Золотое учение: как 50 лет военной диктатуры приучили жителей Мьянмы получать информацию из альтернативных источников

Туман приходит внезапно. Широкая, вальяжная Иравади с глинистыми берегами, зеленые холмы с золотыми и белыми ступами, железнодорожный мост — все исчезает за несколько мгновений. Пространство схлопывается до размеров паромной палубы.

Наличие реки чувствуешь лишь по запаху и звукам гудков, повисших над невидимой водой. Капитан парома командует пристать к берегу. За несколько метров до предполагаемой суши проступают очертания обрывистого склона.

Неожиданное прибытие привлекает к лодке жителей ближайшей деревни, о наличии которой карты не подозревают. Пока взрослые наблюдают за событием издалека, на авансцену высыпает толпа детей. Я достаю пакет с конфетами, перегибаюсь через перила палубы и передаю угощение в прохладные ладошки. Дети ликуют. Туманный морок исчезает так же быстро, как и пришел. Капитан дает гудок, и паром встает на привычный путь.

Между прошлым и будущим

Иравади, главная река Мьянмы, пересекает страну с севера на юг. Традиционная торговая и культурная магистраль соединяет города, каждый из которых в свое время был столицей древних королевств. Значимость реки можно определить по количеству ступ и пагод, золотыми огоньками вспыхивающих под лучами солнца на правом и левом берегах, на вершинах холмов и на пологих зеленых склонах.

«Как называется вон та красивая пагода?», — я придумываю светский повод, чтобы начать беседу с группой юных монахов, облокотившихся на перила в двух шагах от меня.

Улыбчивый молодой человек в бордовой рясе произносит сложносочиненное название. Контакт налажен.

Молодого монаха зовут Маунг, что, как он объясняет, значит «братец», вежливое обращение к младшим по возрасту и социальному статусу в Мьянме. Ему 17 лет. Он послушник. Вместе с коллегами он возвращается в монастырь в Мандалае после обучения в другом религиозном заведении.

Рассказав о себе и узнав, что я из России, Маунг резко переходит от светского разговора к содержательному, озадачивая меня вопросом, какой политический строй в России и что у нас с экономическим положением.

«Парламентская… Нет, президентская республика», — с трудом вспоминаю я подзабытые строчки из школьного учебника истории. Экзамен по экономике я прохожу чуть увереннее.

«Иностранцы для нас — как агентство новостей, — объясняет Маунг. — Можно получить свежую информацию. А еще попрактиковать английский язык».

Маунг говорит, что сейчас с информацией стало гораздо легче. Интернет стал доступнее, хотя по-прежнему довольно дорог и слабо распространен за пределами крупных городов. Стало проще купить мобильный телефон и сим-карту. До 2014 года сим-карта стоила больше 4 миллионов кьятт. Это 2000 американских долларов. Сейчас карту можно купить за 1,5 доллара. Появилась связь 3G. Прежде был ADSL.

Между сансарой и нирваной

Паром швартуется к пологому берегу Мандалая. Я прощаюсь с братцем Маунгом и его друзьями и отправляюсь в соседний город Моунъюа, где путеводитель обещает каждому испытать восторг и благоговение перед гигантским Буддой стоящим (116 м) и Буддой отдыхающим (101,5 м).

Фигуры, чья высота в два с половиной раза превышает американскую статую Свободы, видны издалека. На фоне придорожных лачуг и шалашей позолоченные реликвии смотрятся особенно эффектно.

Религиозный комплекс Маха Бодхи Тахтаунг, основанный в 1960-х гг., когда власть в Мьянме захватили военные, оформлен в знакомой традиции грандиозного монументализма и социалистического размаха. Все пространство вокруг главных статуй поделено на тысячи ровных квадратов.

Внутри каждого квадрата посажен священный фикус и установлена фигурка сидящего в позе лотоса Будды. Проход сквозь ряды одинаковых изваяний работает, как гипнотический эффект мантры или ритмичность архитектуры братских могил. Тебя настраивают на волну вечности и незыблемости.

Чем ближе стоящий Будда, тем меньше видна позолота и больше — трещины в бетоне. По окнам, проделанным в складках рясы, можно сосчитать количество этажей. 32.

«Лифт не работает. Электричества нет, внутри темно и некоторые лестницы сломаны, будьте осторожны», — предупреждает пожилой кассир. Он сидит за небольшой конторкой, размещенной внутри ступней статуи.

Стоящий Будда был заложен в 1990-е годы, а достроен на народные пожертвования в 2008 г. Но выглядит он не по возрасту плохо. Куски отвалившейся штукатурки и потрескавшаяся плитка на полу. Сорняки и эхо по углам. До верхних уровней поднимается лишь отчаянная молодежь в поисках уединения. Группу школьников учитель останавливает на третьем уровне. Они изучают красочные граффити на стене. Обнаженных грешников перемалывает гигантская скалка с шипами. Адское пламя довершает их мучения.

Взглянув на граффити и полуразрушенные лестницы, я малодушно спускаюсь вниз вместе со школьниками. «А что нарисовано на верхних этажах?», — спрашиваю я кассира. «Каждый этаж — это один из 31 миров в буддизме тхеравады, — объясняет старик. — Этажи идут от низших миров, от страданий, к высшим, к нирване. Но сейчас последние три закрыты для посещения. Ремонт».

Между небом и землей

Заметив мой интерес, кассир советует посетить школу при монастыре Шве Ян Пьяй. «Это вам по дороге. Там все расскажут про учение Будды. И все хорошо говорят по-английски», — напутствует он.

Шве Ян Пьяй действительно удобно расположен прямо на дороге. Среди монастырских построек выделяется центральная пагода, приподнятая над землей на толстых сваях. Здание, похожее на шкатулку, сделанную из драгоценного бирманского тика, рассказывает историю о беспечности XIX столетия, когда природные богатства штата Шан, где расположен монастырь, считались неисчерпаемыми.

Сегодня тиковые леса под угрозой исчезновения и под защитой государства. Но местные жители продолжают их вырубать, между сумой и тюрьмой выбирая второе.

Внутри пагоды в полумраке слышен нестройный хор детских голосов, перебирающих звуки мантры, как четки. Вновь и вновь, ритмично отбивая священный слог «а-у-м», два десятка малышей в бордовых рясах сидят на деревянном полу. За ними наблюдает учитель и золотой Будда с красным светящимся нимбом, сделанным из электрической гирлянды.

В другом конце просторного зала, придвинувшись к свету, падающему из открытых овальных окон, сидят мальчики постарше. На вид им 12–13 лет. Двое читают книги, а третий играет с котенком. К игре с котенком присоединяется вошедший монах-учитель среднего возраста.

«Вы обучаете тем же предметам, что и в обычной школе?», — спрашиваю я учителя, рассмотрев в одной из мальчишеских книг формулы по физике. «Да, — говорит он. — Но у нас другой подход к обучению. Мы учим детей критическому мышлению».

На мой удивленный взгляд учитель смотрит с усмешкой. Он рассказывает, что буддизм признает важность непостоянства в жизни. Поэтому так важно не зубрить, а учиться мыслить самостоятельно. Потому что мир изменчив.

«В буддизме есть три главных греха, — говорит учитель. — Жадность, гнев и невежество. От невежества происходит много бед». На этих исчерпывающих словах буддист прощается и уходит.

Мальчишки оживляются и засыпают меня отработанными на уроках английского языка вопросами. «Откуда, что делаешь, что любишь?» В ответ они рассказывают, что их родители фермеры. Тот, что играл с котенком, сирота. Они живут тут же, в общей комнате. Спят на полу, но у них удобные матрасы. Встают в 5 утра, идут за милостыней.

Обычно им жертвуют еду, которую они тут же съедают на завтрак. Едят два раза в день, последний прием пищи в 13:00. К голоду привыкаешь, помогают медитации. Любимая игра у всех троих футбол, любимый игрок — Лионель Месси. Днем, в перерыве от занятий, они гоняют мяч на заднем дворе и смотрят телевизор. Но чаще играют.

«Мне нравится жить в монастыре, — говорит мальчишка с котенком. — Если ты монах, ты ничего не боишься. Я планирую остаться здесь на время. Не знаю, что будет через 10 или 20 лет. Но когда ты буддист, перемены — это нормально».

_{Фото: ANDREA PISTOLESI / PAUKAN CRUISES (х2); KONSTANTIN KALISHKO (х3); SHUTTERSTOCK / FOTODOM (х5); GLOBETROTTEUR17… ICI; LÀ-BAS OU AILLEURS}

_{Материал опубликован в журнале «Вокруг света» № 4, май 2023}