Стали умнее или глупее? Как компьютеры изменили мозг человека

Компьютеры влияют на то, как мы думаем. Первые компьютеры брали на себя простые задания, чтобы преумножить человеческие познания, и по мере огромных научных и инженерных достижений эти компьютеры в конце концов усовершенствовались настолько, что дали возможность создать Всемирную сеть.

Однако во многом именно благодаря транзисторам компьютеры настолько распространились, позволяя интернету проникать повсюду. До них мир был совсем другим, и сейчас ученые исследуют жизнь, неотъемлемой частью которой стали транзисторы, компьютеры и интернет, и задают вопросы. Теперь ученым уже точно известно, что прямо сейчас эти технологии формируют наш мозг.

Все ученые сходятся во мнении, что Всемирная сеть дотянулась до человеческого мозга, но спорят о том, делает ли это нас умнее или глупее. В ответ слышно только, что это «сложно понять» и «зависит от того, кого спрашивают». При проведении любого научного эксперимента необходимо, чтобы одна группа подвергалась воздействию, а другая в целях сравнения оставалась неизменной. Вторую группу называют контрольной, и она служит точкой отсчета для результатов эксперимента. Но при измерении влияния интернета невероятно сложно найти кого-то, кто бы с ним не соприкасался.

Как найти контрольную группу? Те, кто подходит по одному параметру, могут иметь другие характеристики, делающие их непригодными для сравнения: например, они говорят на другом языке, живут в нищете или принадлежат другой культуре, как амиши, например. Как бы то ни было, эта дилемма не мешает ученым, специалистам и обывателям высказывать логические или интуитивные соображения по поводу влияния интернета.

Лагерь оптимистов считает, что Всемирная паутина делает нас умнее. Всего пара кликов мышкой отделяет нас от искомых данных, которые со скоростью света переносятся по оптоволокну прямо на наши экраны. За время взмаха крылышек колибри мы можем узнать ответы на вопросы, к примеру: где находится Тимбукту? какой город является столицей Юты? сколько футов в одной миле? Всего несколько десятилетий назад поиск ответа на них занял бы больше времени, чем доставка пиццы. В прошлом нам приходилось доставать карту, открывать энциклопедию в библиотеке или использовать калькулятор и таблицу перевода мер.

Но другие видят влияние интернета в менее радужных красках. С 2008 г. эссе вроде того, что написал Николас Карр для Atlantic Monthly под заголовком «Делает ли Google нас глупее?», обращали внимание на тревожные звоночки, которые обозначились через десять лет после основания компании Google и восемнадцать — после рождения интернета.

Затем Карр написал книгу «Пустышка. Что Интернет делает с нашими мозгами» (The Shallows), в которой рассуждал, что Всемирная сеть — как шведский стол с разрозненными фактами, разнообразными форматами (текстом, картинками, видео- и аудио-файлами) и всяческими ссылками, и информация сервируется в сыром, необработанном виде, а наш мозг должен это все переварить и осознать. Это огромная нагрузка для мозга.

Веками люди получали знания из книг, и наше серое вещество привыкло к последовательному мышлению, когда одна идея перетекает в другую, а потом в следующую. Но в сети идеи не перетекают — они налетают, тянут, толкают и трясут.

К тому же, чтобы справляться с таким потоком информации, люди приучились к новым способам чтения. Когда мы читаем веб-страницы, то находим нужное, бегло просматривая заголовки в поиске ключевых слов, не углубляясь в текст.

Наука о мозге утверждает, что с новыми привычками мозг развивает именно эти умения. Некоторые ученые и специалисты считают, что из-за использования интернета у человека развиваются такие навыки обучения, которые ослабляют способность размышлять глубоко.

Ученые выяснили, что наша память имеет подразделения: кратковременная память и долговременная, где первая хранит информацию несколько секунд, а вторая — годами.

Но существует еще и оперативная память, которая их соединяет, действуя как бумага для заметок, где прорабатываются идеи, извлеченные из долговременной памяти. Когда мы прикидываем, сколько чаевых оставить в ресторане, или вспоминаем следующий шаг в рецепте, или мысленно вращаем объект, все это происходит в оперативной памяти.

Емкость оперативной памяти ограничена. И в начале XX в. в этом убедилась телефонная компания, когда ей понадобилось усовершенствовать коммутатор. В 1920‑х гг. телефонные номера были семизначными, что с точки зрения математики позволяло давать уникальные номера жителям больших городов. Семь представлялось удачным выбором.

Сначала телефонные номера не были чисто цифровыми. Они состояли из цифр и букв. Например, номер в Нью-Йорке мог быть таким: «PEN(nsylvania) 5000». Но к 1960–1970‑м гг. во всех телефонных номерах уже было семь цифр. И возникла проблема. Люди ошибались при наборе номера, поскольку неверно запоминали цифры.

Компания Bell Labs спонсировала изучение емкости оперативной памяти для длинных чисел вроде 15553141593. Это помогло обнаружить два важных факта: во‑первых, если номер разбить на части — например, 1–555–314–1593, то его запоминают без ошибок, и поэтому именно так сейчас выглядят американские телефонные номера. Во-вторых, выяснилось, что оперативная память, как экспресс-касса, может обработать не больше определенного количества элементов. И для оперативной памяти это количество — около семи.

Потребление информации ограничено оперативной памятью человека. Как объясняет Карр в своей книге «Пустышка. Что Интернет делает с нашими мозгами», оперативная память будто зачерпывает информацию чашкой и переносит ее либо из озера долговременной памяти, либо в него.

Но сеть — это Ниагарский водопад. К тому же случайные брызги — то видеоролик, то интересный факт, то пост на Facebook (запрещенная в России экстремистская организация), то твит — сливаются в оперативную память, которая переносит их в долговременную, а мы все больше разбрасываемся.

Мы вступили в эпоху, когда со всех сторон за наше внимание борются заголовки-наживки, и уже не хватает времени на то, чтобы глубоко задуматься, пока мы порхаем от одной истории к другой. Наши знания поверхностны. Читая книгу, мы полностью погружаемся в детали и тонкости другого мира и плаваем на глубине. Но бродить по сети — все равно что пересекать мир вброд.

Мы плещемся на отмели, потому что дошли до критической точки емкости мозга и из-за этого вынуждены переходить к новому способу взаимодействия с информацией. В Голливуде творчески осмыслили эту тупиковую ситуацию, показав, чем для нас стал интернет.

В фильме 2000 г. «Помни» (Memento) человек по имени Леонард Шелби хочет найти убийцу своей жены. Но есть нюанс. Леонард страдает от нарушения памяти, из-за которого не запоминает новые события (оно называется «антероградная амнезия»). С помощью разнообразных предметов Леонард придумывает способ вспоминать произошедшее. Он находит в кармане полароидные снимки, на которых запечатлены его гостиница и люди, которых он «знает».

На его груди и руках набиты татуировки, напоминающие о фактах («убийца — Джон или Джим Г.»). На стене висит плотная бумага, на которой хранятся подписанные полароидные снимки. Все это заменяет ему память, только она находится за пределами тела, потому что его биологическая память (то есть мозг) повреждена.

Философы назвали бы такие вспомогательные приспособления «расширенным разумом». С ними «роль, которую раньше играл мозг, может перейти к внешним инструментам», говорит Дэвид Чалмерс, профессор философии Нью-Йоркского университета, соавтор статьи 1998 г. «Расширенный разум» (The Extended Mind). Ум Леонарда не внутри его черепа, а за его пределами.

Эта идея о расширенном разуме — не просто мудреная теория из философской статьи, написанной десятилетия назад. Эта концепция стала пророческой. Интернет действительно стал для всех нас расширенным разумом.

Расширение разума не требует посещения тату-салона или канцелярского магазина. Оглядываясь назад, мы понимаем, что люди из поколения в поколение в какой-то степени расширяли свой разум. Высеченные на древних стенах символы, глиняные таблички, свитки и книги — все это элементы расширенного разума, но сюда также входят списки покупок, бумажные стикеры, календари и перечни.

Понятие расширенного разума подразумевает соответствие нескольким критериям. «Мы это понимаем, мы этому доверяем, мы это используем», — говорит Чалмерс. Инструменты должны быть понятными, надежными и доступными. Интернет всегда у нас под рукой, так что теперь этому определению соответствует сеть.

Исследователи обнаружили: наше поведение настолько изменилось, что теперь уже не обязательно помнить то, что раньше было необходимо, например номер телефона своей матери. Ученые доказали, что мы больше не запоминаем факты, теперь важно знать, где их можно найти.

Вместо заучивания телефонного номера можно взять мобильный и дать ему команду показать нужную запись. Когда дело доходит до информации, для мозга на первом месте «где», а не «что». Нам не нужно держать в голове то, что могут нам дать приложения. Соответственно интернет перепрограммировал наш мозг. Мы превратились в гугл-мозги.

Древние культуры передавали свою историю при помощи устной традиции запоминания. Раньше школьники заучивали стихотворения, текст Геттисбергской речи или список штатов по алфавиту. Не так давно мы еще помнили наизусть телефонные номера, размер которых совпадал с емкостью оперативной памяти. Эти традиции ушли. Для некоторых то, что мы больше не помним телефонные номера, — свидетельство прогресса. «Невелика потеря», — считает нейробиолог Иглмен.

В этом симбиозе человека и компьютера есть некоторые преимущества. Счеты, механический компьютер Чарльза Бэббиджа, программа Ады Лавлейс^*, ЭНИАК^** и интегральная схема облегчили вычисления. Иметь доступ к чему-то, что может осуществлять расчеты, — это прекрасно, ведь мозг с этим справляется не слишком эффективно.

Но Всемирная сеть стала расширением разума в куда большем масштабе, чем когда-либо, и с ней мы привыкаем считать, что многое нам и не нужно знать. Легкость поиска чего угодно в Cети вредит нашей способности понимать и усваивать опыт.

Есть разница между знанием на практике и знанием по YouTube. Мудрость нельзя обнаружить в алгоритме. Понимание нельзя скачать.

Однако интернет затрагивает не только знания, мудрость и понимание. Творчество тоже. Наш мозг и то, как он творит, — очередная загадка нейронауки, но ученые уже определили участки мозга, которые увеличиваются в процессе творческих занятий.

У музыкантов это одна зона, у художников — другая, а у писателей — третья. О том, как мозг творит, у нас нет точных представлений, ясно одно: сеть на него влияет. И есть два противоположных вектора ее воздействия на способность к созиданию. Если определять креативность как комбинирование идей, их разделение и видоизменение, то с таким творчеством интернет может помочь. Так считает нейробиолог Дэвид Иглмен.

В процессе творчества есть несколько стадий — подготовка, инновация и производство. Интернет — прекрасный инструмент для первой стадии. «Интернет может очень быстро предоставить исследователю информацию», — говорит Кеннет Хейлман, заслуженный профессор департамента неврологии Флоридского университета.

Но есть и минусы. Творчество — это не просто складирование идей, а процесс, в котором мозгу необходимо время на их неторопливое обдумывание. Творчество требует подготовки, но также нужно и время на созревание. «Когда человек находится наедине с собой и при этом расслаблен, его нередко посещают яркие творческие идеи», — писал Хейлман.

Один из классических примеров — сэр Исаак Ньютон, сидящий под яблоней. «Возможно, если бы Ньютон в тот момент проверял электронную почту, — писал Хейлман, — то в его голове не зародились бы творческие мысли». Будь его внимание полностью поглощено смартфоном, он мог и не заметить упавшее яблоко.

Как считает Иглмен, творческое состояние подразумевает «всепоглощающий интерес ко всему на свете» и «время на то, чтобы переварить и соединить что-то по-новому». Выполнение второго условия в современном мире не так-то просто. Наш технологический век противоречит творчеству. Даже кибероптимисты вроде Иглмена соглашаются с этим. «Разумеется, — сказал он, — в интернете есть тысяча способов убить время».

Время, которое мы проводим в cети, и наша склонность делать несколько вещей одновременно переполняют наш мозг. К тому же, когда оперативная память забита до предела, нас куда легче отвлечь. Отвлекающие факторы нынче стали мощнее, а использование интернета вызывает привыкание, и это мешает нам реализовать потенциал cети.

К тому же мы живем в современном мире с нашим древним мозгом. Наши умы охотников и собирателей существуют в эпоху, когда физически не на кого охотиться и нечего собирать, так что мы попадаем в замкнутый круг, охотясь за подписчиками и «лайками» в социальных сетях. Интернет мог бы стать инструментом, способствующим глубоким размышлениям, но то, как мы используем его, отвлекаясь на все подряд, никак не делает из нас мыслителей.

Мы понимаем, что оказались на распутье, и даже сами создатели этих технологий знают, что хотя мы с ними что-то выигрываем, но что-то и проигрываем. Во многих частных школах Кремниевой долины, где нет недостатка в деньгах, посетитель может обнаружить, что чего-то не хватает. Там нет компьютеров!

Некоторые родители в Кремниевой долине не дают своим детям использовать те самые технологии, которые сами же помогали создавать. Даже Стив Джобс, отец Apple, был среди таких «папочек-ретроградов». Некоторые кибер-оптимисты убеждены, что знают причину такого сопротивления. «Думаю, это просто страх перед новым», — сказал Иглмен.

Веками люди отвергали нововведения. В Древней Греции ученые мужи сетовали, что, когда студенты делают записи, страдают навыки устной традиции, и они глупеют. Возможно, компьютеры — всего лишь высокотехнологичный эквивалент этой проблемы. «Поиск золотой середины — вопрос из вопросов», — считает профессор Чалмерс из Нью-Йоркского университета.

Безусловно, что-то мы выигрываем от наших технологий. Исследования показывают, что в XX в. результаты теста IQ росли каждый год. Мы умнее своих родителей и их родителей. Мы больше знаем. Мы способны делать больше, чем они. Но здесь нет ничего нового. «Мы за несколько минут делаем то, что наши деды не смогли бы сделать и за несколько дней», — говорил Томас Эдисон в XIX в.

Впрочем, в наши дни можно за каких-нибудь восемнадцать минут прослушать в TED выступление эксперта и быть в курсе последних достижений в любой области. Интернет подарил нам то самое чувство соседства, которое предсказывал Сэмюэл Морзе.

Но при этом мы кое-что упускаем. «Лично меня беспокоит вероятность, что в некоторых случаях мы можем начать хуже соображать», — говорит философ Чалмерс. «Я бы точно не хотел, чтобы мы оказались в ситуации, — говорит он, — когда все занятия ребенка проходят через компьютер и компьютер является центром его внимания».

Как показывает случай Финеаса Гейджа, мы — это опыт нашего мозга. Если мы постоянно используем части мозга, требующие только элементарного усвоения, то и сами становимся недалекими людьми. Если мы не будем тренировать мозг глубокими размышлениями, то потеряем способность понимать, творить и мыслить.

Интернет, а также наши устройства и компьютеры поднимают вопрос, что значит быть человеком, ведь то, что важно для алгоритма, не совпадает с тем, что важно для нас. Всемирная сеть знает, с какой скоростью она осуществляет поиск, сколько результатов выдает и каковы самые популярные ответы. Она не может оценить то, что важно для человечества.

Для алгоритмов не имеют значения качество нашего сна, каникулы, язык, эмпатия, предубеждения, научные открытия, светляки, ночное небо, приватность и даже то, как человек думает. Соответственно, мы не можем требовать от технологий решения этих проблем, ведь они не могут оценить важность этих нематериальных вещей.

Все те ингредиенты, которые придают вкус жизни, — такие, как музыка, кино, еда, дружба, смех, справедливость, мир, истории, фестивали, случайные встречи, цветы, путешествия, письма от руки, любовь, правда, спорт, мода, объятия, восходы, закаты, каникулы, художественная проза, кофеин и книги, — для компьютера не значат ничего. Все это человеческие дела, так что они требуют человеческих усилий по их сохранению и даже защите.

Компьютерный процессор был изначально основан на принципах работы человеческого мозга, но теперь мы сами все больше становимся похожими на компьютеры. Однако не все аспекты жизни смертных можно связать с машиной. Наше серое вещество сложнее простого набора переключателей, которые быстро принимают решения «да» или «нет» с помощью сложного программного кода.

Человеческий мозг содержит загадку гениальности, творчества, воображения. Мы несовершенны и не слишком эффективны, но мы обладаем также гибкостью и отвагой. Мы делаем то, что противоречит логике, но также мы способны изобретать новое. Мы можем создать хаос, но также мы способны создавать красоту.

Рост влияния компьютеров заставляет нас всерьез задуматься о том, что же все-таки делает нас людьми. Мы стоим на распутье, и человечество должно решить, к чему стремиться — создавать более совершенные машины или совершенствоваться как биологический вид. Настоящий момент требует тщательно взвесить возможные пути развития. Этот момент также призывает нас быть храбрыми. Если нам не нравится направление, в котором мы идем, нужно набраться смелости выбрать новый ориентир и сменить курс.

Мы должны быть достаточно отважными, чтобы сменить траекторию.

_{Отрывок из книги Айниссы Рамирес «Алхимия и жизнь: Как люди и материалы меняли друг друга». М.: Издательство Альпина нон-фикшн, 2023.}