Правильные слова: как меняются правила русского языка и портят ли его заимствования и жаргон

Слово «глаз» — жаргонное, «лошадь» — иностранное, а «кофе» среднего рода и пишется через «а». Фантастика? Нет, всего лишь прошлое русского языка. Сегодня наш язык снова меняется. Действительно ли он при этом портится и что для него можно сделать?

Как говорить нормально

Первое, что ассоциируется с языком, — правила. Как писать, ставить знаки препинания, не ошибаться в ударениях. Это мы учим в школе и демонстрируем на выпускных экзаменах. Кажется, что нормы неизменны и нарушать их — если не смертный грех, то вопиющая необразованность.

А потом мы видим, как ошибка, за которую нам ставили «двойки», становится эталоном. Например, в Большом словаре ударений, который выйдет в этом году, «ждáло» и «звáло» превратятся в «ждалó» и «звалó». По данным его составителей, на последний слог ставят ударение большинство образованных носителей русского языка.

Вроде бы надо радоваться: непопулярный вариант можно не запоминать. Но многие растерялись или даже возмутились: зачем менять норму? Умные люди когда-то решили, что лучше говорить «ждáло» и «звáло. Кто мы такие, чтобы с ними спорить?

Но и создавали язык не небожители, а самые обыкновенные люди. Хоть мы и не знаем точно, как сложились первые языки, можно быть уверенными, что их придумали не лингвисты. Люди умели говорить уже сотни тысячелетий назад, а древнейшей (шумерской) письменности каких-то пять тысяч лет. А ведь лингвистика как наука гораздо младше письменности.

Когда ученые наконец принялись изучать язык, они обнаружили, что люди произносят одни и те же слова, строят одни и те же фразы несколько по-разному. Самый распространенный вариант лингвисты назвали нормой. То есть говорить нормально значит просто говорить как большинство. Другие варианты называются диалектными, жаргонными, еще какими-то — но не «неправильными» или «ошибочными». Дело лингвистов — изучать язык, а не диктовать ему условия.

Кто правит правилами

Так откуда же берутся правила? Правила — это закономерности, которым подчиняется языковая норма. Другими словами, правила создают носители языка, а лингвисты их только констатируют. Не будем преуменьшать роль образования, но правила существуют даже в языках, которые не имеют письменности и не изучаются в школах. Как складываются правила при общении множества людей — отдельный большой вопрос, в который мы не будем углубляться.

Так или иначе, бытующие в языке правила не остаются неизменными. Со временем язык меняется. Одни слова исчезают, другие начинают произноситься и записываться иначе.

Изменения фиксируют — не придумывают, а именно фиксируют — лингвисты, проверив на большой группе образованных людей. И только в том случае, если новая норма вписывается в систему языка. В словарях вряд ли закрепят произношение слова «мозг» со звонким [зг]: в русском языке согласные в такой позиции оглушаются, мы говорим «мо[ск]», даже не всегда отдавая себе в этом отчет.

Многие изменения норм и правил незаметны для большинства носителей (даже очень грамотных) просто потому, что не выглядят нелогичными. Например, формы «дари́т», «вари́т» и «дружи́т» в XX веке безболезненно превратились в «дáрит», «вáрит» и «дрýжит» — в отличие от «звони́т», которому встроиться в систему упорно не позволяют (хотя в прошлом веке норма была двойная).

Стоит ли напоминать, что привычные «тапок» и «кроссовок» в современных словарях (и на ЕГЭ) вообще-то женского рода — «тапка», «кроссовка»? И что наречия «по-прежнему» и «по-видимому» еще до 1956 года следовало писать слитно? Даже слово «кофе» существительным среднего рода не стало, а было изначально. И имело ударение на втором слоге. И букву «а» в первом. «Вкусное кафе», да. Так написано в самом раннем русскоязычном тексте, где кофе вообще упоминается.

Менеджмент — это комильфо

Еще один предмет горячих споров — заимствованные слова, якобы вытесняющие исконную лексику. Откуда бы они ни приходили, кто-нибудь обязательно будет считать их чужими, а то и опасными для родного языка. Но давайте подумаем: как и, главное, зачем мы заимствуем слова?

Есть множество случаев, когда людям удобнее использовать иностранное слово. Часто чужие слова приходят в нашу жизнь вместе с вещами, которые они обозначают. Например, увидели наши предки, что люди, говорящие на другом языке, ездят на неизвестном животном и называют его тюркским словом «алаша». Как рассказать о нем семье, как обозначить? Можно попытаться повторить это непривычное «алаша», а со временем оно обживется, изменится по аналогии с другими русскими словами, и получится «лошадь». Так же пришли в русский язык «кино» и «такси», «люля-кебаб» и «суши».

Заимствование может отличатся от существующего синонима каким-то оттенком смысла: киллер — не просто убийца, а наемный убийца. Заимствование может быть просто короче исконного аналога: «аккаунт» короче «учетной записи».

Часто заимствованное слово используется как термин, чтобы не путаться в разных значениях исконного синонима. Сколько слов в предложении «Ошибка на ошибке сидит и ошибкой погоняет» — семь или пять? Лингвист скажет, что здесь пять лексем, но одна из них — в трех словоформах.

Конечно, это неполный список. Зачем, например, превращать уборщицу в «менеджера по клинингу»? Иногда иноязычные слова просто кажутся людям уместнее или престижнее исконных. Вспомните, как в XVIII — первой половине XIX веков российские аристократы упоенно говорили по-французски. «Она по-русски плохо знала, // Журналов наших не читала. // И выражалася с трудом // На языке своем родном», — пишет Пушкин о Татьяне. Конечно, в быту девушка свободно говорила по-русски, но вот написать любовное письмо возвышенным слогом не могла.

В те времена было куда больше поводов беспокоиться за благополучие русского языка, чем сейчас. Иностранных слов пришло в несколько раз больше, а в некоторых сферах русский не использовался вообще. Например, требование писать научные работы на латыни, французском или немецком (из-за отсутствия терминологии в русском) стало смягчаться только в 1819 году. Но наш язык все выдержал, не обеднел и к ХХ веку уже мог похвастаться собственным научным стилем.

Претензии к заимствованиям и попытки «спастись» от них сопровождали русский язык на протяжении всей его истории. Однако сохранялись и приживались слова, которые языку и носителям зачем-то были нужны, а лишние исчезали.

Французское «плезир», то есть «удовольствие», русские забыли, а такие же французские «котлета», «суп» и «гараж» стали совсем родными. «Актер», «афиша», «дуэль», «досье», «реноме» — заимствования из французского языка можно перечислять очень долго.

Многие слова, которые кажутся нам исконными, на самом деле заимствованные. Помните колоритные «(стольный) град» и «врата» в сказках? Это заимствованные слова, русские аналоги которых «город» и «ворота». К «пришлым» относятся и привычные «младенец» (молодой), «ограждать» (огораживать), «ладья» (лодка).

Все эти слова пришли в древнерусский из старославянского — очень близкого, но все-таки другого языка. Именно на старославянский болгары Кирилл и Мефодий переводили греческие книги. Старославянский язык попал на Русь вместе с письменностью. На нем молились, писали летописи и книги, но говорили по-прежнему на древнерусском.

Благодаря словам, которые русский впитал из других языков, у нас появилась возможность выражать множество новых понятий, оттенков смысла и стиля. «Подарок» не совсем то же, что «презент», а «град» — не просто «город». Разве можно назвать это обеднением? Скорее уж заимствования обогатили язык.

Позитивные вайбы

Рассуждения о заимствованиях часто перетекают в разговор о сленге. Многие сленговые слова действительно иностранного происхождения: «вайб», «чиллить», «аппрувнуть». Даже старое доброе ИМХО — In My Humble Opinion, то есть «по моему скромному мнению». Но есть и исконный жаргон. Например, у «бабок» тот же общеславянский корень, что «бабушки», а «душнила» — родственник «души», «воздуха» и «подушки».

Претензии ко всем сленговым выражениям одинаковые: делают речь вульгарной и непонятной. Но ведь жаргон (любой) для этого и нужен!

В обществе бок о бок живут множество людей — разного возраста, с разными взглядами и целями. Каждой группе, с одной стороны, нужно «личное пространство», возможность отделиться от остальных, с другой — что-то объединяющее и выделяющее на фоне других. Поэтому мы находим способ общаться так, чтобы разграничивать «своих» и «чужих». Например, младшим поколениям сленг помогает чувствовать себя частью группы сверстников. Иногда важно и скрыть смысл своих слов от непосвященных (вспомним воровской жаргон).

Сленг, как правило, активно используется только внутри «своей» социальной группы. Иногда, конечно, жаргонные слова становятся достоянием более широкого круга людей или превращаются в общеупотребительные. Но ведь и в таких случаях выразительных средств в языке прибавляется.

Например, слово «глаз» в нынешнем значении когда-то было жаргонным, а в норме означало «шарик» (вспомните выражение «вылупить шары»). В какой-то момент «глаз» перекочевал в литературный язык, а нормативное «око» стало книжным, возвышенным. В результате мы получили два синонима, уместных в разных ситуациях. Чем не обогащение языка?

Как помочь языку

• Для начала — не паниковать. Желать родному языку процветать — нормально. Не радоваться изменениям — тоже. Но важно помнить, что перемены не всегда к худшему.

• Не искать правых и виноватых. Споры о нормах, заимствованиях и сленге строятся на идее, что кто-то язык активно портит, а кто-то спасает. При этом «спасающие» говорят, что чистота языка в наших руках, а их оппоненты —что язык во всем разберется сам. Истина, как обычно, посередине. Конечно, язык — это то, как говорят люди. Если бы все всегда говорили как в учебнике, язык не менялся бы. Но невозможно заставить всех неукоснительно соблюдать предписания. Нарушение правил дорожного движения может стоить жизни, но все равно требуются камеры, штрафы и патрули.

• Различать язык и речь. В языке найдется место всем словам и стилям, он вмещает все, что может быть сказано. Речь — то, что произносится или пишется здесь и сейчас. Она зависит от места встречи, собеседника, установленных правил общения. Возможно, сленгу не место в документах или деловой переписке, но это не значит, что ему не место в языке.

• Думать об уместности. Основная функция языка — обеспечивать общение. Любая неточность способна даже беседу с близким человеком превратить в «сломанный телефон», когда говорят одно, а слышат совсем другое — если вообще слышат. Формулировать нужно так, чтобы собеседник все понял, и понял правильно. Получается, в разговоре с бабушкой или на научной конференции лучше обойтись без молодежного сленга. А вот на молодежной вечеринке можно обсудить не новые песни, а последние релизы, с коллегами в IT-компании — тильтануть от тасков. И главное, кому-то, чья грамотность здесь и сейчас не так уж важна, — простить речевые ошибки и не напомнить с умным видом правильное ударение.

* * *

Язык признается мертвым, только когда умирает последний человек, именно на нем учившийся говорить. Пока есть те, кто по-русски сказал свои первые слова, наш язык жив. На живом языке говорят живые люди, и именно потому что они живые, а не роботы, они не могут везде и всегда говорить одинаково. Слова могут быть неграмотно написанными, заимствованными, жаргонными — любыми. Главное — правильно их подобрать.

_{Иллюстрация: Сергей Бабич}