты, ее народ,
Умрешь и оживешь, пройдя сквозь этот год.
Ходасевич был уверен, что Россия обновится после кровавых событий и станет лучше, чем прежде. Однако разочарование наступило довольно скоро: ужасы Гражданской войны и ложные обещания «светлого коммунистического будущего» стерли мечты и надежды Ходасевича на «оживление» России. В 1922 году вместе с третьей женой Ниной Берберовой Ходасевич эмигрировал в Берлин.
Безжалостный критик
В 1925 году Ходасевич, отказавшись от мыслей о возвращении в СССР, перебрался с женой в Париж, где начал работать в нескольких газетах, а также писал новые стихи и работы о творчестве Пушкина и других поэтов Золотого века.
В это время Владислав Ходасевич превратился в главного критика эмиграции, отличавшегося безжалостностью к своим коллегам и, по собственным словам, внушавшего «желторотым поэтам» «отвращение, злобу и страх». От Ходасевича тогда доставалось буквально всем:
«В конце концов — со всех страниц „Ремесла“ и „Психеи“ на читателя смотрит лицо капризницы, очень даровитой, но всего лишь капризницы, может быть — истерички: явления случайного, частного, преходящего. Таких лиц всегда много в литературе, но история литературы их никогда не помнит»
Или вот про Пастернака: «Однажды мы с Андреем Белым часа три трудились над Пастернаком и весело смеялись, когда после многих усилий вскрывали под бесчисленными капустными одежками пастернаковских метафор и метонимий — крошечную кочерыжку смысла».
Едкими замечаниями в адрес крупнейших поэтов XX века Ходасевич, естественно, не ограничивался, вонзая шпильки и в других современников. Слово Владислава Фелициановича в эмигрантской среде могло как в момент погубить карьеру начинающего литератора, так и, наоборот, стать подспорьем для молодого поэта. Нет ничего удивительного в том, что о Ходасевиче осталось много нелестных воспоминаний.
Поэт-патологоанатом
Последний сборник стихов Ходасевича («Европейская ночь») вышел в 1927 году. Это была поэзия эмигрантского отчаяния, сатиры на обезличенность и пошлость современного мира, предсказания его гибели и наступления новой эпохи. Помирив стилистику поэтов пушкинской поры с модернистским нарративом, Ходасевич смог достичь новой интонации в своих стихах, понятной большинству оторванных от родины современников поэта:
- Источник:
- Wikimedia Commons
Сквозь ненастный зимний денек
— У него сундук, у нее мешок —
По паркету парижских луж
Ковыляют жена и муж.
Я за ними долго шагал,
И пришли они на вокзал.
Жена молчала, и муж молчал.
И о чем говорить, мой друг?
У нее мешок, у него сундук…
С каблуком топотал каблук.
С конца 1920-х Владислав Ходасевич работал над мемуарами. Книга «Некрополь. Воспоминания» (1939) стала важнейшим документальным описанием героев эпохи Серебряного века — Ходасевич почти исключил себя из текста как любой летописец. Читателям остались только портреты Блока, Брюсова, Гумилева, Есенина и других. А оценки упомянутых литераторов и их творчества настолько точны, что их автора впору сравнить с патологоанатомом, который не привык ошибаться в диагнозах.
В 1939 году Владислав Фелицианович умер в Париже. Нине Берберовой, ушедшей от него за семь лет до смерти, Ходасевич приснился в 1940-м. На ее вопрос «Как тебе там?» поэт, скорчив смешную гримасу, ответил: «Иногда бывает трудновато». Последняя жена Ходасевича Ольга Марголина погибла в Освенциме в 1942 году.
«Крупнейший поэт нашего времени, литературный потомок Пушкина по тютчевской линии, он останется гордостью русской поэзии, пока жива последняя память о ней», — так о творчестве Ходасевича отозвался один из самых едких острословов русской эмиграции Владимир Набоков.
