В 150 километрах к северу от Санкт-Петербурга в карельских лесах находится Приозерск, бывший Кексгольм. Этот маленький городок имеет богатую историю — в хрониках он упоминается с XII века. Главной здешней достопримечательностью считается древняя крепость Корела, с которой связаны загадочные и мрачные страницы отечественной истории. В темнице именно этой крепости разворачивалась трагическая эпопея узника, который вошел в историю под прозвищем Безымянный. Некоторые небезосновательно сравнивают его со знаменитой «Железной Маской» — самым таинственным заключенным в мировой истории.
Из тьмы веков
Как гласят летописи, крепость в окрестностях Приозерска в начале XIV века заложили новгородцы, чтобы оборонять северо-западные рубежи своей республики от шведов, имевших виды на эти земли. Первоначально крепость Корéла, позаимствовавшая название у народа карелов, была деревянной — через 50 лет после основания она погибла при пожаре. В 1364-м ее выстроили заново уже из камня. Приграничный город рос и развивался: по переписи 1568 года тут насчитывалось 406 дворов (почти 2000 человек), четыре монастыря, четыре церкви и шесть мельниц.
В 1580 году во время Ливонской войны Корелу захватило шведское войско под началом полководца Понтуса Делагарди. Шведы расстреляли крепость из пушек, а потом дождались капитуляции гарнизона во главе с воеводой Алатыком Квашниным. Новые хозяева отстроили обветшавший крепостной «детинец» заново, но в 1595 году по итогам очередной войны Корела вернулась России. Спустя 15 лет, в разгар Смутного времени, шведы под началом сына Понтуса Якоба Делагарди вновь подступили к стенам Корелы.
Осада растянулась на полгода. Гарнизон в 2500 стрельцов и ополченцев во главе с воеводой Иваном Михайловичем Пушкиным (предком поэта) и епископом Сильвестром, отчаянно сопротивлялся до тех пор, пока большинство защитников не умерли от голода. В марте 1611-го Пушкин решил сдаться — из ворот вышли несколько десятков изможденных воинов и около сотни дошедших до полного истощения жителей. Всем им разрешили уйти, а шведам достался совершенно пустой город. Они дали ему новое название — Кексгольм.
В 1617 году по условиям Столбовского мира город официально отошел Швеции и пребывал под ее властью почти сто лет. Все это время скандинавское государство активно проводило на здешних землях политику «лютеранизации»: сюда на постоянное поселение перевозили финнов-ингерманландцев, перекрещивали коренное население, не пускали православных священников, а тех местных жителей, кто упрямо держался за веру отцов, облагали неподъемными налогами.
Но в 1710 году, в разгар Северной войны, царь Петр I повелел своему полководцу Роману Брюсу выступить к Кексгольму с пехотой и артиллерией, что тот и сделал. 7 августа началась бомбардировка крепости, длившаяся непрерывно до 2 сентября, а днем позже была подписана капитуляция. Город и крепость вновь отошли России. Из доспехов шведских солдат, сдавшихся в Кексгольме, Петр Великий приказал выковать новые крепостные ворота. Сегодня их можно увидеть в здешнем музее.
До конца XVIII века Россия старалась сделать крепость Кексгольма неприступной. С этой целью сюда, в частности, несколько раз приезжал Александр Суворов, производивший осмотр фортификационных сооружений. В последний раз он побывал тут в 1795-м, а тремя годами позже в Кексгольм с инспекцией наведался не менее известный полководец Михаил Кутузов. Однако по мере расширения границ Российской империи на запад Кексгольм постепенно терял военное значение. Крепость начали использовать исключительно в качестве тюрьмы для «политических» — узников, считавшихся особо опасными для государства.
Знаменитые арестанты Кексгольмской крепости
Самый известный из узников Кексгольма — несчастный свергнутый император Иоанн Антонович, находившийся здесь с 10 июля по 9 августа 1762 года, после чего его перевезли в Шлиссельбург. Также среди тех, кому тут довелось страдать, оказались две жены и трое детей казненного в Москве в 1775 году вождя крестьянско-казацкого восстания Емельяна Пугачёва. В указе Екатерины II от 9 января 1775 года предписывалось: семью Пугачёва «содержать в Кексгольме, не выпуская из крепости, давая только в оной свободу для получения себе работою содержания и пропитания да сверх того произведя и из казны на каждого по 15-ти копеек в день».
В декабре 1796 года взошедший на престол Павел I отправил в Кексгольм офицера, который доложил, что члены семьи Емельяна Пугачёва «имеют свободу ходить по крепости, но из оной не выпускаются». В 1803-м уже император Александр I, путешествовавший по северо-западным губерниям государства, лично посетил Кексгольмскую крепость и встретился с ее узниками. Государь повелел освободить жен и детей Пугачёва, переселить их из крепости в город, но сохранить за ними строгий надзор. Такое же распоряжение император дал в отношении еще одного заключенного.
Сегодня во время экскурсий по крепости посетителям показывают неуютные каменные «мешки» в башне, в которых десятилетиями вынуждены были ютиться родственники бунтовщика. Но самое интересное ожидает гостей в бывшем пороховом погребе — здесь-то им и рассказывают историю «русской Железной Маски».
Речь идет о человеке, которого привезли сюда во времена царствования Екатерины II, повелевшей держать заключенного на хлебе и воде. Упоминать его имя строго запрещалось — в документах он был записан под прозвищем Безымянный. Сменивший Екатерину на троне Павел I повелел оставить этого арестанта «в нынешнем положении».
Проведя без малого 30 лет в мрачном подвале, Безымянный почти совсем ослеп. И только визит Александра I привел к переменам в его бедственном положении. При виде императора Безымянный объявил, что не может в присутствии других сказать, кто он такой. Александр попросил членов своей свиты удалиться. Поговорив с несчастным какое-то время, царь вышел с сокрушенным лицом и повелел переселить Безымянного из крепости в город, пределов которого узник покидать не мог.
Безымянный прожил в Кексгольме еще много лет — точная дата его смерти до сих пор неизвестна. Местные жители называли его Никифором Пантелеевичем, но все знали, что это имя ненастоящее. Еще рассказывают, что под конец жизни он почти утратил память и разум, но так никому больше и не назвал своего истинного имени. Поэтому загадка Безымянного интересует любителей истории уже больше полутора веков.
История узника Безымянного
Широкая общественность узнала о существовании Безымянного благодаря филологу, профессору Гельсингфорсского университета, Якову Карловичу Гроту. Приведенную выше историю пребывания узника в крепости и его освобождения из темницы по приказу императора он изложил в сочинении «Переезды по Финляндии (от Ладожского озера до р. Торнео)», изданном в 1847 году.
Спустя без малого 30 лет в январском номере журнала «Русская старина» за 1876 год была опубликована заметка следующего содержания: «В отчете финляндского общества „Древностей“ нашли мы следующий загадочный случай, сообщенный почтмейстером Гренквистом. Император Александр I, посетив в августе 1802 года Кексгольм, приказал упразднить в нем крепость и при этом сам лично освободил из нее какую-то личность, которая была заключена в ней около 30 лет и принадлежала к так называемым „безымянным“. Кто могла быть эта личность?»
Наконец, в апрельском номере 1904 года того же журнала «Русская старина» был опубликован обширный очерк некой Кл. Вл. З-ой, до сих пор являющийся основным источником сведений о таинственном узнике. Кл. З-а сообщает, что в 1887 году она, путешествуя по Волге, случайно начала листать в одной из гостиниц старый номер «Русской Старины», где наткнулась на то самое сообщение почтмейстера Гренквиста о Безымянном. Поскольку она неоднократно слышала об этой загадочной личности от своего деда и родителей, то решила поведать миру все, что ей было известно о Безымянном.
С Кексгольмской крепостью семью женщины связывал дядя ее бабушки Александр Зотов, который в начале XIX века был управителем Верх-Исетского металлургического завода на Урале и печально прославился жестоким обращением с рабочими. В первые годы царствования Николая I Зотов был осужден за злоупотребления и отправлен в ссылку в Кексгольм. Через несколько лет занимавшийся торговлей дедушка Кл. Вл. решился навестить своего родича. Он отправился в Кексгольм не только ради встречи с Зотовым, но и в надежде сбыть кое-какой товар.
Поездка оказалась не слишком удачной — торговцу не разрешили поговорить с родственником-арестантом, а отбытие в Петербург, где его ожидала семья, задержалось из-за наводнения. Торговец в раздумьях сидел на скамейке на крепостном валу, когда увидел какого-то старика во «фризовой шинели и в фуражке с кокардой». Он попытался заговорить с незнакомцем, но тот, промычав что-то невнятное, отвернулся. Торговец в горести расплакался и тогда старик все же снизошел до него.
Старик в шинели посоветовал приезжему поднести вина трактирщику, у которого тот остановился и вызнать через него об условиях содержания в тюрьме Зотова, а потом возвращаться в столицу водным путем по Ладожскому озеру. Дед Кл. Вл. последовал этому совету, а потом решил расспросить хозяина трактира, о человеке, который дал ему такие хорошие советы. Оказалось, что старик сам провел в крепости много лет.
На вопрос «не злодей ли это?» трактирщик ответил: «А Бог его ведает! Он был спервоначалу в стене замурован годов, с чай, тридцать, а потом император Александр его выпустил на волю и пенсию генеральскую дал — а из Кексгольма выезжать не велел. Ему годов много, а все живет».
Далее хозяин трактира поведал, что его отец был одним из тюремщиков в крепости и неоднократно рассказывал сыну об обстоятельствах появления там Безымянного. Было это во времена Екатерины II — в одну из ночей некие приезжие начали громко стучаться в крепостные ворота, требуя немедленно их впустить. «Отец забрал все ключи и спрятался под лестницу, думая, что ломятся разбойники, желая освободить заключенных. Переполох был невообразимый. Наконец, комендант добрался до ворот; требуют отворить, а тот боится. В маленькое отверстие передали бумагу, предписывающую принять арестанта. Ворота отворили, въехала карета в шесть лошадей, все в мыле. Из кареты вышел офицер, перед которым комендант вытянулся в струнку», — рассказывал трактирщик.
Офицер вывел из кареты человека во фризовой шинели со многими воротниками (в соответствии с тогдашней модой) и в нахлобученной шапке. Лицо его было перевязано шарфом таким образом, что не просматривалось. После разговора коменданта с прибывшим офицером узника повели вниз по узкому каменному лазу. Офицер лично зашел с ним в камеру, велев остальным оставаться у толстой двери с маленьким оконцем. Затем сопровождающий вышел, запер дверь, вернул ключ коменданту и велел заложить дверь кирпичами, отставив незамурованным лишь то самое оконце, через которое коменданту предписывалось лично передавать узнику хлеб и воду. Общаться с арестантом офицер строго запретил, после чего потребовал тюремную книгу и сам вписал в нее нового арестанта: «Безымянный».
Так для Безымянного начался кошмар заключения во тьме и холоде. Год проходил за годом, а из Петербурга прибывал раз за разом запрос: жив ли? Если верить этому свидетельству, охранник, отец рассказчика, не раз подходил к окошку и пытался выведать у заключенного его тайну — но тот упрямо молчал, лишь на известие о смерти царицы Екатерины глухо бросил: «Царствие небесное». Через некоторое время оставил этот мир и император Павел; в крепости сменился комендант.
В августе 1802-го* в Кексгольм с инспекцией прибыл Александр I, который лично обошел в крепости все камеры. Он амнистировал узников, а потом поинтересовался, не осталось ли в тюрьме других заключенных. Тут царю и рассказали о замурованном в подвале Безымянном, который даже не был отмечен в новой тюремной книге (старую успели к тому времени сдать в архив).
Естественно, император пожелал увидеть этого загадочного человека. Александр в сопровождении престарелого тюремщика и его молодого сына (будущего трактирщика, со слов которого и был записан этот рассказ) спустился в подземелье. Солдаты быстро разобрали кирпичи, заграждавшие дверь в узилище, и тюремщик за руку вывел страдальца в коридор. Едва тот глотнул «вольного» воздуха, как потерял сознание; Безымянного вынесли на руках.
«До смерти не забуду, какого я увидел узника: арестантское платье висело на нем клочьями; волосы и борода скатались, как войлок; ногти были, как когти; тело все было покрыто словно корой. Но лицо и руки были сравнительно белее. Доктор сказал, что узник по два и по три дня не пил воды, чтобы умыть лицо», — рассказывал трактирщик, предавшись воспоминаниям.
Далее в статье в более подробном виде излагалась история про разговор Александра и Безымянного, во время которого тот раскрыл царю свое настоящее имя. Общались они больше часа, а потом царь, отличавшийся чувствительным сердцем, вышел из комнаты с заплаканными глазами.
На следующий день Александр уезжал. Увидев в толпе провожавших его людей бывшего узника, стоявшего без шапки, царь сказал ему «храни вас Господь» и пожертвовал собственную фуражку. «„Узник“ остался жить в Кексгольме; здесь он и умер. Много было толков и догадок насчет освобожденного „узника“, но так никому и не удалось определить его личность», — завершает свое повествование Кл. Вл. З-а.
В примечании от редакции после текста указывалось, что через некоторое время после освобождения Безымянного навестила некая княгиня, а вскоре после ее визита он скончался**. Из Петербурга для его могилы прислали богатый памятник, но имени усопшего на нем не было.
* Вслед за сообщением от 1876 года в этой статье в «Русской старине» было указано, что Александр I посетил Кексгольм в августе 1802 года, тогда как Яков Грот писал про известный визит царя в июне 1803 года, когда из крепости выпустили родственников Пугачёва. Более вероятным представляется, что император побывал в крепости один раз в 1803 году
** Яков Грот пишет, что после освобождения узник прожил еще около 15 лет, но дед Кл. Вл. якобы общался с Безымянным в начале царствования Николая I. Выходит, что тому времени бывший заключенный жил в Кексгольме уже где-то 25 лет, если не больше
Основная версия
Но кем же он был? На этот счет выдвигаются самые разные версии. Согласно одной из них, Безымянный — это тот самый свергнутый император Иоанн Антонович, вовсе не убитый, как гласят официальные источники, в июле 1764 года. Предположение это кажется неубедительным. Иоанн Антонович, проведший всю жизнь в заточении, не видевший света, не получивший социальных навыков, производил, по словам видевших его, печальное впечатление. Он был хрупок, слаб здоровьем (почему и сомнительно, что он протянул бы столько лет в сыром подземелье на хлебе и воде), косноязычен — и, хотя и овладел искусством чтения, напоминал человека с помутившимся разумом. Безымянный же, похоже, к моменту своего освобождения пребывал в здравом уме, несмотря на 30 лет заключения в кошмарном погребе.
Куда более правдоподобную версию в 2000-х годах выдвинул историк, старший научный сотрудник музея-крепости Корела Андрей Петрович Дмитриев. Изучив архивы, он пришел к выводу, что Безымянным был Иван Пакарин — бывший переводчик Коллегии иностранных дел Российской империи. С некоторых пор Пакарин начал рассказывать знакомым, что на самом деле является сыном Екатерины II и графа Никиты Ивановича Панина, в 1763–1781 гг. возглавлявшего Коллегию иностранных дел. Такие истории быстро вышли ему боком — поскольку Пакарин был и впрямь похож лицом на Екатерину, его решили упрятать подальше от людских глаз, дабы не плодить ненужных слухов.
Правда, историк Олег Григорьевич Усенко полагает, что Пакарин выдавал себя не за сына, а за жениха никогда не существовавшей дочери Екатерины II и «наследника престола». Усенко, исследовавший феномен монархического самозванчества в России второй половины XVIII века, относит Ивана Пакарина к так называемым «блаженным» — тот вовсе не лгал сознательно, но искренне верил в свою причастность к августейшему семейству. Подобные самозванцы хотели довести до людей «правду» о себе, ожидая официального признания своего «истинного статуса».
В заключение приходится высказать обычную в подобных случаях банальность: стопроцентной правды о Безымянном мы, наверное, никогда уже не узнаем. Но не дает покоя мысль — а что, если Пакарин действительно был сыном Екатерины II? Вероятность этого, прямо скажем, стремится к нулю, но это объясняет, откуда взялись слезы на лице императора Александра после разговора с Безымянным. Он оплакивал трагическую судьбу кровного родственника…