Тихое и поэтическое обаяние проспекта Руставели, может быть, труднее передать, чем блеск Елисейских Полей или карнавальную обманчивость венецианского Канала. Для того чтобы проникнуться духом этой недлинной — в полтора километра всего — и очень «домашней», если можно так выразиться, городской дороги, нужно почувствовать себя хоть немного тбилисцем.
Удачный царский выбор
Легенда об основании Тбилиси бытует в двух версиях, обе связаны с горячими источниками в долине Куры. По одной, царь Вахтанг Горгасал, охотясь в этих местах, подстрелил фазана, который упал в кипящий ключ и сварился. По другой — добычей царя был не фазан, а олень: омыв рану в целебном источнике, олень ушел от преследования.
Легенда не противоречит археологии, во всяком случае, в топографической ее части: место основания Тбилиси — теснина между Сололакской горой и Метехской скалой, богатая серными источниками. Скалу ныне венчает каменное изваяние Горгасала (скульптор Э. Амашукели), а на горе громоздятся подновленные руины старой крепости.
Скажем прямо — место неудобное для поселения, но царскому капризу сопутствовала удача. Карабкаясь по склонам гор, лепясь на кручи и нависая над скалами, здесь вырос вечный город Кавказа, и по сей день живы такие его уголки, как Авлабар и Сейдабад, Харпух и Чугурети. Разве эти слова не пахнут вином, чесноком, серой из бань, верблюжьим потом и Азией, караван-сараями и духанами, в которых пьянел… Да кто только не пьянел в них!
С годами выяснилось, сколь удачен был царский выбор — город встал на торговых путях и быстро богател и рос. А позже сформулировался геополитический постулат, гласящий — «Ключ от Кавказа находится в Тбилиси».
Увы, шестнадцативековая история подтверждает его точность. Местоположение стало причиной бесконечных бед: десятки раз Тбилиси был сожжен и разрушен, но каждый раз вставал из пепла. Городские стены из речного булыжника и небольшая цитадель не могли защитить от врагов, и город научился обороняться беспечностью и жизнелюбием. Тот, кто столько раз воскресал и выжил, вправе поверить в свое бессмертие. Не здесь ли начало его характера? «Я еще не видел такого пестрого и легкого города, как Тифлис», — писал Константин Паустовский.
Топография
Покидаем путаницу улочек, где с балконов домов, стоящих по разные стороны, можно здороваться за руку и пить на брудершафт. Поклонившись двум древнейшим храмам, свидетелям всей его истории, — Анчисхатской церкви и Сионскому собору, выбираемся из лабиринта и, выйдя на обширную площадь, оказываемся у начала знаменитого проспекта.
Проспект прокладывался в XIX веке, и есть что-то символическое в том, что, оставив на востоке горбатый «город роз и бараньего жира», он устремился на запад. Таков вектор, причем не только географический, но и политический: здесь начало Военно-грузинской дороги, кратчайшим путем связывавшей Грузию с Россией.
Эта дорога потрудилась не только в далеком прошлом, но и в пору Великой Отечественной войны, когда по ней вереницей ползли «студебеккеры», нагруженные поступавшей через Иран помощью от союзников. Наша же улица в общих чертах сложилась к середине XIX века, при наместничестве князя М.С. Воронцова, а к концу столетия уже были построены ее главные архитектурные доминанты, о которых речь впереди. Долгие годы проспект назывался Головинским по имени одного из предшественников Воронцова и состоял из двух частей — Дворцовой улицы и собственно проспекта, пока наконец в 1918 году не получил имя Шота Руставели.
В городской застройке трудно прочертить границу между Востоком и Западом. На площади, в разное время носившей имя Паскевича-Эриванского, Берия и Ленина, а сегодня названной именем Cвободы, заметна архитектурная сумятица. Здесь многое перестраивается, постепенно складываясь в гармонию.
По правую руку виден сквер со скромным фонтаном и памятником Пушкину. Бюст работы Ф. Ходоровича считается одним из первых памятников поэту на территории Российской империи. Поначалу обращенный к трактиру, в котором останавливался поэт во время своего путешествия в Арзрум (этого строения давно нет), сегодня бюст повернут к массивному зданию с портиком и колоннадой.
Для туристов это здание представляет двойной интерес: в нем помещалась Тифлисская духовная семинария, известная по биографии И.В. Сталина, а ныне здесь располагается Музей искусств Грузии. Из его разнообразных экспонатов наибольшую ценность представляют золотой фонд с бесценными шедеврами средневековой чеканки (VIII–XIII века) и перегородчатой эмали (X–XII века) и богатейшее собрание картин Нико Пиросмани.
Гениальный самоучка был необычайно плодовит, что объясняется как впечатлительностью художника, так и выработанной им техникой живописи. К тому же обычной платой за картину служила миска харчо и голод нередко заставлял брать в руки кисти.
По другую сторону сквера выделяется дом с башней — здесь многие годы располагался штаб Закавказского военного округа, а над башней реял красный флаг. Рядом возведены громоздкий торговый центр и станция метрополитена «Площадь Свободы». Архитектурную неудачу смягчают столетние платаны, отражающиеся в витринах центра, и реконструированный Театр им. Грибоедова. Его история помнит много славных имен. Здесь начинался творческий путь Георгия Товстоногова, Евгения Лебедева, Павла Луспекаева.
Набросок портрета
Выйти на проспект Руставели все равно, что войти под своды вокзала. Акустическую гулкость создают вековые платаны, населенные воробьями: шум такой, как будто на сотнях сковородок, свистя, треща и постреливая, жарится сало.
Воробьиный гвалт служит фоном для оживленных разговоров и степенной беседы. Разумеется, тут попадаются люди, спешащие по служебной надобе, но большинство прогуливается, старомодно выражаясь, фланирует. Оказавшись в Тбилиси, знаменитый автор «Орды» и «Браги» поэт Николай Тихонов словно вылезает из седла и ослабляет портупею: «Я просто люблю на проспект Руставели без всяких забот выходить». А знаменитый футурист Василий Каменский вспоминал: «Наши прогулки по Головинскому были окольцованы грудами сияющей юности».
Беззаботность — характерная черта главной тбилисской улицы. Одних влечет сюда потребность отдохнуть и развеяться, других — желание людей посмотреть и себя показать. Проспект с дружеской снисходительностью отвечает человеческим побуждениям. В нем нет чопорности. Его архитектурные красоты не подавляют величием или роскошью. Он соразмерен человеку и удобен для жизни.
На всем протяжении от площади Свободы до площади Руставели он дважды заметно выгибается — сначала влево, а под конец вправо. Тому есть несколько объяснений: один знаток Тбилиси уверял меня, что князь Михаил Воронцов, следивший за застройкой проспекта, пощадил оказавшийся на пути огород старика-зеленщика, а другой полагает, что обходить пришлось не огород, а церквушку.
Но каковы бы ни были причины, неровность линии как бы делит проспект на три части и при прогулке разнообразит перспективу. Протяженность проспекта около полутора километров — расстояние не обременительное. Однако самое необычное объяснение его привлекательности для прогулок я услышал много лет назад: якобы наклон проспекта равен 4°, а это наиболее удобный градус при ходьбе. Объяснение в высшей степени тбилисское, усмешливо-ироничное, но, пройдясь несколько раз по проспекту, начинаешь ему верить.
Для меня очевидно, что перечисленные достоинства объясняются не замыслом проектировщиков, а ландшафтом. Проспект проложен поперек святогорского склона и вынужден следовать его рельефу. Святая гора (или «мтацминда», она же гора Давида, названная так в честь монаха-отшельника, жившего в пещере на ее склоне) была и пребудет лучшим украшением проспекта.
Святая гора осеняет и возвышает его. Ее силуэт знаком каждому тбилисцу, как младенцу знаком силуэт матери: с церквушкой и колокольней за пазухой — белокаменной четой, окруженной елеями и вербами Пантеона, с цветущим миндалем и алычой на склонах, обозначающими приход весны, с ровной линией фуникулера, прочерченной от вершины почти до правительственного комплекса, выходящего на проспект.
От проспекта до горы буквально подать рукой: по ночам, когда на платанах смолкают воробьи, сверху доносятся соловьиные трели и запахи земли и цветения. «Когда мне тяжело, довольно только взгляда на эту гору, чтоб от сердца отлегло…» — писал грузинский Байрон Николай Бараташвилли в 30-х годах XIX века.
Есть на проспекте своя сцена — «Земмель», маленькая площадь, залитая светом лампионов и юпитеров; есть и полутемные кулисы — мощеный проулок в середине проспекта, ведущий к консерватории, наполненный мягким, загадочным сумраком и звуками фортепиано: почему-то здесь особенно хорошо смотрятся белые штаны — мечта Остапа Бендера…
Неудивительно, что такое место стало местом встреч и общения тбилисцев. Еще в те времена, когда телефон был редкостью, каждый знал: чтобы повидать знакомого, достаточно разок-другой выйти на проспект. Он стал своего рода клубом с неписаным уставом и своими правилами. Этими правилами приветствовались доброжелательность и широта и порицались задиристость и агрессивность. Когда порой у молодежных «бирж» возникала необходимость выяснить отношения, для разборок уходили на соседние улицы или спускались на набережную.
Не будем закрывать глаза на недавнее прошлое. На ошибки вредно смотреть через розовые очки. Устав вольного тбилисского клуба, его хмельной дух и неотразимое обаяние сгорели в огне политической горячки, пережитой городом в начале 90-х годов.
Первой трагической вспышкой стали события 9 апреля 1989 года, когда при разгоне советскими войсками многотысячного митинга погибли 16 человек. А меньше чем через три года уже новая оппозиция с оружием в руках выступила против героя апрельских событий Звиада Гамсахурдиа, на митинговой волне избранного президентом Грузии. Три недели в центре Тбилиси шли настоящие бои с применением гранатометов, артиллерии и трассеров, нанесших городу чувствительный урон…
Прогулка: восток-запад
Начинаем ее по правой — нечетной — стороне, от Национального музея Грузии. Просторное строгое здание (арх. Н. Северов, 1929 год) сдержанно стилизовано под старогрузинскую архитектуру и прекрасно отвечает своему назначению.
Грузия — древняя страна с богатой историей и культурой, поэтому музей представляет большой интерес. Географическим положением — на стыке Европы и Азии — объясняется разнообразие цивилизационных истоков, представленных в тысячах экспонатов — от парфянских и хетто-субарских до эллинистических и скифских. Образцы материальной культуры — утварь, украшения, оружие, предметы культа датируются с IV тысячелетия до н. э. и по недавнее прошлое.
К ценнейшим экспонатам музея относятся находки последних десятилетий — две поистине мировые сенсации. Первая, сделанная грузинскими археологами совместно с немецкими и американскими коллегами, — древнейшая (вне Африки) стоянка далеких предков первобытного человека. Открытие осуществлено в рамках большого международного проекта «Изучение местонахождения ранних гоминидов в окрестностях Дманиси». Возраст обнаруженных останков определен в 1 млн. 800 тысяч лет.
Вторая мировая сенсация — Ванское золото. Богатейшая коллекция ювелирных изделий вызывает изумление тонкостью и совершенством работы, ведь сокровищница, обнаруженная в городке Вани (Западная Грузия), датируется IV веком до н. э. У знаменитых мастеров средневековой чеканки братьев Опизари и других были замечательные предтечи.
После музея оказываемся у кинотеатра «Руставели». Это главный кинотеатр города, место премьер славного в недавнем прошлом грузинского кинематографа. Строгий фасад украшают скульптуры, характерные для предвоенной эпохи, от этого облик кинотеатра «конфликтует» с нынешними рекламными вывесками. Рядом с кинотеатром располагался отель «Интурист» (в прошлом «Ориант»), известный росписью вестибюля и лестничных маршей. Позже фрески закрасили, сегодня же об их восстановлении не приходится и мечтать — «Интурист» до основания разрушен и сожжен в январе 1992 года.
Миновав огражденный пустырь и перейдя через мощеную улочку, мы оказываемся у храма Св. Георгия (в тбилисском обиходе — Кашвети). Храм построен в 1910 году (арх. Л. Бильфельд) и представляет собой копию шедевра грузинского средневекового зодчества церкви Самтависи (XI век).
Название «Кашвети» объясняется старотбилисским преданием: якобы молодая горожанка, будучи на сносях, уверяла, что понесла от монаха-отшельника, жившего на Святой горе. Разгневанный монах в сердцах пожелал женщине «родить камень» (по-грузински «ква шви»). С преданием связано название церкви. Славу же ей принесла роспись алтарной апсиды. Молодой Евтушенко писал:
После событий 9 апреля 1989 года, разыгравшихся у стен Кашвети, предполагалось возвести на месте трагедии часовню, но в конце концов к храму пристроили портал со стороны проспекта, отчего силуэт церкви обрел сходство с большими соборами — Алаверды и Свети-Цховели.
Наискосок от церкви, на кромке городского сада, радует глаз небольшой дворец — это бывший Храм воинской славы, возведенный в знак окончания Кавказской войны и представляющий собой уменьшенную копию выставочного дворца в Риме. Широкий лестничный марш, ведущий к входу, придает ему торжественность, а изящество пропорций и богатая лепнина позволили перепрофилировать милитаристское святилище в художественную галерею — место больших ежегодных выставок.
Случаются и персональные вернисажи. Самый яркий из них прошел осенью 1957 года, когда после четвертьвекового забвения публике был возвращен автор кашветских фресок, роскошный живописец и превосходный график Ладо Гудиашвили, продолживший в своих офортах традицию Caprichos Гойи.
На фоне однообразного соцреализма его искусство произвело ошеломляющее впечатление. Возбужденная толпа, расходясь после выставки, пересказывала книгу отзывов, в которой французский посол отмечал соединение в творчестве художника грузинской фантазии с галльским вкусом, полковник Советской армии негодовал по поводу обнаженной натуры, а будущий диссидент ерничал: «Искусство, смирррнаа!»
У входа в сад, рифмуясь с Салоном, стоит памятник писателю Эгнатэ Ниношвили: изящный бюст выполнен Яковом Николадзе, родоначальником грузинской скульптуры, выдающимся учеником великого Родена.
На этом же пятачке, по другую сторону Кашвети, недавно появился еще один памятник— это Ладо Гудиашвили работы Дж. Микатадзе. Художник изображен молодым, в пору, когда он вернулся из Парижа: в непринужденной позе облокотясь на перила, он смотрит на дом, в котором прошла его долгая жизнь и где сегодня можно посетить его музей-квартиру.
Далее мы оказываемся у одного из масштабных сооружений начала XX века — гостиницы «Тбилиси» (арх. Г. Тер-Микелов, 1915 год). Именно здесь, в этом месте, следуя рельефу горы, проспект выгибается влево, и надо признать, что здание, спроектированное истинным тбилисцем, изящно подчеркивает этот изгиб: так любящий муж, выбирая наряд для красавицы-жены, со знанием дела подчеркивает ее прелесть. Теперь гостиница называется отель «Тбилиси-Мэриотт».
Соседнее здание Театра Руставели — одно из самых красивых на проспекте (арх. К. Татищев и А. Шимкевич, 1901 год). Его фасад в стиле ложного барокко с зеркальными окнами и большим порталом в ширину тротуара украсил бы любую европейскую столицу.
В фойе театра, точнее в нижнем этаже, сохранилась роспись кафе-кабаре «Химериони», выполненная в 1919 году «великолепной четверкой»: Сергеем Судейкиным, Сигизмундом Валишевским (по-тбилисски Зигой), Давидом Какабадзе и Ладо Гудиашвили. На плохо освещенных стенах пляшут, гримасничают, корчат рожи и строят глазки фантастические существа — химеры, чудища, арлекины, обольстительные гурии и вакханки, царит атмосфера богемной красоты и веселья.
Чуть дальше по проспекту расположен Театр оперы и балета им. З. Палиашвили (арх. В. Шретер, 1896 год). Эффектное строение решено в мавританском стиле, без эклектических ляпов. Башенки, арки, витражи и орнамент — все сработано кропотливо и тщательно и красиво сочетается с зеленым декором — вьющимся по стенам плющом и глициниями.
Но как ни красив оперный театр, главное — его музыкальное наполнение. Слава «тифлисской оперы» широка со времен наместников-меломанов. Знаменитые итальянцы услаждали слух тбилисской публики задолго до постройки этого театра, в старом здании на Эриванской площади. П.И. Чайковский говорил, что его ставят в Тифлисе чаще и лучше, чем где-либо.
Здесь начинался творческий путь В. Сараджишвили и С. Лемешева, А. Пирогова и З. Анджапаридзе, З. Соткилавы и П. Бурчуладзе, на этой сцене танцевал В. Чабукиани, выросли Н. Ананиашвили, И. Ниорадзе, Н. Цискаридзе, а за дирижерским пультом стояли Евг. Микеладзе и А. Мелик-Пашаев. Но гордостью для театра навсегда останутся слова великого Шаляпина:
Известно, что первые уроки вокала певцу дал преподаватель тбилисского музыкального училища Д.А. Усатов.
В скверах по сторонам оперного театра отметим памятники: несколько манерную по пластике бронзовую фигуру Захария Палиашвили (скульптор М. Бердзенишвили) и классический бюст Акакия Церетели, признанный одной их лучших работ Якова Николадзе, — обнаженный торс, слегка закинутая голова и отрешенный взгляд небожителя, устремленный на Святую гору, придают изваянию старца сходство с Гомером, каким рисует его воображение.
После театра проходим мимо самого аскетичного на нарядном проспекте, по-спартански сурового дома — это бывший кадетский корпус: в его простоте и строгости — порода и подлинность. Сейчас здесь расположен Музей современного искусства Зураба Церетели.
И вот перед нами самое монументальное строение на всем пути, несомненная удача Алексея Щусева — возведенный в 1938 году грузинский филиал Института марксизма-ленинизма. Коммунисты руководствовались идеологией и, что ни говори, умели внедрять ее в массы. Именно этим целям служит строго-торжественное сооружение с десятью мощными гранитными колоннами, высоким цоколем, выложенным базальтом, и оптимистично светлыми стенами, облицованными розоватым туфом. Фриз здания украшен барельефами все того же Якова Николадзе.
Рядом с бывшим Институтом марксизма-ленинизма (нынче тут располагается отель) установлен памятник Мерабу Мамардашвили — это взволнованная и, я бы сказал, задушевная работа Э. Неизвестного, посвященная памяти друга. Преждевременная смерть мыслителя стала серьезной потерей для Грузии: при политическом темпераменте, вдруг пробудившемся в философе, его интеллектуальный потенциал мог послужить стране в трудную годину.
Прогулка продолжается, и, минуя новый телеграф (розовый туф облицовки связывает его со щусевским монументом), мы неожиданно выходим на открытое пространство. Оно возникло в конце 1960-х в результате строительства гостиницы «Иверия» и реконструкции, вызванной нарастанием транспортных потоков. Узкая, как пенал, гостиница встала поодаль от проспекта, торцом к нему, над крутым обрывом, а с искусственной площади открылось левобережье Куры — вплоть до старой киностудии, стадиона «Динамо» и авчальских взгорков.
Архитектура гостиницы довольно безлика, но ее стены облицованы удивительным камнем — дымчато-голубым, как опрысканные виноградники или подернутые инеем сливы. Из такого же камня выложена древнейшая грузинская церковь — базилика Болнисский Сион (V век): в зеленой лощине стоит могучий, чуть потемневший от времени голубой храм; несколько красных вкраплений в его кладке кажутся бабочками на обомшелых стенах.
В начале 90-х «Иверию» заселили беженцами из Абхазии. В те же годы перед гостиницей соорудили роскошный фонтан и воздвигли памятник Давиду Строителю — внушительную конную статую со свитком законоуложений в руке и наставительно воздетым перстом (скульптор М. Бердзенишвили). Что это: горькая ирония — разоренная «Иверия» за спиной царя-строителя! — или усилие возрождения? Кажется — возрождение: беженцев из гостиницы расселили; здание хотели снести, но в итоге реконструировали — теперь тут располагается отель.
Одолев мощеную площадь, мы оказываемся у одного из самых интересных домов на проспекте. Дом Мелик-Азарянца (тбилисцы до сих пор называют его по имени первого владельца) построен в 1900 году по проекту арх. Н. Оболенского. Это был первый превосходно обустроенный доходный дом; надо полагать, что в Тифлисе конца XIX века он казался громадным.
В сущности, он не так уж велик — четыре-пять этажей, однако их высота позволила строить в квартирах антресоли, а подвальные помещения вместили с полдюжины зрелищных заведений. Многоподъездное строение с широкими витринами, эркерами и башней занимает целый квартал и остается свидетельством строительного бума начала XX века. Тогда в Тбилиси выросли десятки великолепных особняков, но дом Мелик-Азарянца был единственным доходным домом, отделанным с той же тщательностью, что и жилища богатеев.
Здесь проспект Руставели заканчивается одноименной площадью, станцией метрополитена и памятником поэту (скульптор К. Мерабишвили). Шота Руставели — святыня Грузии.
В поэзии неуместны чины, но, как сказал Резо Габриадзе, в мире нет другого великого поэта, похороненного в восьмиста шагах от Гроба Господня. Точность Резо не вызывает сомнений, ибо он своими ногами промерил расстояние — от грузинского монастыря в Иерусалиме до Храма Гроба Господня. (Думаю, это было в пору работы над фильмом «Паспорт».)
Но душа тбилисца — загадка: почему популярнейшее в городе место, площадь, поименованная в честь национального гения, автора бессмертного «Витязя», для всех остается «Земмелем», то есть называется именем аптекаря, некогда платившего кондукторам конки за объявление: «Аптека Земмеля!»
Прогулка: запад-восток
У Земмеля мы переходим на другую — четную сторону проспекта, чтобы пройти обратный путь. Эта сторона заметно многолюднее, что объясняется не только обилием магазинов, кафе и ресторанов, но и тенью могучих платанов, укрывающих широкий тротуар.
Напротив дома Мелик-Азарянца, пытаясь затмить его, стоит помпезное здание (арх. К. Чхеидзе и М. Чхиквадзе, 1953 год) с красивой низкой колоннадой в итальянском стиле и торжественной угловой башней, придающей сходство со знаменитой Стокгольмской ратушей. Здесь располагаются президиум Академии наук Грузии и Союз кинематографистов. Последнему обязан названием располагавшийся в торце ресторан «Потерянный рай» — так называлась популярнейшая некогда кинокомедия.
Там, где от проспекта ответвляется улица Грибоедова, много лет располагался шахматный клуб. Ничем не примечательное здание интересно тем, что с ним связан взлет женских шахмат в Грузии — почти четверть века грузинки Нонна Гаприндашвили и Майя Чибурданидзе безраздельно царствовали на мировом троне. Но когда — в связи с триумфами — возвели Дворец шахмат, пришла в упадок игра. Примерно то же случилось с футболом: стадион в Дидубе не вмещал болельщиков блистательного «Динамо» эпохи Пайчадзе, Месхи и Кипиани, когда же вместимость стадиона утроили, не на что стало смотреть.
Модный в тридцатых годах конструктивизм оставил след и в Тбилиси: на проспекте Руставели в этом стиле построен издательский комплекс, заселенный редакциями и типографиями.
На четной стороне проспекта есть здания, ни в чем не уступающие своим «визави», — например, бывший Дом офицеров с уютнейшим залом, который так любили звезды советской эстрады. Но могучие платаны скрывают красивые фасады, затеняют детали отделки, и прохожему остаются витрины магазинов и сувенирных лавок.
Улицы, отходящие от этой стороны проспекта (назовем ее торговой), ведут в гору. Они так круты, что даже в малоснежные тбилисские зимы недоступны для транспорта. Но когда — раз в десять лет — снег все-таки выпадает, можно представить, с какой скоростью несутся санки по святогорским кручам, исторгая из мальчишеской прапамяти странный вопль — «Эвоэ!»
На одной из них в начале XIX века стоял дом крестника Екатерины Великой князя Александра Гарсевановича Чавчавадзе, в котором Грибоедов познакомился с прелестной Ниной, незадолго до трагической гибели в Тегеране ставшей его женой. «Ум и дела твои бессмертны в памяти русской, но для чего пережила тебя любовь моя». Кого не трогали эти слова юной вдовы, на всю жизнь сохранившей верность памяти мужа. Одолев крутосклон улицы Чавчавадзе и поднявшись до Пантеона, их можно прочитать на красивом надгробии в церковном склепе.
«Так началось его „Горе“ — с горы Давида», — читаем у Тынянова.
Не удивительно ли, что здесь, в Тбилиси, началось не только «Горе от ума», но и «Детство» Толстого, и «Макар Чудра» Горького, и театр Немировича, и поэзия Гумилева, и богословие Флоренского, и философия Эрна; здесь отлился в поэтический слиток Лермонтовский «Мцыри». Я называю деятелей русской культуры, осененных Святой горой. А сколько было армян, азербайджанцев, осетин, греков!..
Что же до грузин, то они все взросли на ее коленях, а лучшие из лучших упокоились на ее груди… Но понизим пафос, улыбнемся, как то пристало прогуливающемуся по Руставели. Здесь же, на святогорских кручах, стоит дом Параджанова — истинного тбилисца. Этим городом рождена фантасмагоричность и красота его картин, этим городом вскормлен его сарказм.
Ну а теперь посетим совершенно особую тбилисскую достопримечательность — магазин вод Лагидзе. В советские годы его популярность была беспримерной. Разнообразные сиропы изготовлялись из волшебных грузинских трав и плодов по рецептам волшебника Митрофана Лагидзе, и в мире не было напитков вкуснее. Рассказывают, что, когда в конце жизни у него попытались выведать секрет, старик показал столпившимся у постели коллегам кончик языка: одни восприняли это как насмешку, другие поняли как ответ — все дело во вкусе.
Магазин Лагидзе стоит на углу того самого проулка, ведущего к консерватории, который мы назвали волшебными кулисами проспекта. Здесь в летних сумерках, особенно темных и мягких, прогуливаются пижоны в белых штанах; а яркими мартовскими днями консерваторки раскупают фиалки у загорелых деревенских оболтусов. И все время откуда-то звучат рулады рояля — Шопен, Рахманинов, Скрябин…
Следуя далее по проспекту, вы, скорее всего, не обратили бы внимания на Дом связи, однако задержимся у его широкого входа, облицованного базальтом. По соседству находится 1-я гимназия, alma mater новой грузинской культуры.
Разрушенная в январе 1992 года, она была восстановлена. Двор перед школой превращен в красивый сквер; скульптура Ильи Чавчавадзе и Акакия Церетели опять открыта взору: два самых знаменитых выпускника гимназии по-прежнему с умилением взирают на племя младое незнакомое и на церковь Кашвети…
Дальше, за сквером, Дом правительства. Высокая арочная колоннада и широкий фронтон придают ему парадность и торжественность. Колонн ровным счетом шестнадцать: надо полагать, их мощный и неколебимый строй символизировал шестнадцать республик, входивших на время постройки в Союз — тогда обожали символику такого рода (арх. В. Кокорин и Г. Лежава, 1953 год).
Ведущие в колоннаду лестничные марши много лет украшали гигантские скульптурные группы, олицетворявшие рабочий класс. Помню, в начале 90-х, когда проспект клокотал от митингов и шествий, мой многомудрый приятель грустно вздохнул, кивая на бодрых истуканов: «Представляешь, что с ними будет, когда этот социализм рухнет нам на головы…» Плакатно-оптимистичные скульптуры вписывались в строгую колоннаду и даже не умещались на своих постаментах. Сегодня их заменили фонтаны — водяной каскад вдоль всего фасада. Находку следует признать удачной.
Площадь перед правительственным комплексом превращена в мемориал жертвам событий 9 апреля. На ней установлены памятные знаки для ежегодных церемоний.
И вот мы возвращаемся к истоку. Вряд ли при всей неторопливости наша прогулка заняла больше двух часов. Через дорогу от Музея истории мы подходим к старейшему и, пожалуй, ценнейшему «экспонату» на всем проспекте: перед нами дворец царского наместника на Кавказе (арх. О. Симонсон, 1868 год). Тбилисцам он известен как Дворец пионеров. Надо признать, что в этом случае (не в пример «Земмелю») новое название легко одолело изначальное — «Воронцовский дворец». Официальное название — Дворец Молодежи.
Старейшее строение проспекта заслуживает хотя бы беглого осмотра. Оно возведено на месте прежнего дворца наместника (в котором Воронцов разговаривал с Хаджи-Муратом) и частично «впитало» его. Стиль дворца — палаццо эпохи Ренессанса. Он импозантен и сдержан, внушителен и изящен, то есть аристократичен в лучшем смысле слова.
Дворец служил наместнику домом и одновременно тем, что сегодня назвали бы офисом, — здесь протекала частная жизнь семьи и велась ежедневная работа; проходили деловые встречи, устраивались официальные церемонии, давались обеды, балы и пр.
Многофункциональностью объясняются немалые размеры дворца, тщательно продуманная планировка и разнообразие интерьеров. Просторные залы перемежаются парадными анфиладами, уютными гостиными и строгими рабочими комнатами. В середину заключен небольшой «итальянский дворик», более чем уместный в тбилисском климате.
Однако лучшим украшением был и остается роскошный сад, выхоленный поколениями садовников. Уникальный по разнообразию флоры (фамильное хобби Воронцовых), он тянется почти до зеленых святогорских круч; его ароматное дыхание освежает духоту проспекта, а его соловьи ночи напролет состязаются со святогорскими.
Вот и подошла к концу наша прогулка. Надеюсь, вы убедились, насколько удобен четырехградусный наклон проспекта Руставели. Впереди площадь Свободы со старинным муниципалитетом, за ним на Сололакской горке стоит Мать Грузии — великанша с мечом и чашей, словно отлитая из серебра, — еще одна замечательная работа Элгуджи Амашукели.
Удалось ли мне донести до читателя прелесть родного города? Лучше многих о ней сказал пожилой тбилисец, подвозивший меня в аэропорт: «Летишь, спешишь. Куда? Зачем? Не понимаю я улетающих, уезжающих… Из Тбилиси только Кура спокойно уходит. Но Кура что? Вода? Пришла — ушла. А человек так не может!..»
Использованы фрагменты материала Александра Эбаноидзе «Под святой горой», опубликованного в журнале «Вокруг света» № 1, январь 2006