Ричард Фейнман и его ultima Tuva

17 февраля 1988 года в Калифорнийский технологический университет пришло письмо из Москвы на имя Ричарда Фейнмана. Гербовая бумага содержала краткий текст:

Выходило, что до исполнения детской мечты нобелевского лауреата по физике Ричарда Фейнмана — посетить загадочную республику, затерянную в горах на советской территории, — оставалось чуть больше года. Десятилетие безуспешных попыток прорваться через «железный занавес» принесло свои плоды.

Увы, запоздалые: если битву с бюрократической машиной Фейнман все-таки выиграл, то другое столь же долгое сражение — с липосаркомой и макроглобулинемией Вальденстрема — проиграл. 15 февраля 1988 года, за два дня до письма из СССР, великий ученый скончался.

Однажды в 1977-м за обедом Фейнман спросил у своего друга и коллеги Ральфа Лейтона, слышал ли тот про страну Танну-Тува: дескать, он в детстве собирал почтовые марки и имел в коллекции несколько экземпляров оттуда.

Лейтон не поверил в существование такого государства — сколько раз Фейнман одурачивал окружающих самыми неожиданными шутками! — но профессор настоял на своем: «На карте 30-х годов она была вытянутым фиолетовым пятном рядом с Внешней Монголией. С тех пор я ничего о ней не слышал».

После кратких препирательств Фейнман и Лейтон бросились к карте, на которой рассмотрели крошечное пятнышко: «Тувинская АССР». «Взгляни-ка! — заметил Ричард. — Ее столица называется „К-Ы-З-Ы-Л“. Место с названием „КЫЗЫЛ“ просто обязано быть интересным!»

Но в те годы американским ученым было нелегко попасть на идеологически враждебную территорию. Так что Фейнман, уже знавший о своей тяжелой болезни, понимал: едва ли он доживет до такой возможности. Но — как это всегда с ним бывало — он не прекращал идти к цели и не падал духом.

Вы, конечно, не шутите: дар объяснения

Любовь к розыгрышам и стремление в любом деле идти до конца едва не стоили молодому физику места среди разработчиков «Манхэттенского проекта» (американской ядерной программы времен Второй мировой войны). Всякий раз, когда ему нужен был какой-либо важный отчет, а его хозяина не оказывалось в кабинете, Фейнман просто открывал шкаф и забирал нужную бумагу. На изумленные вопросы коллег он отвечал: «Замки — барахло!»

Вскоре по всему Лос-Аламосу (где базировалась лаборатория) были установлены кодовые замки на сейфах и шкафах. Но, как вскоре заметил пытливый Фейнман, подавляющее большинство сотрудников во время работы держали ящики приоткрытыми — а это позволяло узнать первые цифры комбинации и при должном умении подобрать остальные. Чем Ричард и занимался — на глазах полковников и крупных шишек доставая сверхсекретные документы по разработке урановой бомбы из самых надежных сейфов за десять минут! «Если шкафы не держать закрытыми, они становятся уязвимыми», — говорил Фейнман начальству. «Да-да, вы правы», — кивало начальство и приказывало всем сотрудникам менять коды — чтобы Фейнман их не знал. Шкафы при этом весь день оставались раскрытыми.

Как всякий беспредельно любопытный и исключительно интеллектуальный человек, Ричард Фейнман не любил бюрократические процедуры и волокиту, посмеивался над аппаратчиками и тщетно пытался убедить их руководствоваться здравым смыслом. Касалось ли это замены замков и числовых кодов, публикации учебников или организации экспедиции в экзотическую страну — если бы столь открытый миру и столь дружелюбный человек, как Фейнман, мог кого-то презирать, он бы презирал тех, кто отказывается признавать очевидные вещи и усложняет действительность.

Удивительный и прекрасный парадокс: создатель квантовой электродинамики, в которой 99% населения планеты не в силах понять ничего, Фейнман умел видеть за сложными понятиями самые простые и доступные вещи, а всякое запутывание и нагромождение терминов порицал. Конечно, это умение — родом из детства: физик вспоминал, как в детстве отец рассказывал ему обо всем на свете, непременно объясняя все на легком для восприятии примере.

Отсюда же — и преподавательский дар, и умение популярно изложить материал. «Фейнмановские лекции по физике», его же «Характер физических законов» — вот уже почти полвека бестселлеры: шутка ли, в книгах этих почти нет формул, так что понимает их самый гуманитарий из гуманитариев.

Спасительный цинизм Фейнмана

Годы в Лос-Аламосе были для Фейнмана периодом противоречивым.

С одной стороны, ему чуть больше двадцати, он любит дурачиться и по-подростковому провоцировать окружающих. С другой — его карьера стремительно идет в гору, а жизнь подбрасывает тяжелые испытания: жена Арлин больна туберкулезом и лежит в больнице Альбукерке. Он договорился с коллегой по общежитию, что возьмет у того машину на случай экстренного вызова к жене. Такой вызов случился — и по пути Фейнман трижды прокалывал шины, так что к Арлин попал за пару часов до ее смерти.

Сам 28-летний Ричард тогда был, что называется, кровь с молоком: полон сил и энергии, готов к любым авантюрам и предложениям. К смерти жены он, в общем-то, был готов — и это стало поводом для несколько циничного отношения к ситуации:

Оправданием Фейнману в будущем будет служить собственное медленное умирание: даже зная о раке в терминальной стадии (у профессора к тому моменту удалили опухоль в брюшном отделе, а одна почка отказала), он продолжал работать, раздавать интервью — ни одним мускулом не выдавая боли! — и, как всегда, указывать функционерам и технологам на их просчеты.

Такова история с расследованием катастрофы «Челленджера»: в январе 1986-го космический шаттл взорвался в небе через 73 секунды после взлета, и причины этой трагедии были загадкой даже для специалистов НАСА. В свойственной ему эффектной и слегка театральной манере нобелиат и профессор Калтеха в прямом эфире телевидения показал, что произошло с «Челленджером», использовав уменьшенную модель челнока, пассатижи и стакан со льдом — и этот эпизод стал одним из последних в мифе о Фейнмане.

Красота вдохновляющая

В документальном фильме о себе и своих исканиях Ричард Фейнман с особым энтузиазмом говорит не о физических открытиях, а о том, как научился играть на барабанах бонго и стал соавтором балета(!), написанного полностью для этого музыкального инструмента.

С видимым удовольствием вспоминает он о том, как ходил размышлять о квантовой механике в стриптиз-бар — «Нигде мне не думалось лучше!» — и как заказывал раскраску своего «Доджа» «диаграммами Фейнмана» (наглядный способ описания взаимодействия в квантовой теории поля). Удовольствие всегда было для профессора Фейнмана превыше всего, в том числе в науке.

Его младший коллега по университету Леонид Млодинов вспоминает, как однажды Фейнман спросил его: «Как вы думаете, какая отличительная черта радуги вдохновила Декарта, объяснившего подлинную природу этого явления, на создание математического анализа?» Млодинов сгенерировал несколько ответов, но Фейнман сказал: «Вы упускаете ключевую особенность этого явления. Его вдохновила мысль, что радуга — это красиво!»

Ради красоты и удовлетворения собственного давнего любопытства — хотя разве такое огромное любопытство можно удовлетворить? — Фейнман и мечтал отправиться в Туву.

В 1989 году Ральф Лейтон побывал-таки в Туве и написал об этом путешествии книгу. Посвятил ее, конечно, своему никогда не унывавшему другу.