Продуктивность и человеческий капитал: почему Билл Гейтс значительно богаче вас

Когда у Билла Гейтса появились дети, он, подобно многим, понял, что дом стал маловат. В 1997 году магнат рынка программного обеспечения переехал в особняк стоимостью 100 миллионов долларов; вскоре после этого дом пришлось немного доработать.

В особняке площадью более 11 тысяч квадратных метров имеется кинотеатр на двадцать мест, зал для приема гостей, парковка на двадцать восемь автомобилей, крытая площадка с батутом и, конечно, самые разные компьютерные гаджеты вроде телефонов, звонящих только тогда, когда человек, которому звонят, находится рядом.

Но и этот дом оказался недостаточно велик. Согласно документам, поданным в комиссию по районированию пригорода Медина, Вашингтон, господину Гейтсу и его супруге хотелось бы пристроить еще одну спальню и оборудовать дополнительные зоны для игр и учебы детей.

Исходя из того, как Билл Гейтс подходит к изменению своего жилища, можно было бы сделать целый ряд разных выводов, но один из них совершенно очевиден: живется ему очень и очень недурно. Если у вас имеется около 50 миллиардов долларов, мир превращается в потрясающую игровую площадку.

В связи с этим возникают другие, более важные вопросы: почему у некоторых людей есть крытые батуты и частные самолеты, а другим приходится ночевать в туалетах на автостанциях? Как получается, что примерно 13 процентов американцев относятся к категории бедных, и эту ситуацию, конечно же, можно считать некоторым прогрессом по сравнению с недавним пиком в 15 процентов в 1993 году, хоть и не слишком заметным по сравнению с любым годом из десятилетия 1970-х?

В то же время один из пяти американских детей и — ошеломительная цифра! — 35 процентов чернокожих детей живут в нищете. Конечно, Америка относится к богатым странам, но сегодня, на заре третьего тысячелетия, огромная часть населения Земли — около трех миллиардов человек — живет в крайней бедности.

Экономисты много лет изучают проблему нищеты и неравенства доходов. Они хотят понять, кто такие бедняки, почему они бедны и можно ли изменить их положение. Любая дискуссия о том, почему Билл Гейтс неизмеримо богаче мужчин и женщин, которые вынуждены спать на решетках теплотрасс, должна начинаться с изучения концепции, называемой экономистами человеческим капиталом.

Человеческий капитал — это сумма знаний и навыков, воплощенных в том или ином человеке: его образование, интеллект, харизма, творческий потенциал, опыт работы, предпринимательская жилка, даже способность сильно и метко бросать бейсбольный мяч. Это то, с чем вы останетесь, если вдруг лишитесь всех своих активов — работы, денег, дома, имущества, — и окажетесь на улице в одной рубашке.

Как бы чувствовал себя в такой ситуации Билл Гейтс? Да очень хорошо. Даже если бы все его богатство конфисковали, нашлось бы множество компаний, которые с готовностью наняли бы его консультантом, членом совета директоров, СЕО или мотивационным спикером. (Когда Стива Джобса уволили из Apple, им же основанной компании, он создал Pixar; а позже Apple предложила ему вернуться.) А как бы чувствовал себя Тайгер Вудс? Тоже очень неплохо. Если бы кто-нибудь одолжил ему клюшку для гольфа, уже к ближайшим выходным он победил бы в каком-нибудь турнире.

А как насчет Буббы, парня, бросившего школу в десятом классе, к тому же еще и наркомана, сидящего на метамфетаминах? Вот ему бы пришлось совсем туго. Все дело в человеческом капитале, а у Буббы он невелик. (Любопытно, что некоторые очень богатые люди вроде султана Брунея, возможно, тоже не преуспели бы в такой ситуации; султан богат лишь потому, что его страна располагает огромными запасами нефти.)

Рынок труда ничем не отличается от любого другого рынка: одни таланты пользуются на нем большим спросом, чем другие. Чем более уникален набор знаний и навыков, тем щедрее будут платить их владельцу.

Алекс Родригес за десять лет игры в бейсбол за New York Yankees заработает 275 миллионов долларов, потому что он может ударить по мячу, летящему со скоростью 150 километров в час, сильнее и точнее подавляющего большинства людей. Он помогает своей команде побеждать на поле, что, в свою очередь, помогает ей собирать стадионы, продавать разные сопутствующие товары и получать огромные прибыли от трансляции матчей по телевидению. В сущности, лучше Родригеса эту задачу не выполнит никто на нашей планете.

Как и в случае с другими аспектами рыночной экономики, цена определенного навыка не связана с его социальной ценностью, она связана только с его нехваткой. Однажды я брал интервью у Роберта Солоу, лауреата Нобелевской премии по экономике 1987 года и известного почитателя бейсбола.

Я спросил Роберта, не раздражает ли его тот факт, что, став лауреатом престижной научной премии, он получил меньше денег, чем Роджер Клеменс, тогдашний питчер Red Sox, заработал за один-единственный сезон.

Вот яркий пример того, как мыслят экономисты.

Кому же в США живется богато или по крайней мере комфортно? Программистам, кистевым хирургам, инженерам-ядерщикам, писателям, бухгалтерам, банкирам, преподавателям вузов. Иногда эти люди талантливы от природы, но чаще они просто приобрели свои навыки благодаря специализированному обучению. Иными словами, в свое время они сделали существенные инвестиции в свой человеческий капитал.

Как в любом виде инвестиций, будь то строительство завода или покупка облигаций, деньги, вложенные в человеческий капитал сегодня, принесут прибыль в будущем. И очень, поверьте, хорошую прибыль. По подсчетам специалистов, высшее образование дает приблизительно 10-процентную отдачу на инвестиции, а это означает, что если вы сегодня вложили деньги в обучение в колледже, то можете ожидать, что получите эту сумму обратно плюс около 10 процентов в год в виде более высоких заработков. Мало кто на Уолл-стрит инвестирует прибыльнее, особенно систематически.

Человеческий капитал — это своего рода экономический паспорт, причем в некоторых случаях в буквальном смысле слова.

А вот для работоспособного населения на противоположном конце спектра верно обратное. Чтобы спрашивать: «Какой соус вы хотите к картошке фри?», дефицитные навыки не требуются. В США найдется по меньшей мере 150 миллионов человек, которые смогут работать в ресторанах McDonald’s, и ресторанам быстрого питания достаточно платить работникам ровно столько, сколько необходимо, чтобы за кассами стояли живые люди.

Если экономика переживает спад, в McDonald’s будут платить 7,25 доллара в час, а если на рынке рабочей силы напряженная ситуация, то 11 долларов в час. Ясно одно: работники McDonald’s никогда не будут получать 500 долларов в час, которые нередко зарабатывает отличный судебный адвокат. Очень хороших адвокатов всегда не хватает; а тех, кто жарит бургеры, более чем достаточно.

Правильнее всего относиться к бедности — как в нашей стране, так и в любой другой — как к недостатку человеческого капитала. Действительно, некоторые американцы бедны потому, что не могут найти хорошую работу. Но это симптом, а не болезнь. Основная проблема заключается в отсутствии навыков, или человеческого капитала.

Уровень бедности среди бросивших школу в США в 12 раз выше этого показателя среди выпускников высших учебных заведений. Почему Индия считается одной из беднейших стран мира? Прежде всего потому, что 35 процентов ее населения неграмотны; в начале 1990-х годов этот показатель составлял 50 процентов.

Кроме того, люди могут страдать из-за определенных условий, которые делают их человеческий капитал менее полезным. Так, значительная часть бездомных в США — наркоманы, инвалиды или психически больные.

Немалое значение в данном случае имеет и состояние экономики. В 2001 году найти работу было легче, чем в 1975-м или 1932-м. Мощный прилив действительно поднимает все лодки; экономический рост очень полезен для бедных. С этим не поспоришь. Но даже во времена прилива неквалифицированные работники цепляются за проплывающие мимо коряги, тогда как более образованные и квалифицированные попивают коктейли на собственных яхтах.

Сильная экономика не превращает парковщика в профессора университета — это делают инвестиции в человеческий капитал. Приливы контролируются макроэкономическими факторами, а качество лодки определяется человеческим капиталом. Верно и обратное: слабая экономика хуже всего влияет на жизнь тех, кто оказался на неудачном конце спектра трудоспособного населения.

Проведем такой мысленный эксперимент. Представьте, что однажды утром в понедельник на углу Стейт-стрит и Мэдисон-стрит в Чикаго собрались 100 тысяч человек, не окончивших среднюю школу. Это было бы настоящее социальное бедствие. Государственные службы сбивались бы с ног, начала бы расти преступность. Компании не хотели бы иметь бизнес в центре Чикаго. Политики просили бы помощи у властей штата или федеральных властей: либо дайте нам достаточно денег, чтобы поддержать этих людей, либо помогите от них избавиться.

Когда лидеры бизнеса в калифорнийском Сакраменто задумали избавиться от бездомных, одна из стратегий решения этой проблемы состояла в том, чтобы предложить им бесплатно автобусные билеты в одном направлении — на выезд из города. Тот же подход, говорят, использовался в Атланте накануне Олимпийских игр 1996 года.

А теперь представьте себе пересечение тех же улиц, но теперь здесь вдруг оказались 100 тысяч выпускников лучших американских университетов. Автобусы приходят на угол Стейт-стрит и Мэдисон-стрит, и из них высаживаются сплошь квалифицированные юристы, врачи, художники, генетики, инженеры-программисты и еще много-много умных, мотивированных специалистов с самыми разными полезными навыками.

Многие из них найдут работу немедленно. (Помните: человеческий капитал включает не только классическое образование, но и настойчивость, честность, креативность — качества, необходимые для успешного трудоустройства.) Некоторые из этих высококвалифицированных работников открыли бы собственный бизнес; предпринимательская жилка, безусловно, тоже важный компонент человеческого капитала.

Некоторые из них уехали бы в другие места — высококвалифицированные работники мобильнее низкоквалифицированных. А некоторые компании и сами переедут в Чикаго или откроют там свои филиалы и заводы, чтобы воспользоваться временным избытком настоящих талантов. Ученые мужи от экономики наверняка позже описали бы все это как благо для экономического развития Чикаго — такое же, каким стали волны иммиграции на этапе становления Америки.

Если этот пример кажется вам надуманным, рассмотрим другой случай, произошедший со вполне реальным Научно-исследовательским центром боевого применения морской авиации (NAWC — Naval Air Warfare Center) в Индианаполисе, который до конца 1990-х годов снабжал современной электроникой ВМС США. В NAWC работало около 2600 человек; но центр был закрыт в рамках сокращения численности вооруженных сил.

Подобные истории не редки. Сотни и даже тысячи людей теряют работу; компании из тех мест, где находятся закрывающиеся предприятия, начинают увядать из-за резкого снижения уровня покупательной способности местного населения. И вот в какой-то момент кто-нибудь выходит и произносит перед телекамерой печальные слова: «В таком-то году закрыли такой-то завод, и город начал умирать».

Однако у NAWC совершенно другая история. Одним из его наиболее ценных активов была рабочая сила; около 40 процентов сотрудников были учеными или инженерами. По мнению мудрых и проницательных местных лидеров во главе с мэром города Стивеном Голдсмитом, предприятие можно было продать частному покупателю. Заявки на покупку института подали семь компаний; победителем стала Hughes Electronics.

Январской пятницей 1997 года сотрудники NAWC разошлись по домам государственными служащими, а в следующий понедельник 98 процентов из них вернулись на работу сотрудниками Hughes — NAWC превратился в HAWC. Руководители Hughes, у которых я брал интервью, признавались, что ценность их приобретения заключается в работающих там людях, а не просто в кирпичах и цементе. Компания приобрела огромный человеческий капитал, какой вообще трудно найти.

Эта история резко контрастирует с закрытием заводов, о которых поет Брюс Спрингстин, — о том, как малообразованные рабочие после закрытия шахты, завода или фабрики обнаруживают, что их скудные профессиональные навыки не имеют никакой ценности и никем не востребованы. Все дело в человеческом капитале.

В сущности, экономисты могли бы даже эмпирически подтвердить то, о чем поет Спрингстин. По оценкам специалиста по экономике труда Роберта Топела, в случае вынужденной смены работы в связи с закрытием предприятия опытные работники в долгосрочной перспективе лишаются 25 процентов своих доходов.

Теперь самое время обратить внимание на одну из наиболее пагубных концепций в области государственной политики — заблуждение относительно суммарной потребности в рабочей силе.

Суть этого ошибочного убеждения заключается в том, что якобы существует некий фиксированный объем работы, которая должна быть выполнена в экономике, поэтому каждое новое рабочее место непременно создается за счет того, что кто-то лишается работы. Отсюда следует, что если я безработный, то найду место только в том случае, если кто-нибудь начнет работать меньше или совсем перестанет трудиться.

Именно так, по мнению французского правительства, был создан мир труда — как же оно ошибалось! Рабочие места создаются каждый раз, когда человек предоставляет новый продукт или услугу либо находит более эффективный (или дешевый) способ предоставления старых продуктов.

Эту идею подтверждают цифры. За последние три десятилетия экономика США создала десятки миллионов новых рабочих мест, причем фактически все в секторе интернета. Хотя, следует отметить, рецессия, начавшаяся в 2007 году, уничтожила множество рабочих мест.

Во второй половине XX века на американский рынок труда вышли миллионы женщин, и все же уровень безработицы в стране, по историческим меркам, по-прежнему оставался крайне низким вплоть до начала недавнего экономического спада. Да и огромные волны иммигрантов, на протяжении всей истории США прибывавшие сюда в поисках работы, не привели к росту безработицы в долгосрочной перспективе.

Вызывают ли такие притоки рабочей силы краткосрочный рост безработицы? Безусловно. Некоторые работники, вынужденные конкурировать с новыми участниками рынка труда, теряют работу, либо им снижают зарплату. Но создается рабочих мест больше, чем уничтожается.

А как вы, очевидно, помните, эти новые работники просто не могут не тратить свои доходы в других секторах экономики, создавая новый спрос на другие продукты. Экономический пирог становится все больше, а не просто по-новому делится на части.

Представьте себе фермерскую общину, в которой многие семьи владеют участком земли и обрабатывают его. Каждая семья производит достаточно, чтобы прокормить себя; излишков урожая или необработанных земельных участков ни у кого нет. В поселении никто не голодает, тем не менее особенно хорошо тоже никто не живет.

Все семьи затрачивают много времени на утомительную и однообразную домашнюю работу. Они сами шьют себе одежду, сами учат своих детей, изготавливают и ремонтируют сельскохозяйственные орудия и занимаются другими видами деятельности.

А теперь предположим, что в поисках работы в поселок забрел парень. Согласно первому сценарию у него нет никаких полезных навыков. А поскольку в общине нет и свободной земли, ему велят убираться восвояси. Фермеры могут даже за свой счет купить ему билет в один конец. Тут нет «никакой работы».

Теперь рассмотрим второй сценарий: у парня, приехавшего в поселение, есть научная степень в области агрономии. Он разработал новую модель плуга, позволяющую существенно повысить урожайность кукурузы. По приезде он обменивает свои плуги у земледельцев на малую долю их урожая. В результате все в выигрыше. Агроном может прокормить себя, а у земледельцев появляется больше продовольствия для потребления, даже после того как они расплачиваются за новые орудия труда — иначе они бы просто не стали их покупать.

А еще община создала новую работу — продавать плуги. Вскоре после этого на вокзале появляется плотник. Он предлагает жителям выполнение разных видов работ, до этого момента отбиравших драгоценное время, которое земледельцы могли потратить на уход за будущим урожаем. Урожайность снова повышается, поскольку жители поселка больше времени уделяют тому, что умеют делать лучше всего, — земледелию. И возникает еще одна новая работа.

К этому моменту фермеры выращивают больше, чем могут съесть сами, и начинают «тратить» излишки на то, что нанимают для общины учителя. Вот вам еще одна новая работа. Учитель учит местных детишек, делая следующее поколение фермеров более образованным и продуктивным, чем их родители.

Со временем в нашем вымышленном поселке, где в начале истории не было лишней работы ни для одного человека, живут писатели, пожарные, профессиональные бейсболисты и даже инженеры, которые разрабатывают iPhones и переносные устройства для приготовления коктейля Margarita.

Все это одна из страниц великой истории экономического развития США. Именно благодаря повышению уровня человеческого капитала изначально аграрная нация сумела развиться и построить такие богатые и сложные инфраструктуры, как Манхэттен и Кремниевая долина.

Конечно, это не простой путь. Предположим, один из недавно получивших образование фермеров изобретает плуг, позволяющий выращивать еще более высокие урожаи, вследствие чего первый продавец плугов оказывается вытесненным из бизнеса — действие эффекта созидательного разрушения.

В самом деле, технический прогресс уничтожает рабочие места в краткосрочной перспективе, но в долгосрочной — фермерская община выигрывает. Помните: все фермеры теперь стали богаче (на это указывают более высокие урожаи кукурузы), что позволяет им нанять безработного агронома и для выполнения других задач, например для селекции новых гибридных семян (что потом сделает общину еще богаче).

В краткосрочной перспективе технический прогресс вытесняет работников, но не приводит к безработице — в долгосрочной. Напротив, мы становимся богаче, а это создает спрос на новые рабочие места в других секторах экономики.

Разумеется, образованные работники выигрывают от этого намного больше тех, кто не имеет специальной профессиональной подготовки. Они мобильнее и динамичнее в условиях быстро меняющейся экономики, а значит, вероятность того, что после очередного раунда созидательного разрушения им удастся остаться на плаву, повышается.

Человеческий капитал — понятие намного более всеобъемлющее, нежели умение индивида больше зарабатывать. Он делает нас лучшими родителями и более информированными избирателями, учит высоко ценить искусство и культуру и больше наслаждаться прелестями жизни. Он может сделать нас более здоровыми, потому что благодаря ему мы лучше питаемся и ведем активный образ жизни, а крепкое здоровье — важная часть человеческого капитала.

Образованные родители более склонны транспортировать своих детей в автокреслах и учить их цветам и алфавиту раньше, чем те пойдут в школу. В развивающихся странах влияние человеческого капитала может быть еще более глубоким.

Экономисты обнаружили, что год дополнительного образования для женщины в стране с низким уровнем дохода четко ассоциируется со снижением на 5–10 процентов вероятности того, что ее ребенок умрет в первые пять лет жизни.

Помимо этого, общие запасы нашего человеческого капитала — все, что мы, люди, знаем и умеем, — во многом определяют, насколько мы преуспеваем коллективно, как общество. Мы пользуемся преимуществами знаний о методах профилактики полиомиелита или выплавки нержавеющей стали, несмотря на то что почти никто из читателей этой книги, оказавшись на необитаемом острове, наверняка не сможет сделать ни того, ни другого.

Экономист Гэри Беккер, удостоенный Нобелевской премии за свою работу в области исследования человеческого капитала, считает, что на суммарные запасы образования, профессиональной подготовки, навыков и даже здоровья людей приходится около 75 процентов богатства современной экономики. Не на алмазы, здания и нефть, а на то, что в наших головах.

Стоит отметить, что между уровнем экономического благосостояния страны и ее человеческим капиталом выявлена четкая позитивная корреляция. В то же время исследователи наблюдают практически полное отсутствие такой корреляции между природными ресурсами и уровнем жизни населения разных государств.

Такие страны, как Япония и Швейцария, относятся к одним из богатейших в мире, несмотря на сравнительно бедные запасы природных ресурсов. А в Нигерии все как раз наоборот: огромные нефтяные залежи страны относительно мало влияют на уровень жизни ее нации.

В некоторых случаях за счет минеральных богатств Африки финансируются кровавые гражданские войны, которые в противном случае наверняка прекратились бы. Среди стран Ближнего Востока Саудовская Аравия имеет самые большие запасы нефти, в то время как Израиль, государство без каких-либо заслуживающих упоминания природных ресурсов, может похвастаться более высоким доходом на душу населения.

Высокий уровень человеческого капитала создает своего рода благотворный цикл, поскольку хорошо образованные взрослые, как правило, вкладывают в развитие своих детей значительные средства.

Низкий уровень человеческого капитала имеет, соответственно, прямо противоположный эффект. Бедные и обездоленные родители растят таких же детей, о чем вам скажет любой учитель государственной школы.

Гэри Беккер отмечает, что «даже совсем незначительные различия в подготовке детей в семьях со временем, как правило, преумножаются и к моменту, когда дети становятся подростками, перерастают в весьма заметные различия. Именно поэтому рынок труда не слишком много может дать молодым людям, бросившим школу, едва умеющим читать и так и не выработавшим в себе правильного отношения к работе; по этой же причине чрезвычайно трудно разработать меры помощи этим группам населения».

_{Отрывок из книги Чарльза Уилана «Голая Экономика. Разоблачение унылой науки». М.: Издательство Манн, Иванов и Фербер (МИФ), 2017.}