Скромный платочек Улисса: как сирены оказались на Руси

С точки зрения древнерусской культуры Ахиллес и Гектор, Одиссей и Ясон, Персей и Эгей — не герои мифов, а исторические персонажи далекого прошлого. Поэтому сначала рассказы об их злоключениях, которые мы сегодня читаем как художественную литературу, приходили на Русь в составе переводных исторических сочинений, хроник.

Конечно, эти изложения не были подробными, а чудеса в них часто затушевывались или толковались рационалистически, как, собственно, и в переводимых источниках. Но с течением времени интерес к необычному усиливался, и чудесные существа выходили за пределы исторических текстов.

Первые сирены оказались на Руси благодаря Одиссею (он же Улисс, Улисан, Урекшиш и др.) и его участию в Троянской войне. Тексты о взятии Трои (ее история была известна не столько из поэм Гомера, сколько в поздних эллинистических, а затем и средневековых изложениях) содержали и повествование о битвах, и краткий рассказ о странствиях Одиссея.

В Хронике Иоанна Малалы (X в.), не особенно популярной, но все-таки переведенной на Руси, есть очень робкая попытка похищения сирен. Правда, они поглотили Сциллу (а Харибда, как и положено, поглотила корабли Одиссея), но все же не реализовались в качестве чудовищ. И сирены, и харибда здесь — просто слота, то есть непогода, а скалы (стены) сирен, оказывается, называются сладкоголосыми из-за шума волн.

В XV–XVII вв. «Троянская история», включавшая рассказ об Одиссее, становится популярной в рукописях, а в XVIII в. ее текст снова перерабатывается и неоднократно издается в виде книги «История о разорении Трои, столичного града Фригийскаго царства, из разных древних писателей собранная».

Считалось, что в основе этого переводного романа лежат свидетельства реальных участников и очевидцев Троянской войны (что, конечно, вызывает сомнения). Во вступлении читателя уверяют в достоверности описанных событий, а Овидий, Гомер и Вергилий обвиняются в искажении истории, введении каких-то смехотворных богов.

Вопреки всем этим заявлениям в «Истории о разорении Трои» очень много увлекательного и чудесного. Необыкновенные явления описываются достаточно развернуто, взять хотя бы кентавра Дама.

По мере возрастания интереса к троянским событиям появлялись и иллюстрации. Ранние русские изображения сирен очень целомудренны. Пользуясь тем, что эти гибридные существа обитают где-то в море, художники просто скрывали все «лишние» части водой (возможно, так выражалась еще и идея обмана, сокрытия монструозных частей).

На иллюстрациях к истории Одиссея из «Лицевого летописного свода» (XVI в.) эти кудрявые белотелые купальщицы сначала скромно толпятся где-то с краю картинки, а затем бодро переворачивают корабли вверх дном. Вообще иллюстрации к этому произведению довольно сдержанны в изображении чудесного или даже просто экзотического (как, впрочем, и сам текст).

Например, вместо греческих богов там действуют пророки или волхвы. Греческие цари, иногда даже герои-воины, одеты в платно, которое носили правители Руси.

Легендарный суд Париса происходит в присутствии трех пожилых пророчиц в платках: они нарисованы единообразно и отличаются лишь цветом одежды, а лестригоны с циклопами в этой трактовке — просто враждебные цари и царевичи.

В конце концов, «Лицевой летописный свод» все еще мыслился как историческое сочинение, но это не помешало рассказать в нем о кознях сирен.

Сиринес описаны как великое морское диво, полудевы-полурыбы, «в пучине гуляющие» и сладко поющие для мореплавателей. Их «чудны гласы чудным шумом» настолько хороши, что едва ли не лучше ангельского пения. Заслушавшись, люди забывают обо всем, засыпают, после чего сирены, поднатужившись, топят их вместе с кораблями.

Но хитроумный Одиссей ничуть не поддается искушению: он затыкает уши и себе, и спутникам, чтобы им не быть овеянными «подобным сна заблуждением». Более того, моряки убивают «боле тысящи» зловредных сирен просто благодаря тому, что оказались неподвластны их чарам (это соответствует некоторым античным версиям). Одиссей в ранних русских изложениях этой легенды вовсе не любопытствует послушать сирен и не выдумывает никаких привязываний к мачте.

Похожим образом сирены будут изображаться в XVIII в. уже в качестве назидательной эмблемы в печатной книге «Ифика иерополитика» и ее рукописном варианте (то есть кому-то так понравилась книжка, что ее переписали от руки и перерисовали картинки).

Здесь сирены — не только коварные губительницы, оставляющие за собой горы трупов, но и искушения мира в широком смысле. Автор говорит не столько о чудесном пении, сколько о содержании «песен», которым пленяются «сердца неутвержденных». «Бегай погибелнаго гласа сирен века сего» — поучает автор наивную молодежь.

Правда, гофрированный воротник скромного юноши в перерисовке становится больше похож на бороду старца, а таинственные сирены приобретают ехидные выражения лиц, да и грудь (признак опасной привлекательности) у них выражена сильнее, но на обеих картинках рыбьих или птичьих хвостов как не бывало. Центральной фигурой эмблемы является, конечно, человек в лодочке жизни, а не опасные девицы.

Наряду с грешником, который не слушает увещеваний, аспид соотносится с праведником, не слушающим речи искусителя, или даже с влюбленным, который должен опасаться чарующего голоса своей возлюбленной, чтобы не потерять власть над собой [41: 383–384].

Отголосок такой интерпретации приходит на Русь благодаря сиренам, которые в поучительной литературе становятся символом ложных ценностей. Едва ли существуют рассказы, в которых сирена заклинает аспида. Но на Руси эти чудища явно подменяют друг друга в историях о столкновении с человеком.

Вопрос только в том, на чью сторону нужно встать автору: охотника или жертвы. В поединке проповедника с грешником появится глухой аспид; в поединке праведника с искусителем будет прельщающая сирена. Главное, чтобы добродетельный человек не преподносился как монстр, хотя в позднее время появляется и такое.

Сирены как монструозные существа очень интересуют автора «Книги естествословной», который для качественного описания античных чудовищ обычно заглядывает в издание «Мифологической библиотеки». Там сирены названы сиринами, и подробный рассказ о них обещан в связи с приключениями Одиссея, но эта часть античного текста была утрачена, и автор «Книга естествословной» не смог воспользоваться материалами из нее.

Правда, в начале «Мифологической библиотеки» кое-что говорится о происхождении сирен от неких Мелпомены и Ахелоа — эта информация все же попала в «Книгу естествословную». Но автор — или, скорее, переписчик, — по-видимому, не разобрался с вопросами пола иностранных персонажей. Вместо пояснения «одна из девяти муз» о Мельпомене в рукописях сказано: «от девяти мужей».

Еще пара слов о сиренах есть в связи с путешествием аргонавтов. Когда герои «плыли близ сиринов, тогда Орфей, противное пение поя, аргокораблеников удержал» («Мифологическая библиотека»), — то есть заглушил сирен, но только не противным голосом, а вступив в музыкальное противоборство с ними.

Из этого источника, возможно, берется слово кораблен(н)ики, которое в поздних рукописях «Книги естествословной» все-таки заменяется на более привычных кораблеплавателей, но для описания дивных певиц ничего из этого эпизода не подошло.

К счастью, у автора «Книги естествословной» была еще одна отличная книга, где сохранился рассказ Одиссея. Это та самая печатная «История о разорении Трои» (XVIII в.). Там сирены называются сиренами, но автор «Книги естествословной» все-таки пытается воспроизвести вариант названия из «Мифологической библиотеки», хотя в рукописях этой главы до нас дошли в основном невнятные сирипы.

В оригинале глумливые сирены названы морскими чудовищами, но автор «Книги естествословной» заменяет это определение на более мягкое, дивеса. Исходно благообразная девичья часть становится прекрасной — как обычно у этого автора, чудовища украшаются.

В «Истории о разорении Трои» подробно описывается состояние, в которое впадают зачарованные сиренами люди: полное забвение себя и своих дел, прекращение всех разговоров, а затем погружение в сон.

Автор «Книги естествословной» толкует слово вещи (под которым скорее подразумевались земные заботы, цель путешествия) прямолинейно и говорит о физическом уничтожении моряками своих личных вещей и бросании весел. Правда, упоминания о спущенных парусах и покинутых веслах есть в латинском источнике и в еще одном русском переводе, более раннем, — возможно, автор бросил взгляд и туда.

Сирены в «Истории о разорении Трои» поступают как богатырши из «Лицевого летописного свода»: собираются вместе, а затем «опрометывают и топят» корабли. Подобные богатырские русалки изображены на гравюре из «Овидиевых фигур».

Пока моряки отчаянно затыкают уши, сирены спокойно разгуливают и по-деловому обсуждают сложившееся положение. По гравюре хорошо видно, что им море по колено, да и в подписи сказано, что ведут они себя совершенно как разбойники, несмотря на «умильное» пение.

Рассказ о победе хитроумного Одиссея над сиренами тоже сохранен в «Книге естествословной» — видимо, троянские события вызывают у автора больше доверия, чем «басни» о каком-нибудь Геракле.

Удивительно, но в этом рассказе Одиссея и его спутников спасают платки-убрусы, которые использовали русские воины. Замотанные платками уши — похоже, русское изобретение.

В латинском источнике было сказано без какой-либо конкретики, что Одиссей крепко заткнул, закупорил всем уши, и пения не было слышно. В переводе для русского издания, наверное, из-за слова крепко появилось дополнение про голову: «и главу крепце обвязах».

А автор «Книги естествословной», большой эрудит и любитель конкретики, уточняет, что средствами этих манипуляций были воск (о котором он явно знал из другого источника) и убрус, то есть полотенце или платок.

_{Отрывок из книги Ольги Кузнецовой «Похищение чудовищ: Античность на Руси». М.: Издательство АСТ, 2022.}