Что такое сознание?
В знаменитой статье 1974 года «Что значит быть летучей мышью?» философ Томас Нагель предложил неформальное, но практичное определение сознания, которое было принято многими современными нейроучеными, поскольку оно их вполне устраивает. Сознание — это просто «каково быть чем-то». Если быть системой что-то значит, если есть точка зрения, позволяющая наблюдателю воспринимать мир субъективно, то у этой системы есть сознание.
Мы все знаем, что есть ощущение в том, чтобы быть человеком, и кажется вполне вероятным, что может быть некое ощущение от того, чтобы быть летучей мышью, но, вероятно, нет никакого ощущения в том, чтобы быть камнем, рекой или песчинкой (хотя философия панпсихизма, как известно, оспаривает это предположение).
Субъективный опыт начинается, когда мы просыпаемся утром, и заканчивается, когда мы засыпаем, и возобновляется снова, когда мы погружаемся в сон. Мы точно знаем, что не все состояния мозга являются сознательными, ведь сознание затухает и затем вновь проясняется, а когда оно «выключено», мы даже не знаем, прошло ли какое-то время, пока сознание не вернется и мы не посмотрим на часы.
Опыт не является чем-то, что ассоциируется с каким-то объектом; даже мозг должен выполнять особый вид обработки информации, чтобы появился разум.
Первая четкая попытка определить сознание как феномен, достойный интеллектуального исследования, была предпринята около четырехсот лет назад, и мы все еще спорим о ней сегодня.
В одну судьбоносную ночь во Франции легендарный философ, математик и ученый Рене Декарт поставил эпистемологический мысленный эксперимент, подобный тому, который описан в шестой главе, в ходе которого он начал систематически подвергать сомнению все, что знал о бытии, и начал двигаться по нисходящей спирали глубоко беспокоивших его сомнений.
Этот метод затем даже получил название «метод сомнения», как назовет его Декарт, хотя это упражнение в равной степени направлено на обнаружение истины, а не только на сомнение в ней. При помощи аргумента от лица Демона он сформулировал проблему эпистемологии, проведя остроумный и странный мысленный эксперимент, вдохновивший с тех пор многих фантастов.
Что реально?
Предложив нам рассмотреть возможность того, что воспринимаемая нами реальность является искусственным творением некоего Демона с богоподобными способностями, одержимого желанием обмануть нас, Декарт логически доказал, что мы никогда не сможем знать наверняка, является ли воспринимаемая нами реальность настоящей или иллюзорной. В конце концов, сны часто кажутся совершенно реальными и логически последовательными, когда мы погружены в них.
То же самое касается галлюцинаций. Напрашивается вывод, что мы никогда не сможем быть уверены, бодрствуем ли мы наяву или находимся во сне, сконструированном нашим разумом. Это трудная проблема для философов, поэтому давайте назовем ее трудной проблемой реальности. Похоже, какого-либо систематического способа определить, что реально, а что иллюзия, попросту не существует.
Современная версия мысленного эксперимента Декарта могла бы гласить, что мы не можем знать наверняка, находимся ли мы в истинной реальности, называемой базовой реальностью, или же внутри некой компьютерной симуляции, разработанной для имитации реальности.
Эта возможность легла в основу сюжета блокбастера «Матрица». В нем декартов Демон принимает форму машинного интеллекта, который программирует виртуальную реальность настолько убедительно, что вводит людей в заблуждение, заставляя их верить, что симуляция — это реальность.
Этот фильм через два года после премьеры в 1999 году вдохновил оксфордского философа Ника Бострома выдвинуть гипотезу симуляции в провокационной статье под названием «Живете ли вы в компьютерной симуляции?», убедившей некоторых видных деятелей, например Илона Маска, в том, что мы, весьма вероятно, являемся цифровыми снами какого-то суперкомпьютера.
Сегодня такой ход мыслей — сомнение в природе или подлинности реальности — звучит как легкомысленная болтовня наркомана, но правда в том, что Декарт осознал очень глубокий и трудноуловимый аспект природы разума и космоса: наш ментальный опыт — всего лишь проекция, своего рода виртуальное представление о реальном мире «где-то там», и эта ментальная карта или модель не застрахована от ошибок. Размышляя о природе реальности, Декарт узнал кое-что о природе разума.
Я мыслю, следовательно, я существую
Несмотря на скептицизм и солипсизм его эпистемологического эксперимента, окончательный вывод Декарта заключается в том, что независимо от того, верно или нет наше восприятие мира, сам акт восприятия означает, что наблюдатель реален, даже если наблюдаемое им или ей таковым не является. Именно самореферентный акт размышления о мышлении привел Декарта к осознанию того, что «я не могу сомневаться в том, что я сомневаюсь». Как по волшебству, самореференция вывела его из нигилистического кошмара, в который он сам себя загнал. Метод сомнения привел его к истине его собственного существования.
Осознание того, что лишь сознательная сущность обладает способностью сомневаться, вдохновило Декарта на простое, но сильное утверждение «сogito, ergo sum», что приблизительно переводится как «я мыслю, следовательно, я существую». Другими словами, тот факт, что я переживаю некий опыт прямо сейчас, означает, что я, как сознательный наблюдатель, действительно должен существовать. В противном случае, кто или что задает вопрос «существую ли я?». Какой урок можно извлечь из мысленного эксперимента Декарта?
Вы можете сомневаться почти во всем, что касается существования, но только не в существовании самого себя. Сознание нельзя отрицать, от него нельзя отмахнуться. Редукционистское мировоззрение никогда не могло объяснить существование субъективного опыта, и по этой причине оно терпит фиаско как модель всей реальности.
Декарту принадлежит заслуга определения сознания как явления, достойного философского и научного исследования, но в то же время он виноват в той путанице, которая это явление окружает. Хотя он считал, что разум как-то связан с физическим мозгом (он ошибочно приписывал эпифизу роль источника сознания), он также утверждал, что сознание — «нефизическая» сущность, функционирующая независимо от законов физики или, по крайней мере, тех законов, которые были известны в его время.
И в этом смысле нельзя сказать, что он был совсем неправ (понимание проблемы сознания требует вычислительной базы, выходящей за рамки классической механики), но он ошибался, придерживаясь непроверенных, ничем не подкрепленных убеждений. Будучи набожным католиком, Декарт приравнивал разум к христианской концепции души, которая эфемерна и вечна. Это побудило его изобрести философскую позицию, известную как дуализм, согласно которой реальность состоит из двух видов несхожих субстанций: физической и ментальной, материи и духа, тела и души, мозга и разума.
Поскольку Декарт считал, что разум — это душа, он пришел к выводу, что люди — единственные животные, действительно обладающие сознанием. Нет души — значит нет разума. Другие существа, даже если они кажутся сознательными и ведут себя так, будто испытывают радость и боль, являются просто автоматами: машинами из плоти без внутренних ощущений, неспособными чувствовать или страдать. Он, конечно, знал, что у таких животных, как собаки, есть эпифиз — предполагаемый источник сознания, — но, видимо, из-за религиозных догм он не решился применить свою теорию к другим видам.
В результате бесчисленное множество собак подверглось пыткам, когда он экспериментировал на них в попытке лучше понять анатомию и физиологию человека. Это яркий пример того, как ошибочная философия и ненаучное понимание сознания могут привести к серьезным этическим и моральным преступлениям.
К счастью, упорные эмпирики последующих столетий признали, что концепция Декарта о разуме, действующем независимо от мозга, не согласуется с современной наукой. Как может нечто «нефизическое» оказывать влияние на физический мир? Этот парадокс известен как психофизическая проблема (или проблема разума и тела).
Мы живем в механистической Вселенной, где физические эффекты имеют физические причины, а нематериальный разум, управляющий вещами, уж очень похож на дух. После того как британский философ двадцатого века Гилберт Райл назвал модель разума Декарта подобием «духа в машине», дуализм разума и тела был признан сверхъестественной идеей, неуместной в науке.
Может показаться, что тем самым был достигнут некоторый интеллектуальный прогресс. Однако ученые и философы, отвергшие дуализм Декарта, предложили столь же непродуманное решение, скорее усугубившее путаницу, нежели устранившее ее. Поскольку Декарт определил разум как нечто изначально нефизическое, решение редукционистов заключалось в том, чтобы полностью исключить разум из картины мира.
Редукционистская альтернатива субстанциальному дуализму Декарта была названа материализмом, хотя позже ее переименовали в физикализм, чтобы включить в нее более абстрактные физические концепции, в частности энергию.
Материализм помог избавить науку от сверхъестественных концепций (например, души), но ценой полного игнорирования феномена сознательного опыта — единственного аспекта реальности, в котором мы можем не сомневаться, следуя девизу «cogito, ergo sum». С этой позиции сознание рассматривается как иллюзия, не влияющая ни на что в реальном мире.
Если мы принимаем материалистическую картину реальности, то мы должны признать, что наше ощущение свободы воли также является иллюзией. Это приводит ко всевозможным логическим нелепостям, что, впрочем, не смущает радикальных редукционистов, таких как немецкая ученая-физик и популярная видеоблогерша Сабина Хоссенфельдер, которая с полной уверенностью вновь и вновь повторяет, что у нас нет свободы воли, закрепляя эту идею в коллективной психике.
В 2016 году в блоге под названием «Свобода воли мертва, давайте ее похороним» (Free Will Is Dead, Let’s Bury It. — Прим. пер.) Хоссенфельдер написала: «Людям пора перестать утверждать, что у них есть свобода воли. Это ужасно раздражает. Настаивать на существовании свободы воли псевдонаучно, все равно как утверждать, будто гороскопы предсказывают будущее — это противоречит нашим знаниям о природе».
Не все физики согласны с этим. «Я уверен, что у нас есть свобода воли», — сказал Дэвид Дойч научному журналисту Джону Хоргану в видеоинтервью в 2018 году, и ему вторят одни из самых уважаемых в мире нейробиологов, например Джулио Тонони и Кристоф Кох, также отстаивающие реальность свободного выбора на механистической основе.
Считающие, что наша агентность — иллюзия, противоречат себе практически в каждый момент бодрствования. В конечном счете им приходится признать, что выбор, который они делают в повседневной жизни, на каком-то уровне реален, ведь в противном случае каждое мгновение было бы наполнено когнитивным диссонансом.
Как видно, материалистическое мировоззрение по своей сути непоследовательно, поскольку исходная посылка в корне противоречит истине опыта. Материалистов можно назвать дуалистами в стадии отрицания, которые признают свою свободу действий в частной беседе, но отрицают ее в научных высказываниях; они живут, сознательно контролируя свои действия, хотя и утверждают, что все их поступки предопределены физикой.
Например, в одном эпизоде подкаста 2019 года можно услышать, как популярный публицист и нейробиолог Сэм Харрис, сделавший карьеру на отрицании свободы воли, и его жена Аннака Харрис, автор книги «Сознание: краткое руководство к фундаментальной тайне разума» (в которой также отрицается свобода воли), обсуждают, должны ли они сообщать своему ребенку о том, что у них нет свободы воли. Но сам факт, что они ведут эту дискуссию, говорит о том, что в глубине души они оба верят в возможность выбора в этом вопросе!
Наши суды основаны на идее, что мы являемся агентами, которые хотя бы отчасти несут ответственность за свои действия (при условии когнитивного здоровья). Если это ошибочно, тогда систему правосудия пришлось бы признать совершенно нечестной и несправедливой. Я не говорю, что она полностью честная и справедливая, но дело не в этом.
Если верно, что ни у кого из нас нет свободы воли, мы не только должны быть освобождены от всякого наказания, но и любая награда оказывается тогда в равной степени незаслуженной. То есть спортивные трофеи, премии «Оскар» и «Грэмми», Пулитцеровская и Нобелевская премии — ни одна из них не была бы заслуженной, поскольку не было никаких заслуг. Когда все вокруг — просто частицы, сталкивающиеся друг с другом, и на этом все, агентность и выбор лишь иллюзии.
В упомянутой ранее статье «Био из бита» астробиолог и физик-теоретик Сара Уокер объяснила, почему многие представители общепринятой физики вынуждены занимать эту бессмысленную позицию: «Часто утверждается, что идея информации, обладающей причинной силой, противоречит современному пониманию физической реальности, которая описывается в терминах неизменных законов движения и начальных условий. Если детерминированные законы описывают всю реальность, то для макросистем (таких как живые организмы) просто не остается „места внизу“ для выполнения каузальных действий».
Эта предпосылка основана на космическом мировоззрении, которое популяризировал французский полимат восемнадцатого века Пьер-Симон Лаплас, вдохновившийся законами движения Ньютона и решивший применить их ко всему во Вселенной, включая отдельные атомы.
Логика Лапласа
В модели Лапласа развертывание реальности не что иное, как частицы материи, подчиняющиеся неизменным законам движения, так что их траектории в пространстве и времени полностью определены в момент рождения Вселенной. Итак, если бы вы могли каким-то образом узнать точное состояние Вселенной в тот или иной момент времени — измерить положение и скорость каждого атома в космосе, — тогда вы смогли бы узнать все о состоянии Вселенной в любой другой момент времени.
Все, что касается будущего, было бы абсолютно предсказуемо при простом расчете, включая всякое человеческое поведение, например то, что вы сделаете через сорок два дня или сорок два года. Эта модель предполагает, что мы никак не контролируем то, что происходит в мире или в нашей жизни, не принимаем решений, поскольку во вселенной Лапласа нет выбора.
Демон Лапласа — осуществленный Лапласом мысленный эксперимент — это богоподобное существо, обладающее способностью измерять состояние всей Вселенной и вычислять ее будущее, но в современной версии ту же роль мог бы играть невообразимо мощный искусственный интеллект. Если бы такая задача была выполнима, это привело бы ко всевозможным парадоксальным результатам.
Например, если бы этот искусственный интеллект мог предсказать ваши действия в какой-то момент времени в будущем, то разве не могли бы вы просто сделать что-то другое и пренебречь предсказанием? Этот парадокс подсказывает нам, что с этой концепцией что-то не так.
Несмотря на ее недостатки, эта философия превратилась в евангелие редукционистов, а модель Лапласа стала известна как причинный детерминизм, или просто детерминизм, или, более смело, научный детерминизм, причем последнее название призвано представить все, противоречащее этой доктрине, как фундаментально ненаучное.
Интересно, что ее также называют метафизическим детерминизмом, поскольку некоторые философы признают, что это метафизическая позиция и утверждение о том, какой может быть и не может быть реальность. Как мы увидим, существуют альтернативы детерминизму, представляющие собой не менее строгие модели причинно-следственных отношений.
Согласно модели Лапласа, причинная зависимость направлена «снизу вверх», то есть частицы, из которых состоят все объекты и организмы, в основе своей являются физическими сущностями, ответственными за все процессы. Несмотря на ощущение, что мы все время сознательно принимаем решения, умственная деятельность — это лишь частицы, следующие по заранее определенным траекториям. Не вы сами поднимаете руку, в основе движения руки лежит цепочка событий на молекулярном уровне.
Итак, если мы встаем на эту позицию, которую философы сейчас называют жестким детерминизмом, мы должны также признать, что свобода воли — иллюзия, и притом очень странная: это иллюзия, в соответствии с которой мы должны жить! Некоторые назвали бы такую иллюзию бредом. Если жесткий детерминизм верен, то мы все бредим.
Американский философ Джерри Фодор, один из основоположников когнитивной науки, высказался против этой точки зрения цитатой, выражающей то, что мы все в глубине души чувствуем по отношению к редукционистской реальности, если всерьез отнестись к ее последствиям: «Если не истинно в буквальном смысле слова, что мое желание — причина моих действий, мой зуд — причина моего почесывания… если ничто из сказанного не является истинным, тогда практически все мои убеждения являются ложными, а это означает конец мира».
Несмотря на огромное влияние, которое концепция Лапласа оказала на науку и философию, когда около столетия назад на научную сцену вышла квантовая механика, произошел сдвиг от классического детерминизма к фундаментально вероятностной модели реальности, возрождавшей идею индетерминизма, согласно которой будущее не определено в строгом смысле этого слова.
Отрывок из книги Бобби Азаряна «Романтика реальности. Как Вселенная самоорганизуется, порождая жизнь, сознание и сложность Космоса». М.: Издательство АСТ, 2024.
Читайте книгу целиком
Веками ответ на вопрос «Почему мы существуем?» занимал философов и религиозных деятелей, но сегодня, на заре XXI века, в эту дискуссию серьезно врывается наука. В этой книге нейробиолог Бобби Азарян объясняет, как выглядит современный научный взгляд на реальность, и исследует долгоиграющие последствия.
Азарян показывает, почему традиционные представления об эволюции Вселенной сегодня начинают изменяться и какие факты подталкивают ученых искать новую парадигму, объясняющую мир вокруг нас.
Карл Саган однажды сказал, что «мы — способ космоса познать себя». «Романтика реальности» показывает, что это поэтическое утверждение на самом деле опирается на научную основу и дает нам новый способ познания космоса — и ничего сверхъестественного не требуется.
Тысячью различных путей через многообразие наук, концепций и теорий Бобби Азарян показывает нам, как Вселенная самоорганизуется в систему, создает все более сложные структуры и движется от хаоса к осмысленности.