Секретный вояж: как дальневосточные советские подлодки пересекли полмира, чтобы попасть на фронт

Вечер, пришедший с востока, укутал в серую пижаму сумерек отлогие берега Коста-Рики. Убаюканный штилем Великий океан дремал, грудь его вздымалась мерно и спокойно — колосс готовился ко сну. Забывшись в полудреме, он лениво гладил песчаный бок Америки. Внезапно морская гладь исказилась, что-то заклокотало в глубине и на потревоженной поверхности воды из пены и волн появилась подводная лодка с покатыми зализанными бортами. На ее рубке белой масляной краской было выведено С-56. Вскоре на палубе, выстланной дорогим тиковым деревом, показались люди, послышалась русская речь, лодка прибавила ход, направляясь на юго-восток, к Панаме. Шел ноябрь 1942 года…

Один из погожих сентябрьских дней, коими славится приморская осень, командир подводной лодки С-56 капитан-лейтенант Григорий Щедрин был вызван в штаб бригады. Капитан-лейтенанту еще не исполнилось и тридцати, он был молод, полон сил и желания воевать. Ему казалось невыносимым на втором году войны находиться во Владивостоке, за тридевять земель от линии фронта. Щедрин написал уже не один рапорт с просьбой отправить его на передовую, но все они были отклонены. А после того, как экипаж С-56 в полном составе выразил желание поехать на фронт, Щедрина вызвал командир дивизиона подводных лодок Александр Трипольский и в весьма энергичных выражениях изложил своему подчиненному, что он обо всем этом думает.

Приказ срочно прибыть в штаб касался не одного Щедрина — аналогичное распоряжение получили все командиры и комиссары дивизиона субмарин, которым командовал Трипольский. Командиры этих подлодок, носившие звание капитан-лейтенант, — Григорий Щедрин, Дмитрий Братишко, Лев Сушкин, Иван Кучеренко — были закадычными друзьями, все — примерно одного возраста и все служили на «эсках», так на флоте называли подводные лодки типа «С».

Едва приглашенные вошли в кабинет комбрига Родионова, дверь заперли на ключ. Комбриг коротко поинтересовался состоянием дел на подлодках и без дальнейших предисловий, взяв со стола пакет за многими печатями, как-то очень буднично зачитал выписку из приказа наркома ВМФ Николая Кузнецова:

«1. Подводным лодкам: С-51, С-54, С-55, С-56 произвести скрытый переход из своих баз в Полярное через Панамский канал с готовностью выхода к 5 октября 1942 года.

2. Пополнение запасов и необходимый ремонт производить в портах: Петропавловске-Камчатском, Датч-Харборе, Сан-Франциско, Панаме, Галифаксе, Рейкьявике.

3. До Петропавловска-Камчатского подводные лодки подчиняются Военному совету ТОФ, с момента выхода из Петропавловска и на переходе до Англии и Исландии переходят в непосредственное подчинение народному комиссару ВМФ. На переходе из Англии и Исландии в Полярное подчиняются Военному совету Северного флота».

Родионов добавил, что подводные лодки перебрасываются с целью усиления Северного флота и должны прибыть в Полярное с готовностью немедленно вступить в бой. Переход должен был осуществляться при помощи и поддержке союзников, которые будут обеспечивать лодки не только кораблями охранения, но также производить необходимый ремонт, пополнение запасов пищи и топлива.

Подводники слушали, затаив дыхание, боясь пропустить слово, и лишь изредка обменивались красноречивыми взглядами. Отправиться на фронт на своих лодках, со своими экипажами — об этом они не могли и мечтать. Им предстояло удивительное, почти кругосветное путешествие — такого перехода в отечественном подводном флоте еще не совершал никто.

Совсем другое дело — плавание в океане, да еще через все климатические пояса — от Заполярья до тропиков. Не имелось у подводников и боевого опыта. А в том, что в походе он понадобится, сомневаться не приходилось. Хотя войны с Японией не было, не было и мира. Кровопролитные стычки на границе и в прилегающих морях не прекращались. Дальневосточные моря были буквально нашпигованы минами. Японские войска засели на Курильских островах, отбили у США часть Алеутской гряды, контролировали многие проливы, их надводные корабли и субмарины вели активные боевые действия вдоль всего Тихоокеанского побережья Северной Америки. Еще опаснее была Атлантика — там вовсю хозяйничали немецкие подлодки.

До выхода в море оставалось всего три недели, а сделать предстояло очень много. Лодки стояли в доках на плановом ремонте. Требовалось срочно завершить все работы, проверить исправность механизмов, погрузить запасы топлива, продовольствия, воды, боеприпасов. Штурманы и капитаны сутками просиживали над картами, намечая курс перехода, изучали обстановку по маршруту движения, составляли план боевой подготовки. Из соображений секретности командование категорически запретило информировать кого бы то ни было — даже экипажи подлодок — о планировавшейся операции. Это создавало массу сложностей.

5 октября первые две «эски» покинули Владивосток. А утром 6 октября снялись со стоянки С-51 и С-56. Легкая фата белой дымки окутала город, оставшийся за кормой, и вот уже качкой заявило о себе открытое море — волна стала круче и злее.

Под носом у самураев

Японское море встретило тайфуном, и лодки два дня штормовали среди огромных серых волн. С-56 отделалась небольшими повреждениями — пострадали верхняя палуба и надстройки, были смыты сходни, шесты, порвало антенны. Спустя три дня после выхода из Владивостока лодки зашли в Де-Кастри, чтобы взять лоцманов для прохода Татарским проливом — Лаперуз тогда контролировался японцами. Короткое, но трудное плавание на север, Амурский лиман, где малейшая ошибка грозила посадкой на мель, позади отвесные скалы Сахалина, штиль в Охотском море.

Уже на подходе к Первому Курильскому проливу ждало новое испытание — штормом. Вода попала в снарядный погреб, залила некоторые электроприборы. Здесь, в Первом Курильском, колоссальные массы океанской воды сталкиваются с волнами Охотского моря, вышибая друг из друга пенные гребни, натыкаются на мели, закручиваясь водоворотами, зажатые узким проливом, бурлят, словно кипяток.

Несмотря на шторм, Щедрин решил не сбавлять ход — хотелось поскорее миновать остров Шумшу, с которого вели наблюдение японцы. Лодка испытывала огромные нагрузки. Ее трясло, било, кренило громадными волнами. Палубу заливали тонны соленой воды, надсадно выли дизельные двигатели, но лодка проскочила коварный пролив. Едва вышли в Тихий океан, встал левый двигатель — вахтенный матрос Назаров, не уследив за уровнем масла, сжег упорный подшипник. Пришлось идти на одном правом. Не прошло и нескольких минут, как лопнула труба маслопровода правого дизеля и корабль остался без хода. Штормовая волна и ветер начали гнать неподвижное судно к береговым рифам.

Тем временем стоянка подходила к концу. Из Петропавловска путь лежал через Берингово море к восточной оконечности Алеутских островов на американскую морскую базу Датч-Харбор. Весь Алеутский архипелаг, мимо которого предстояло идти советским субмаринам, являлся зоной активного противоборства Японии и США. Поход обещал быть нелегким — у подводников не было даже хороших карт. Все, чем их смогли снабдить, — очень мелкая генеральная карта Берингова моря да лоция этой же акватории 1910 года издания.

17 октября С-56 покинула Авачинскую губу. По выходе в море Щедрин построил экипаж подлодки на верхней палубе и объявил цель и маршрут перехода.

Первые потери

Чем дальше лодка продвигалась на север, тем сумрачнее и холоднее становилось море. В полночь блеснул маяк на мысе Африка, моряки простились с родными берегами и подводный корабль взял курс на восток. Жизнь на подлодке шла своим чередом: менялись вахты, мотористы следили за работой дизелей, электрики трудились над аккумуляторными батареями. Но больше всех доставалось сигнальщикам, которым приходилось в любую погоду нести вахту на верхней палубе, часами напряженно вглядываясь в горизонт.

Японский десант недавно занял Алеутские острова Кыска и Атту, и на подходах к ним частенько вспыхивали ожесточенные бои между кораблями и авиацией военно-морских сил США и Японии. Здесь пришлось усилить наблюдение — на мостике неизменно дежурили три сигнальщика вместо одного, вахтенный у кормовой пушки находился в постоянной боевой готовности.

Сутки чередой сменяли друг друга, а на горизонте по-прежнему не было ни дымка, ни паруса. Погода не баловала подводников — лодку преследовали штормы. Угрюмое, словно растревоженное чем-то море не находило себе покоя.

Оглушенные этим страшным известием, моряки еще долго не могли поверить в случившееся. Утром 23 октября С-56 и С-51 оказались в виду острова Амакнак. Из бухты навстречу им выходил крейсер «Индианаполис». Советские субмарины в сопровождении американского сторожевика прошли боновые ворота гавани и пришвартовались к причалу военно-морской базы Датч-Харбор.

В русской Америке

У места швартовки собралась целая толпа американцев — всем было любопытно взглянуть на русских и их корабли. Подавляющее большинство наших моряков впервые очутилось за границей, так что интерес оказался обоюдным. Едва подводники поднялись на палубу, как толпа на пирсе загудела, послышались крики приветствия.

Через несколько минут русские и американские матросы уже вовсю общались друг с другом, американцы угощали гостей «Кэмэлом» и «Честерфилдом», моряки обменивались сувенирами. Советские звездочки от бескозырок шли нарасхват. Американцы засыпали наших подводников вопросами — им казалось невероятным, что в России могут строить такие подводные лодки и на их борту нет иностранных инструкторов.

Датч-Харбор оказался маневренной базой легких сил флота. Американцы начали ее оборудование накануне войны, и сейчас строительство было в самом разгаре. Обширную бухту обступили невысокие каменистые сопки, разрезанные оврагами и распадками. Видневшаяся на юге алеутская деревня своими очертаниями живо напомнила нашим подводникам о былом русском присутствии. Восточный берег занимали однообразные ряды казарм из оцинкованного гофрированного железа. Все это русские моряки успели разглядеть по дороге к душевым военного городка, куда их пригласили предупредительные хозяева.

Капитаны советских субмарин нанесли визиты командирам военно-морской базы и флотилии подводных лодок.

Здесь нашим подводникам сообщили, что в связи с гибелью Л-16 американское командование приняло решение отправить все четыре советские подлодки в Сан-Франциско одновременно и в охранении двух миноносцев. Это расходилось с планами наших моряков, но спорить не приходилось — здесь командовали американцы.

Взглянуть на советские подлодки прилетел с Кадьяка командующий Алеутским сектором обороны. Осмотрев субмарины, адмирал сказал, что никогда не видел такой чистоты и порядка на подводных кораблях.

Время стоянки подводники использовали для тщательной подготовки к переходу в Сан-Франциско. Вечерами успевали сходить в местный кинозал. Когда уже все было готово к выходу в море, внезапно налетел шторм такой силы, что подлодки едва не лишились швартовых.

После пятидневной стоянки на Алеутах дождливым утром 28 октября советские субмарины в сопровождении эсминцев «Фокс» и «Сэнес» вышли из гавани. В этот ранний час проститься с русскими пришли десятки людей. Искренние знаки внимания были дороги подводникам, но их неприятно поразило то, что американское командование не считало нужным соблюдать хотя бы элементарные меры предосторожности — буквально все в Датч-Харборе были прекрасно осведомлены о маршруте и цели перехода советских субмарин. Чем это грозило нашим кораблям, подводники отлично понимали — участь Л-16 стала для них горьким уроком. И дурным предчувствиям суждено было очень скоро оправдаться…

Весь день лодки шли строем фронта. Море было бурным, при сильном волнении миновали неширокий пролив Акутан и оказались в Тихом океане, скрылся за горизонтом последний кусок суши. С наступлением темноты лодки перестроились в кильватер, ближе к ночи пересекли Алеутскую впадину с глубинами до 7 000 метров.

Утром 29-го погода не изменилась, океан по-прежнему был беспокоен. Внезапно под днищем С-56 в районе центрального поста раздался глухой удар. Сердца подводников на мгновение замерли, но взрыва не последовало. Позже выяснилось, что невзорвавшаяся торпеда сорвала лист килевой коробки и оставила «на память» куски металла своей хвостовой части. Чья охота оказалась неудачной, так и осталось загадкой.

Неприятное происшествие никак не сказалось на распорядке подводников С-56. Дни проходили в постоянных работе и учебе. Щедрин использовал любую минуту, чтобы подготовить экипаж к предстоящим испытаниям на Севере: объявлял боевые тревоги, аварийные учения. Несмотря на каждодневную занятость, жизнь на С-56 не ограничивалась только работой и тренировками. Вечерами обычно штурман или кто-то из офицеров рассказывал матросам о природе и истории тех мест, мимо которых проходила лодка. В жилых отсеках ежедневно вывешивались кальки пройденного кораблями за сутки пути, возле них всегда собирались люди, горячо обсуждая происшествия дня.

При подготовке к походу кое-что все-таки упустили — взяли очень мало книг. «Двенадцать стульев» и «Золотого теленка» зачитали до дыр, а книгу «Что рассказывали древние греки о своих богах и героях» изучили так, что весь пантеон богов подводники знали едва ли не лучше самих древних греков.

Ранним утром 5 ноября на горизонте появился американский берег. Небо над Сан-Франциско прикрывали многочисленные аэростаты воздушного заграждения. Встретивший советские подлодки еще в открытом океане дирижабль развернулся и проводил корабли до входа в бухту.

Лодки миновали плавучий маяк Сан-Франциско, пролив Золотые Ворота и, войдя в залив, ошвартовались в устье реки Нэпа у одного из пирсов судостроительной верфи «Неви-Ярд», что в 30 милях от Сан-Франциско. Как и в Датч-Харборе, все повторилось — огромная толпа жителей, радушная встреча, ненасытное любопытство, самые разные, порой нелепые вопросы.

Работники советского консульства в Сан-Франциско постарались, чтобы подводники чувствовали себя как дома. Годовщину революции моряки праздновали вместе со всей советской колонией в консульстве. Все разговоры, конечно, касались небывалого перехода наших подлодок, вспоминая о гибели Л-16, обсуждались возможные опасности на маршруте Сан-Франциско — Панама. Во время официального приема командир американской подводной лодки, выпив лишнего, начал угрожать русским морякам. Американцы немедленно удалили его из консульства и постарались загладить инцидент, но наших подводников это обстоятельство насторожило.

Стоянка в Сан-Франциско заняла несколько дней. Здесь на лодках провели текущий ремонт, пополнили запасы топлива и, памятуя о предстоящей тропической жаре, установили бытовые холодильники. Американцы буквально завалили наши корабли фруктами. Для лучшего взаимодействия на каждую лодку было выделено по одному человеку, хорошо говорящему по-русски. Как правило, все они являлись эмигрантами. Подводники были удивлены, с каким рвением эти люди, уехавшие из России, выполняли свои обязанности, как доброжелательны были по отношению к русским морякам, стараясь хоть чем-то помочь своей далекой воюющей родине.

9 ноября командир американской флотилии подводных лодок устроил банкет в честь наших моряков. Отдавая дань их мастерству, американцы вручили А. Трипольскому и командирам советских подлодок нагрудные знаки подводников флота США.

Американцы снабдили русских капитанов картами и лоциями на предстоящий переход до военно-морской базы Коко-Соло в Панаме, ознакомили с обстановкой в этом районе. 11 ноября в штабе контр-адмирала Форелла состоялось последнее совместное совещание русских и американских военных. Наиболее опасным американцы считали участок пути между Сан-Франциско и Сан-Диего, где неоднократно обнаруживали японские подлодки, Панамский канал также был зоной активной деятельности японских и немецких субмарин.

В полдень 12 ноября С-56 и С-51 в сопровождении эсминца с бортовым номером 138 покинули гостеприимный Сан-Франциско. На сутки раньше вышли две другие «эски».

Под тропиком козерога

Курс советских подлодок был проложен в 100—300 милях от побережья. По прошествии трех часов на горизонте появился авианосец «Саратога», который со своим эскортом направлялся в Сан-Франциско. Корабли разошлись встречными курсами, и океан снова стал пустынен. Днем подлодки двигались клином со скоростью 16 узлов, ночью, замедлив ход до 12 узлов, перестраивались в кильватер.

Подводники теряли аппетит — на камбузе уже не готовили ни первое, ни второе. Вахтенным время от времени выдавали кусочки льда. Снарядный погреб разогрелся так, что каждую минуту готов был взорваться. По инструкции его полагалось затопить, но вода за бортом вряд ли могла охладить боезапас, да и совсем не хотелось остаться без оружия за тысячи миль от дома. Щедрин после невеселых размышлений решил сократить экипажу норму выдачи холодной воды, а половину получаемого в холодильнике льда приказал выделять на охлаждение снарядного погреба. Сигнальщики, несущие вахту на самом солнцепеке, столкнулись с неожиданной проблемой — их внимание нередко отвлекали огромные морские черепахи, то и дело встречавшиеся на пути субмарины.

Утром 17 ноября у побережья южной Калифорнии С-56 вновь была атакована неизвестной подводной лодкой. Вахтенный матрос Д. Подковырин вовремя заметил пузырчатый след торпеды, несущейся прямо в борт кораблю. Щедрин мгновенно скомандовал: «Оба самый полный! Передать флагману: торпеда справа!» — и лодка помчалась наперегонки со смертью. На сей раз смерть опоздала — торпеда лишь вспорола кильватерную струю метрах в 50 за кормой. Только спустя полчаса советские подлодки решились сбросить скорость до 16 узлов.

Наконец, оставив позади почти 4 тысячи миль, проведя в плавании 12 суток, подводные корабли оказались у побережья Панамы.

В тот же день, около полудня патрульный катер ВМС США встретил в условленной точке наши субмарины, которые под его проводкой направились в Панаму. В этом опасном районе подлодки были вынуждены плестись с черепашьей скоростью 10 узлов — американская посудина быстрее идти не могла. К счастью, вскоре разразился тропический ливень, с неба хлынули такие потоки воды, что в 50 метрах ничего не было видно. Ночью обе группы подлодок встретились. Утро 25 ноября застало их на реке Рио-Гранде — подходном фарватере к каналу, а вечером, после 6-часового следования каналом, дивизион дальневосточных субмарин швартовался к пирсу военно-морской базы Коко-Соло.

На стоянку в Коко-Соло отводилась неделя — от Владивостока до Панамы корабли прошли 9,4 тысячи миль, и дизельные двигатели требовали профилактического ремонта. Кроме того, надо было отрегулировать кингстоны, покрасить корпуса лодок. Работы хватало, а условия оставляли желать лучшего — жара, казалось, решила испытать на прочность русские подлодки и их экипажи. На палубе и пирсе, где производились основные ремонтные работы, натянули тенты, оборудовали души. Но все равно мотористы, работавшие с раскаленным металлом дизелей, нередко обжигали руки. От изнуряющего зноя моряки спасались ежечасным приемом душа, а от жажды — лимонами.

Вся неделя, отведенная на стоянку в Коко-Соло, прошла в напряженном труде. И все же именно эти нелегкие дни подводники вспоминали потом с особенно теплым чувством — события под Сталинградом словно добавили им и сил, и уважения со стороны союзников.

Утром 2 декабря командиры подлодок прибыли в штаб базы, где их ознакомили с обстановкой на маршруте перехода Коко-Соло — Гуантанамо — Галифакс. Карта Карибского моря и Мексиканского залива оказалась вся испещрена кружками — так обозначались места обнаружения немецких подлодок. Суда, потопленные ими, были нанесены на карту в виде крестиков — таковых набралось тоже немало. Наших подводников предупредили, что в Атлантике действуют как одиночные подлодки противника, так и их завесы. Наибольшую активность вражеские субмарины проявляют на широте Нью-Йорка и в окрестностях Ньюфаундленда. На сей раз первыми отправлялись С-51 и С-56.

К полудню все приготовления были завершены, и в 2 часа дня обе советские субмарины под звуки «Интернационала» вслед за американским патруль-ботом вышли в Карибское море.

Подлодки встретил штиль, видимость была прекрасной. Стояла одуряющая жара. Здесь подводникам довелось наблюдать то, что пока они видели лишь на картах: полузатонувшие суда — жертвы немецких субмарин. Пришлось выставить дополнительных наблюдателей и все время идти противолодочным зигзагом. Вечером 4 декабря миновали Ямайку, а на следующий день причалили к пирсу военно-морской базы Гуантанамо. Менее 4 часов понадобилось для того, чтобы получить информацию об обстановке в проливах между Багамскими островами и сменить эскорт. И вот уже берега Кубы, поросшие пальмами и мангровыми лесами, остались далеко позади — лодки двинулись навстречу новым испытаниям в Атлантике.

В тисках «хурикана»

В коротких тропических сумерках растаяли за бортами советских субмарин знаменитые пиратские острова — Гаити и Тортуга. Накрывшая море ночь добавила чернильной тяжести его водам. Ветер посвежел, обещая скорую бурю.

6 декабря лодки оказались в Саргассовом море, вечером пересекли Северный тропик. Американский сторожевик распрощался с нашими субмаринами и лег на обратный курс, а лодки вскоре вошли в теплые струи Гольфстрима.

Несколько дней подряд штормило, но на третьи сутки плавания море буквально впало в бешенство: лодки настиг свирепый антильский «хурикан» — мощнейший тропический циклон, чьи стальные объятия погубили не одно судно. Среди исполинских волн, в диком реве урагана и давящем мраке ливня лодки потеряли друг друга.

На С-56 вода через люк и шахту подачи воздуха к дизелям заливала отсеки так, что не помогали помпы, лодку то и дело клало на борт — крен достигал 45°, сгорела гиросфера компаса. 9 декабря подлодка вошла в «глаз» бури, а к вечеру море словно обезумело в своей чудовищной ярости. Казалось, в этом страшном водовороте, раскалывающем на кусочки весь мир, перемешались ветер, небо, море и нет больше ничего вокруг, кроме жуткой свистопляски беснующихся стихий.

Лишь 10 декабря шторм начал несколько утихать. Измотанная ураганом подлодка была отброшена от намеченного курса на 60 миль. С-56 нуждалась в ремонте — поврежденными оказались цистерны главного балласта, был покорежен легкий корпус, затоплен снарядный погреб, вышли из строя некоторые механизмы.

Уже на широте Нью-Йорка резко похолодало, пошел снег. 11 декабря в условленной точке рандеву встретились обе подлодки, которым довелось испытать тяжелый нрав «хурикана». С-51 досталось не меньше, так что стоянка в Галифаксе обещала быть долгой. До канадского порта оставалось совсем недалеко, но С-56 на этом переходе предстояло пережить еще одно очень неприятное происшествие, во время которого субмарина, потерявшая ход, едва не стала неподвижной мишенью для кораблей союзников.

Из воспоминаний Григория Щедрина: «Во время тяжелейшего урагана в Атлантике, когда лодка вдоволь „нахлебалась“ воды… вдруг заглохли сразу оба двигателя. И как всегда, в самое неподходящее время. Произошло это на подходе к Галифаксу в момент встречи с союзным конвоем, охранение которого развернуло на нас пушки, а транспорты шарахнулись в стороны. К лодкам уже мчались три канадских эсминца, высланные навстречу, но еще не успевшие нас опознать… Мы пережили жуткие четверть часа».

Пройдя в сопровождении канадского эскорта «гнилым углом» Атлантики, славящимся отвратительной погодой и бессчетным количеством кораблекрушений, обе подлодки 12 декабря прибыли в Галифакс. Здесь стояли двадцатиградусные морозы и палубы наших субмарин, на которых еще недавно моряки изнывали от зноя, были покрыты слоем льда.

Канадское гостеприимство

В Галифаксе наконец собрались все пять наших подлодок, следующих в Полярное. Здесь решено было сделать длительную стоянку, чтобы основательно подготовиться к переходу через океан, благо порт, являвшийся главной базой атлантического флота Канады, имел для этого все возможности. На советских кораблях требовалось устранить многочисленные повреждения, полученные во время шторма. Объем работ был очень велик, и только участие канадцев помогло справиться с ремонтом.

Пробыв в Галифаксе более двух недель, вечером 29 декабря от причальной стенки Адмиралтейской гавани отошла С-56 — последняя из советских подлодок.

Через Атлантику

Тяжелые глыбы облаков улеглись на поверхность океана. Дождь и мокрый снег снижали видимость, и корабли время от времени теряли друг друга. За день до Нового года подводники попрощались со своим провожатым — американским эсминцем «Бернадоу». Теперь каждой лодке предстояло самостоятельное плавание через Атлантический океан.

31 декабря С-56 шла у берегов Ньюфаундленда — там, где встречаются теплая река Гольфстрима и студеные воды Лабрадора, где океан всегда бурлив, а туманы особенно густы. Барометр непрерывно падал, что не предвещало ничего хорошего, и Щедрин отдал приказ о погружении. Прошло не более четверти часа, как вдруг лодку сильно накренило на корму и корабль стал терять плавучесть. Раздался жуткий скрежет по левому борту. О произошедшем затем Щедрин впоследствии вспоминал: «Мина заграждения… Нарвались на минреп (трос для крепления якорной морской мины. — Прим. Vokrugsveta.ru)» — вот первая мысль.

— Стоп моторы! Жду взрыва. Но все тихо. И сразу резкий толчок. Лодку застопорило, ниже она не идет. А дифферент на корму нарастает. Стук и скрежет в районе седьмого отсека. Что-то нас держит… Минреп? Не похоже. Но, может, висим и на минрепе, зацепившись кормовым горизонтальным рулем. Я обрел способность спокойно рассуждать. Представляю себе так: толчок был настолько резким, что мы бы уже давно подтянули к себе мину и ушли к рыбам на завтрак. Нет, не минреп… Мы все еще тремся обо что-то кормой. И у этого «что-то» немалая площадь, большая держащая сила. Несмотря на солидную положительную плавучесть, лодка никак не может всплыть… Так что же нас держит?

Почти уверен: затонувший корабль. Мы висим на его мачтах. Лодка, видно, попала кормой под рею. Потому и скрежет на палубе…

Когда я решился дать двумя электромоторами полный назад — лодка задрожала, затряслась… Вдруг раздался шум и грохот, совсем как при валке деревьев в лесу, только железных. Мы сломали и свалили на себя мачту или трубу. Во всяком случае, то, что упало, оставило метки на краске наружных бортов и палубе, оборвало радиоантенны… Но главное — мы выбрались, не поломав ни винтов, ни рулей».

…Приближался Новый год. В предпраздничной суете Щедрин вдруг заметил, что они не захватили в Канаде елку. Комиссар субмарины Дмитрий Богачев в ответ только разводил руками: «Канадцы продавали елки не вырубленные, а выкопанные с корнями и землей. Куда нам такую? А рубить жаль!». Пришлось делать елки самим — из проволоки и выкрашенной зеленкой марли. На камбузе коки готовили сюрприз к новогоднему столу, нещадно гоняя всех, пытавшихся раскрыть «военную тайну».

«Подарок» подводникам приготовило и ведомство Геббельса — побледневший старшина радистов Николай Пустовалов доложил Щедрину, что берлинское радио на волне Коминтерна на русском языке сообщило о выходе из Галифакса пяти советских подлодок, три из которых уже потоплены, а остальные «преследуются доблестными морскими силами фюрера». Выслушав, Щедрин привел Пустовалова в чувства и запретил ему говорить об этом кому бы то ни было, справедливо полагая, что сообщение лживо. В полночь на мостике раздались звуки рынды. Щедрин по переговорным трубам поздравил команду, обошел все отсеки, поднялся на палубу.

Первое утро нового года было туманным. К полудню лодка взяла курс на север, к Датскому проливу. Океан разгулялся не на шутку — в это время года штормы Северной Атлантики жестоки, как никогда. Ветер крепчал, укрыться под водой лодка не могла — ресурс батарей был практически исчерпан, да и отставание от графика к этому не располагало. Все ощутимее становилось холодное дыхание Гренландии. По палубе прокатывались тонны ледяной воды, темные горы шестиметровых волн заливали рубку и центральный пост, били и раскачивали лодку, а барометр продолжал падать.

Во время атлантического перехода команде С-56 практически не пришлось отдыхать — непрерывный шторм не давал ни минуты покоя, по трюмам отсеков гуляла вода, жестокая качка сбрасывала людей с коек. Кока Василия Митрофанова обварило кипятком при раздаче пищи. Вахтенные офицеры и сигнальщики стояли в мокрой обмерзшей одежде на палубе по четыре часа. Взглянув как-то на своего самого зоркого сигнальщика Васю Легченкова, дрожащего от нестерпимого холода, Щедрин приказал меняться каждые два часа. Лишь штурман Юрий Иванов почти беспрерывно находился на обледеневшей палубе, надеясь «поймать» в секстант солнце или звезды. Несмотря на шторм, С-56 продвигалась вперед с прежней скоростью. Север приветствовал подлодку айсбергом и полярными сияниями. 6 января ветер достиг ураганной силы, лодка затерялась среди пятнадцатиметровых волн. Щедрин, настоявшийся на мостике, слег с температурой под сорок.

Атлантика продолжала неистовствовать. 8 января океан рассвирепел — силу ветра уже невозможно было оценить в баллах, а высота волн порой превышала 18 метров. Трещал легкий корпус лодки, повредило цистерны главного балласта — все они стали пропускать воду, изуродованными оказались кормовые надстройки, покорежило рули. Лишь утром 11 января подводники увидели на горизонте очертания Гебридских островов. Субмарина обогнула побережье Северной Шотландии, вышла в Северное море и 12 января в сопровождении британского тральщика прибыла в Росайт, где уже стояли С-54 и С-55.

В Соединенном Королевстве

После тяжелых испытаний в двух океанах лодкам был необходим серьезный ремонт. С-56 поставили в док, экипаж разместился на плавучей базе. Несмотря на то что в Росайте располагалась одна из крупнейших ремонтных баз флота, работы на наших подлодках шли крайне медленно. Чтобы ускорить ремонт, Щедрину приходилось проявлять чудеса дипломатии, команда подлодки взяла значительную часть работ на себя, но все же проходили дни, недели, а С-56 по-прежнему оставалась в доке.

Кроме неприятных контактов с местными чиновниками, были у наших подводников и другие, гораздо более приятные встречи. В шотландской базе Данди русских принимали моряки флотилии подводных лодок, на которых воевали поляки, датчане, голландцы, французы и норвежцы. Подводные лодки из оккупированных стран Европы сражались у берегов Скандинавии — рядом с кораблями Северного флота, на который шли наши субмарины. Русским подводникам даже предложили вступить в интернациональную флотилию.

На плавбазе, где разместились моряки С-56, Щедрину часто приходилось встречаться со старпомом этого судна — ирландцем по имени Джон. Был он немолод, жил без семьи и редко покидал свое судно. За полтора месяца, что провели подводники на его базе, Джон все присматривался к русским. И вот незадолго до отплытия ирландец вместе со своим другом пришел на подлодку. Щедрин провел гостей по отсекам, пригласил к столу. Подняли тост за тех, кто бьет врага. В руках у Джона оказалась статуэтка — веселый матрос, в берете с помпоном, в широченных штанах — старинный моряк иностранного флота.

Джон сказал, что эта фигурка — Баникел Билл — покровительница лоцманов. Ему она досталась от отца, тому от деда, дед получил ее от прадеда — в их семье все были моряками. Надо бы передать ее сыну, но сыновей у Джона нет, и он просит советского офицера принять статуэтку. Это самое дорогое, что он может подарить русскому моряку, которого Баникел Билл непременно защитит от всех бед. Щедрин исполнил просьбу старого ирландца, и статуэтка прошла всю войну вместе с капитаном С-56.

28 февраля С-55 и С-56, эскортируемые патруль-ботом «Лох-Мантейн», оставили Росайт и взяли курс на Шетландские острова. Уже на следующий день лодки прибыли в Леруик — английскую базу легких сил флота. Стоянка С-55 заняла всего два часа, а через сутки вышла в море и С-56.

Последние мили

До Полярного оставалось лишь полторы тысячи миль, но расслабляться экипажу С-56 не приходилось — отвратительная погода и опасность встречи с кораблями противника держали в напряжении всю команду. 5 марта пересекли Северный полярный круг, и почти тотчас сигнальщики обнаружили неизвестную подводную лодку. Щедрин объявил боевую тревогу, собираясь атаковать, но в штормовых волнах субмарины потеряли друг друга.

Вновь шторм испытывал на прочность С-56. 6 марта в Норвежском море сломало ограждение кормового руля, которое угодило под гребной винт. Теперь С-56 снова нужен был ремонт. Утром 8 марта на горизонте показался заснеженный каменный мыс Териберский — одна из самых крайних точек СССР. Спустя несколько часов лодка вошла в Кольский залив. Долгое плавание заканчивалось. Стоя на мостике, Щедрин с волнением вглядывался в приближающуюся землю, еще не зная, что почти полтора десятка раз он будет возвращаться к этим скалистым берегам с победой.

…По-разному сложится судьба дальневосточных лодок. Две из них — С-55 и С-54 — погибнут где-то у Скандинавии вместе со своими экипажами. Три другие пройдут всю войну, снискав военную удачу и славу. Имя Щедрина очень скоро станет нарицательным на Северном флоте, его лодка удостоится наименования Краснознаменной и Гвардейской, а сам командир — звания Героя Советского Союза.

Уже после войны С-56 вернется во Владивосток Северным морским путем и станет первой подлодкой отечественного флота, совершившей кругосветное плавание. В 1975 году легендарную С-56 установили на пьедестале вечной славы на Корабельной набережной Владивостока. Теперь, пройдясь по ее отсекам, можно живо представить себе, как в далеком 1942 году сквозь яростные штормы, торпедные атаки, тропический зной и стужу Заполярья стремилась лодка на помощь Северному флоту.

_{Материал опубликован в журнале «Вокруг света» № 11, ноябрь 2003, частично обновлен в марте 2024}