Совсем как люди: 6 колоритных портретов городов, которые познакомят с ними лучше любой экскурсии

Если бы города были людьми, как бы они выглядели, говорили, пахли, жили? С самого детства я воспринимаю города именно как людей. Родной ли это мне город — как Москва и Ереван — или знакомство было шапочным, как, например, с Лондоном — для меня он все равно человек. Со своей биографией, привычками, слабостями. С каждым у меня свои отношения — дружба, флирт, равнодушие, неприязнь. Дошло до того, что я составила их портреты на основе своих впечатлений и воплотила их с помощью нейросети.

Вот они, мои города как люди. Точнее, некоторые из них.

Ереван

Ереван для меня — пожилой джазовый музыкант с техническим образованием в анамнезе. Отец его родом из села в горах Армении, мать — из франко-ливанской семьи репатриантов.

Хоть и ездил в детстве на лето в село, но человек он до мозга костей городской. Одет вроде бы в классику, даже консервативно, но с такой изюминкой, что даже издалека его ни с кем не спутаешь, сразу видно — это он.

Смуглый, с сединой. Рукопожатие крепкое, а ладонь сухая и теплая. От него пахнет смесью парфюма, кофе и дыма — то ли от сигарет, то ли от мангала. Глаза строгие, но улыбка такая шикарная и неожиданно обаятельная, что влюбиться в него может слету даже юная девушка.

Он много курит — привычка с молодости. Выпить тоже может много, но не пьянеет совсем. Сидит подолгу в кафе с чашкой крепкого черного кофе и стаканом ледяной воды. Здоровается с прохожими, потому что почти со всеми знаком. Любит поесть и угостить, хорошо готовит, смешивая ближневосточную, армянскую и европейскую кухни.

Лучшие его годы прошли в СССР: молодость, здоровье, полный расцвет сил и куча перспектив, несмотря на советский строй — его он как будто и не замечал. Даже джаз ему играть не запрещали. Поездил по миру, но любит только свой крепкий дом из розового камня, где на огромном увитом виноградом балконе с видом на Арарат собирает близких друзей поиграть в нарды и повспоминать молодость. Жена, заслуженный филолог-русист, профессор университета, приносит им на подносе кофе.

Дети его разъехались: кто в Америке, кто в России. Летом в доме трехкратный прирост населения: сыновья и дочери приезжают с говорящими на разных языках внуками. Хоть он с трудом воспринимает новое, но гордится продвинутостью детей, а обожаемым внукам позволяет все. Мечтает, чтобы они вернулись насовсем. Но молчит.

Когда есть настроение, садится за инструмент и выдает свой особенный авторский джаз. И в музыке его — все, что я здесь напридумывала.

Москва

Ее оказалось трудно описывать. Потому что она моя.

Ереван — мой родственник. Моя кровь, моя семья, неизменяемая заводская прошивка, то, от чего не уйти. Москва — моя подруга. С которой я могу расходиться во многом или подолгу не видеться, но к которой тянет всегда.

Я знаю ее всю жизнь. Мы вместе прошли советское детство — уютное, сытое и спокойное. И обе были такими же. Во всяком случае, такой я ее помню.

Помню 90-е, бурную молодость, когда она пошла вразнос, когда нам с ней некогда было поговорить — слишком много всего происходило. Помню все ее загулы, бандитские разборки, политические метания. Ее растерянность и безденежье, когда приходилось торговать чем придется, чтобы выжить. Ее деловитость и меркантильность, когда деньги наконец появились — не потерять бы. И все это — не снимая с лица парадной улыбки, потому что иначе нельзя. Лицо-то — официальное.

Помню всех ее бывших, все браки и разводы, громкие скандалы и головокружительные романы. Как к ней ломились отовсюду, как хотели с ней быть, брали от нее что могли, при этом ругали за жесткость и неприветливость. Считали злой.

— Ты же знаешь, что я не такая, — устало говорила она.

И я отвечала:

— Да, знаю.

Потом мы расстались надолго. Я всегда скучала по ней и знала, что она тоже скучает. Могли годами не видеться, но во время редких встреч было чувство, что никогда и не расставались — как это бывает у лучших подруг.

Помню, как после долгого перерыва увидела ее сильно изменившейся. Помолодевшей, модной, с качественным «тюнингом» поверх следов усталости. Немного чужой, но очень красивой и как будто успокоившейся.

— Похорошела-то как, мать! Видать, хозяин удачный? — Она в ответ иронично закатывала глаза, но смеялась, довольная.

А потом… Мы сидели на кухне, молча смотрели в точку и курили одну сигарету за другой, хотя обе бросили давно.

— Что творится? Что же творится, подруга…

— Да … вообще, — глухо ответила она. Помолчала еще с минуту, затянулась последний раз и выбросила сигарету.

А потом снова надела парадную улыбку. И пошла, улыбаясь.

Париж

«It’s a love story between your bag and my book», — мужчина за соседним столиком кафе обаятельно улыбнулся и придвинул свой буклет с художественной выставки ближе к моей сумке. Они действительно хорошо смотрелись вместе.

«О, французский флирт?» — успела подумать я. Но к этому симпатичному французу уже спешил другой симпатичный француз. Париж — он такой, да. Ему нравятся и мужчины, и женщины. Да кого он только в жизни не повидал…

По его красивому лицу невозможно определить возраст: благодаря хорошей генетике выглядит молодо, но явно немолод. На лице отражены все пороки — впрочем, это и привлекает.

Одет со вкусом, но не очень опрятен. Живет в небольшой квартирке с собакой. Курит. Скуповат, но это становится понятно только при долгом общении. Любит вкусно поесть, не терпит перекусов на ходу, может просидеть за столом несколько часов за едой, вином и разговорами. А в разговорах он знает толк — так же, как в еде и вине.

И в красоте. Все делает небрежно, с легкостью, не заморачиваясь, а получается красиво. Любит искусство — любое, разбирается в нем… живет в нем. У Парижа нет четкого разделения: вот это моя деловая жизнь, это социальная, это личная, а вот это — духовная и здесь будет искусство. Искусство будет везде.

Он парадоксально сочетает толерантность со снобизмом. Знает себе цену. Хотя с удовольствием принимает гостей, никогда не ставит гостя выше себя. Но людей все равно притягивает к нему как магнитом — именно потому, что он такой. Именно за то, что Париж всегда остается собой.

Дубай

Его жизнь — рекламная картинка. Он всегда этого хотел. Молодой, красивый. Холеная бородка из салона, большие влажные черные глаза под бровями из того же салона. Подтянутое тело, дорогая одежда. Когда-то, в самом начале хорошей жизни, слишком увлекался стилем «дорого-богато»: «ролексы» на запястье, огромные машины, смартфоны в бриллиантовых чехлах… Сейчас стал поспокойнее: стоит это все столько же и даже больше, просто выглядит скромнее и не так блестит.

Слишком рано он разбогател. Просто повезло. Неожиданное наследство. Но надо отдать ему должное — наследство не промотал, а преумножил. Хотя поначалу, ошалевший от вседозволенности, скупал подряд все самое дорогое — вкуса и опыта, чтобы правильно распорядиться богатством, не было… Но он быстро учится. Очень быстро. Схватывает все тенденции. Старички уже устали, выдохлись. А у него все впереди.

Он обладает даром правильной коммуникации и привлекает людей. С ним стремятся проводить время: делать бизнес, работать, развлекаться. Он понимает, что на самом деле никто из них его не любит. Но ему этого и не надо. У него есть семья — родители, родственники. Только их любовь имеет значение, только их мнение. А чувства всех этих миллионов залетных — да зачем они ему? Они используют его, и он использует их.

Они говорят: у него нет души. Ну и пусть. Время покажет, у кого что есть. Пока у него есть деньги — и этого достаточно.

Он не женат. И не собирается. В ближайшем будущем, по крайней мере. Гордится своей мужской сущностью и меряется с друзьями… небоскребами. И у него всегда больше.

Он знает, что потом, когда-нибудь, у него будет все: и история, и солидная репутация, и семья, и искренняя любовь. Станет таким же старичком, как остальные. И душу его все разглядят. А пока молод — надо работать и отдыхать по полной. Пока есть силы. И деньги, слава Аллаху.

Лиссабон

«Я старая, сердце мое, я же такая старая», — говорит она, а в голосе — не грусть, а улыбка. Да, она выглядит немолодо, но красота ее с возрастом не угасла. Не та красота, от которой захватывает дух, а та, с которой хочется подольше находиться рядом. От которой тепло.

Она крепка телом и душой. У нее смуглая кожа и синие глаза. Глубокий голос, совершенно молодой. Печальные песни удаются ей особенно хорошо. О том, что было и чего уже не будет.

Она сидит на потертых ступенях и поет, прикрыв глаза, а когда открывает — в них снова улыбка. «Ох, какая я была когда-то… Таких людей знала, такими тайнами владела. Столько имела, столько теряла. Но это давно было, очень давно, — улыбается. — Сейчас мое главное богатство — это люди. Это океан. Это мои песни. Эти дома, эти краски, какая красота вокруг, смотри. Это все мое. Пойдем в дом, мое сердце, я угощу тебя обедом. Очень вкусная рыба, любишь рыбу? И обязательно выпьем вина! Я много чего расскажу…»

И я иду за ней, сажусь за стол, ем рыбу, густой суп, горячий сладкий десерт, пью ни на что не похожее вино, разглядываю керамические изразцы на стенах, картины и книги, слушаю ее истории. И мне так тепло, что не хочется уходить.

Лондон

Казалось, что я все о нем знаю — еще до того, как мы увиделись. Столько слышала и читала с детства, и язык учила, и фильмы смотрела, и все штампы и стереотипы в уме сохранила. А он оказался… ну да, с одной стороны, очень знакомым, почти родным. А с другой — совсем не таким, каким когда-то представлялся. Он из тех, кто с первого взгляда вызывает интерес и желание узнать поближе. Со второго — уважение с долей восхищения. И не раскрывается до конца, сохраняя загадку. Очень привлекательный тип, в общем.

Татуировки под костюмом Шерлока Холмса, безупречная вежливость и веселая разнузданность, рок-музыка и королевский оркестр — все это он. И если у других это выглядит как хаос — то он, наоборот, совершенно органичен.

В обеденный перерыв он выходит из офиса в небоскребе, идет в ближайший парк. Скидывает строгий пиджак (под ним оказывается модно-рваная футболка), снимает носки, садится на траву, ест бутерброд, смотрит вокруг. Рядом устроились семьи с малышами, отвязные подростки, пенсионерки, похожие на королеву-мать. Ему комфортно рядом с ними, и это взаимно.

После работы возвращается в двухэтажную квартиру в викторианском доме с узкой прихожей, крутой лестницей и бешеными счетами за коммуналку. Нет, он не курит трубку в кресле у камина (как положено), но чай действительно пьет с молоком. Играет на гитаре, пишет песни, иногда выступает в пабе с группой. Там же временами напивается в хлам, но лицо при этом умудряется не терять. Раз в месяц ездит к родителям в глубинку и с удовольствием погружается в консервативную провинциальную рутину, чтобы после выходных вынырнуть обратно, в бешеный ритм города.

Вопреки стереотипам он вовсе не мрачный, не строгий, но достоинство и сдержанность присутствуют всегда. Культурен и образован — не станет это выпячивать, но даст понять, что общаться вы будете только на его уровне. С ним хотят дружить, и он надежный друг, но близко подпускает не всех. Его ценят за умение вести разговор, за тонкую иронию и вежливый, но едкий юмор. Он любит собак, индийскую кухню и книжные магазины. Увидеть его надо хотя бы раз в жизни.