Тень Карафуто: что осталось на Сахалине от Японской империи

Южная половина острова Сахалин исторически была тесно связана с японцами, а в течение сорока лет, с 1905-го по 1945-й, находилась во владении Японской империи и называлась префектурой Карафуто. Автор «Вокруг света» предпринял путешествие по острову, чтобы найти уцелевшие следы этого исторического периода.

Мои поиски остатков японского материального наследия на Сахалине начались в окрестностях маленького города Макаров, находящегося на берегу залива Терпения. Городок был основан в 1892 году и в первые тринадцать лет значился на картах как село Селютора (в переводе с айнского — «деревня на суше»). Японцы переименовали его в Сирутору и создали здесь небольшой промышленный центр.

Кстати, в истории Сахалина немалую роль сыграла культура айнов: даже само название префектуры Карафуто образовано от айнского имени острова «Крафто».

Медвежье царство

При японцах в Сирутору и его окрестностях появились целлюлозно-бумажный завод, угольная шахта и несколько синтоистских храмов. Кое-что из этих объектов до сих пор остается на виду, а некоторые время скрыло так надежно, что об их местонахождении ныне знают лишь немногие. И тут неоценимую помощь мне оказал макаровчанин Владимир Бублиенко. Он занимается ремонтом и продажей обуви, но главное его увлечение — краеведение. Владимир знаток здешних мест. Он вызвался показать мне остатки Сирутору.

Выехав на машине из города, мы пересекли по мосту речку Макаровку. Свернув на проселок, поравнялись с развалинами целлюлозно-бумажного завода. «Бум», как его называют в Макарове, когда-то был самым современным промышленным предприятием на Карафуто, поражал своими размерами и дорогостоящим великолепным оборудованием.

Завод был построен в 1923–26 гг. компанией «Фудзи сэйси кайся» — и продолжал эксплуатироваться и после ухода японцев. Закрыли его по нерентабельности уже в 1990-х, официально поставив «на консервацию». С тех пор бывший «Бум» постепенно разрушался и ветшал. Однако его руины до сих пор наиболее заметный объект в местности между городской чертой и начинающимися к северу сопками, поросшими лесом.

Миновав «Бум», мы подъехали к лесным зарослям. Машину пришлось оставить, и дальше шли на своих двоих. Владимир время от времени издавал резкий свист.

— Медведи, — коротко пояснил он в ответ на мой недоумевающий взгляд. — Нужно производить как можно больше шума, чтобы хищник услышал и успел заранее обойти тебя стороной.

Путь оказался не самым легким. Мы продирались сквозь кустарник, огибали обрывы — представить, что когда-то здесь функционировало крупное промышленное предприятие, было невозможно. Лес быстро отвоевал кусок земли, когда-то отобранный у него человеком, и надежно спрятал в своих недрах оставленные людьми сооружения.

Некогда здесь проходила узкоколейная железная дорога, по которой вывозили добытый в шахте уголь. Сейчас ее залил ручей, «позаимствовавший» железнодорожную колею для своего пути к морю. Наконец видим квадратное серое здание, внутри которого стоит огромный ржавый отгрузочный бункер. Неподалеку находится узкая горловина входа в шахту. Поодаль стоит еще одно приземистое строение. Внутри голые стены с пробоинами оконных проемов, сквозь которые врываются лучи света.

Днем позже я совершил другую экскурсию. Пожилая жительница Макарова Ирина Вольхина показала мне старые японские водозаборные сооружения, располагавшиеся на речке Шкловке, которая протекает южнее Макарова. Добирались мы туда опять же через лес. Наученный опытом, я захватил с собой игрушку дочери — если крутить ручку, игрушка издает громкий треск, разносящийся далеко окрест.

К водозаборнику пришлось спускаться по крутому склону. Сохранился он довольно хорошо, хотя своей функции больше не выполняет. В японские времена водозаборный узел обеспечивал поступление воды в достаточном объеме к месту, где Шкловка пересекалась с железной дорогой. Там раньше стояла водонапорная башня для заправки паровозов.

Храмы и кладбища

Японцы построили на Карафуто множество синтоистских храмов (дзиндзя) — они предпочитали воздвигать их на возвышенностях, где можно было молиться, глядя на восходящее солнце. В окрестностях Макарова таких храмов было целых три. Один из них до сих пор известен всем макаровцам. Он располагался на возвышенности в юго-восточной части города, и подняться к нему можно было по величественной лестнице.

Это святилище, строительство которого завершили 14 июля 1930 года, называлось «Сиритору-дзиндзя». Это был храм для торговцев и рыбаков (инари-дзиндзя). Его выстроили из дерева, но на бетонном фундаменте. У входа стояли две каменные собаки «кома ину».

Каменная лестница уцелела до нынешнего дня — и я совершил восхождение по ней, замирая от восторга. А вот сам храм не уцелел, от него сохранились лишь бетонное основание и отдельные каменные элементы конструкции, причем на некоторых из них до сих пор видны иероглифы.

Наконец, мы навестили и третий храм, располагавшийся относительно недалеко от вышеупомянутой угольной шахты. Вот он сохранился хуже всего — остались лишь несколько камней с иероглифами, скрытых густым кустарником. Без Владимира я бы это место сам нипочем не нашел, да и он впервые побывал здесь недавно.

Об этой молельне известно, что она построена в 1928 году и называлась «Верхний храм» (окунои). Отсюда открывается великолепный вид на Сиритору-Макаров. Другое дело, что сейчас, когда люди забыли про это место, гулять здесь небезопасно из-за медведей, живущих в окрестностях в весьма большом количестве.

Следы Тоехары

В населенных пунктах бывшего Карафуто до сих пор можно найти здания характерного архитектурного стиля, некогда построенные японцами и использовавшиеся ими в административных и прочих целях. Наиболее яркий пример — строение краеведческого музея в Южно-Сахалинске, воздвигнутое в 1937 году. Оно построено в традиционном национальном стиле «тейкан» и является единственным в своем роде не только на Сахалине, но и во всей России.

Недобросовестные экскурсоводы, сами зачастую имеющие лишь самое поверхностное представление о местной истории, расписывают легковерным туристам, что в этом здании, дескать, располагалась «резиденция японского генерал-губернатора». Но это чушь — здание с самого начала создавалось японцами именно как музей, а при новых властях сохранило свою функцию.

Южно-Сахалинск, самый крупный город на острове, по сути основан японцами — до их появления тут был маленький поселок каторжан Владимировка. Японцы практически «с нуля» возвели здесь населенный пункт Тоехара, воплотивший в себе лучшие принципы тогдашнего имперского градостроительства.

Однако, как мне рассказал сотрудник Сахалинского областного краеведческого музея Константин Кузнецов, сейчас от того периода осталось очень мало:

— Сохранилось шесть-семь сооружений того периода. Большинства японских строений уже не существует — остались считанные единицы. Плюс по югу острова разбросаны остатки синтоистских храмов. Тут нет ничьей злой воли: дело в том, что японцы предпочитали строить свои здания из дерева, а такие постройки недолговечны.

— Тем более, что для русских поселенцев японские жилища с их экзотической внутренней обстановкой казались явно неудобными. Все эти раздвижные внутренние стены, бумажные перегородки, открытые очаги, отсутствие стульев… Поэтому переселенцы стремились при первой возможности перебраться в привычные им дома, а японские постройки сносили.

Эти слова мне подтвердила 88-летняя Алла Васильевна Якимова, переехавшая с семьей с северного Сахалина в Южно-Сахалинск в 1947 году.

— Сначала нас поселили в бараке, — вспоминает почтенная старушка. — Но потом моему отцу выделили место, снабдили необходимыми материалами, и он самостоятельно выстроил для нас жилище. Поначалу, конечно, вокруг были исключительно японские постройки. Мы, дети, лазали по покинутым японским домам и постоянно натыкались на брошенные там вещи — посуду, национальную одежду и т. д.

— Когда же русские заселялись в оставленные японцами дома, то это зачастую кончалось печально. Новые жильцы не умели правильно пользоваться японскими очагами, и вспыхивали пожары. Японские дома были легко воспламеняющиеся — сами деревянные, полы внутри выстланы мягкими матами… Вспыхивали моментально! С загоревшейся постройки огонь перекидывался на соседние, и иногда выгорали целые кварталы.

Репатриация японского населения с южного Сахалина, начавшаяся в 1946 году, проходила в три этапа и растянулась в общей сложности до 1960-го (хотя подавляющее большинство репатриированных вывезли уже к началу 50-х). И в течение достаточно продолжительного времени японцы, не успевшие отбыть на историческую родину, мирно уживались бок о бок с советскими гражданами.

— Русскоязычные переселенцы, — отмечает Кузнецов, — порою жили с японцами в одних и тех же домах. Это было очень тесное соседство: людей разделяли лишь стенки из рисовой бумаги и раздвижные двери, подобные тем, что установлены в вагонных купе. Есть старые фотографии, на которых советские домохозяйки, облаченные в кимоно, стоят рядом с японками. Если и была какая-то бытовая неприязнь, то наружу она не вырывалась.

А вот то, что русским поселенцам трудновато было существовать в японских зданиях, — сущая правда. Например, тогдашний начальник гражданского управления Сахалина Дмитрий Крюков позднее вспоминал, как его администрация вселялась в оставленное японцами здание. У них был тяжеленный сейф, который они втащили на второй этаж. А придя на следующее утро на работу, чиновники обнаружили что этот сейф переместился на первый этаж — пол не выдержал и провалился.

Я предпринял обход немногочисленных зданий, сохранившихся в Южно-Сахалинске с японских времен. И начал я с двухэтажного желтовато-белого дома с алой крышей по адресу ул. Невельская, 44а, построенного военным архитектором Ясуши Тамура в 1908 году. В течение японского периода он несколько раз менял назначение: штаб охранных войск Карафуто (1908–1913 гг.), музей Карафуто (1913–1937), штаб военной полиции Карафуто (1937–1945). А сейчас здесь располагается культурно-туристический центр.

Затем заглянул на Дзержинского, 30. Здесь находится скромное зеленовато-белое двухэтажное здание, построенное в 1934 году по проекту архитектора Ешио Кайзука. Оно предназначалось специально для проведения конференций и заседаний, и там находился конференц-зал губернаторства Карафуто. В настоящее же время тут размещается военная прокуратура.

Проспект Коммунистический, 41. В ничем не примечательном на первый взгляд двухэтажном доме коричневого цвета по этому адресу когда-то располагалась мэрия города Тойохара. Это здание возвели в 1925-м (вместо прежней резиденции мэра, сгоревшей в огне пожара) — специально к визиту наследного принца Хирохито, будущего императора Японии, правившего до 1989 года. Сейчас тут офисы разных фирм и предприятий.

Едем дальше. На улице Ленина, 137, нас встречает выполненное в классическом стиле здание, украшенное ложными фронтонами, сдвоенными колонами, вертикальными узкими оконными проемами. Построено в 1930 году компанией «Эндо-гуми». Сейчас здесь областной художественный музей, а когда-то располагался местный филиал Хоккайдского банка развития.

Наконец, скромный дощатый домик цвета морской волны на улице Хабаровская, 48. Сейчас в нем, если верить табличке, находится центр санитарно-ветеринарной экспертизы. А когда-то тут размещалась резиденция вице-губернатора Карафуто, построенная в 1924 году.

Страна Ямато развивала на Карафуто сеть автомобильных и железных дорог. Некоторые из построенных ими мостов выполняют свои функции и сейчас, и сахалинцы с уважением отзываются о качестве японских инженерных сооружений. А некоторые сейчас заброшены и привлекают туристов.

Например, одним из самых популярных туристических «аттракционов» на Сахалине считается гигантский железнодорожный мост (и прилегающая к нему система тоннелей), являвшийся одним из элементов заброшенной ныне ветки, в 1928 году соединившей города Маока (ныне Холмск) и Тоехара.

В народе это сооружение сейчас называют «Ведьмин мост». Экскурсоводы рассказывают, что там «под каждой шпалой лежит человеческая жизнь». Якобы на строительстве этого моста массово умирали корейские рабочие. Константин Кузнецов называет эти байки сильно преувеличенными.

Сахалинские корейцы

Кстати, о корейцах. В поисках старых зданий я съездил в порт Корсаков (бывший японский Оодомари), находящийся на берегу залива Анива. Это самый южный населенный пункт на Сахалине, обладающий статусом города. Искомые японские здания я отыскал — комплекс таможенных складов у станции Пристань. Но нашлось в Корсакове и кое-что еще интересное — возвышающаяся на набережной стальная стела. Это памятник корейцам, так и не дождавшимся репатриации на родину.

Да, вот еще одна — своеобразная! — часть японского «наследия» на Сахалине: обилие проживающих здесь этнических корейцев. В отличие от самих японцев, завезенных ими на Сахалин корейских рабочих «забыли» после войны вернуть на родину, и они так здесь и остались.

Я поговорил с одним из представителей местной корейской общины Александром Ли — ранее он многие годы проработал актером в Сахалинском международном театральном центре имени Чехова, а теперь трудится методистом и режиссером в областном центре народного творчества.

— Мои дедушки и бабушки по отцу и матери, — поделился Александр, — были завезены на Сахалин при японцах. Родом они из южной Кореи. Мама и папа родились уже здесь, на острове — но они, в отличие от меня, знали корейский язык. Мой папа всю жизнь был строителем, а мама получила специальность повара — хотя она перепробовала в жизни много разных занятий.

Мы потеряли связь со своими родственниками, оставшимися в Корее. А вот моя супруга Карина — она тоже этническая кореянка — продолжает активно общаться со своей бабушкой, двадцать лет назад уехавшей в Корею по программе репатриации. Но сами мы, скорее всего, Сахалин не покинем. Мы любим путешествовать, но наш дом здесь.

_{Фото: Собрание библиотеки города Саппоро; Владимир Веретенников (х6); Shutterstock / Fotodom (х2); University Hakodate; Raita Futo}

_{Материал опубликован в журнале «Вокруг света» № 7, сентябрь 2023}