Зонд Неймана: сценарий апокалипсиса. Фантастический рассказ

— Что ж, полагаю, передача дел завершена. Вы можете собирать вещи и готовиться к отбытию — Лео Давыдов задумчиво пробарабанил пальцами по столику. Он повернулся было, чтобы отправиться в кухонный отсек, но его остановила брошенная в спину фраза Михельсона.

— Погодите минуточку. Есть еще кое-что…

Давыдов взглянул на Михельсона с недоумением: что еще он хотел ему рассказать, ведь только что они потратили несколько часов на выяснение всех деталей работы, проделанной этим странным человеком? Он был дежурным на горнодобывающей станции шесть земных месяцев — с того самого момента как она пришвартовалась к «3361 Орфею».

Этот гигантский булыжник — один из множества, составляющих астероидную группу Аполлона, — оказался хранилищем ценнейших ресурсов иридия, редко встречающегося на Земле. Высший совет Альянса наций решил, что бурить этот космический мусор намного эффективнее и безопаснее, чем раскурочивать морское дно Земли, уничтожая его обитателей в поисках ценного для Homo Sapiens иридия. Он крайне необходим человечеству для активно развивающейся колонии Марса.

И вот в тело микропланетки был внедрен огромный алюминиевый цилиндр, набитый оборудованием. Получилась очень выгодная конструкция: внешний каменный «кожух» предохраняет станцию от опасностей пребывания в открытом космосе — от звездного излучения до микрометеоритов и тому подобного. Промышленные роботы выгрызали астероид изнутри, словно крысы — сырную голову. Когда весь запас иридия окажется исчерпанным, человек покинет остатки «3361 Орфея». Ну а пока Давыдов обязан проследить за тем, чтобы работа, столь успешно начатая Михельсоном, продолжалась без перебоев.

Из его доклада следовало, что оборудование функционировало практически без сбоев, каких-либо ЧП зафиксировано не было, добытого иридия оказалось так много, что он многократно перекрывал затраты, понесенные при создании самой станции, и все уже было загружено на борт корабля, отбывающего на Землю. Вместе с этим грузовым бортом должен был улететь и Михельсон, которого Давыдов прибыл сменить.

— Понимаете, мои обязанности здесь не столь уж обширны, — слегка извиняющимся тоном продолжил Михельсон. — Роботы делали все практически самостоятельно, и у меня оставалась уйма свободного времени. Слоняться без дела изо дня в день, сами понимаете, это ж с ума можно сойти, вот я и занялся реализацией своего стародавнего замысла…

Михельсон сделал приглашающий жест.

— Сейчас сами все увидите.

Они вышли из блока управления со светящимися мониторами и двинулись по узкому коридору, едва освещенному тускловатыми диодными лампами. Хотя Давыдов был здесь впервые, держался он вполне уверенно: все подобные станции на астероидах строились по одному типовому проекту, и Лео по долгу работы посещал их неоднократно. Они вышли в большой отсек, служивший, как сразу понял Давыдов, лабораторией. Здесь стояли, сияя металлическим блеском, приборы, но их назначение Лео, который по сути был простым шахтером, понять не мог.

Михельсон, заметив растерянный взгляд сменщика, охотно принялся объяснять:

— Это установка электронно-лучевого напыления, это — комплекс для выращивания гибридных наногетероструктур, а там — для нитридов металлов третьей группы. Как видите, все очень компактное. Мне не составило особого труда провезти сюда эти чудесные вещички…

— Но такие приборы не входят в необходимый комплекс оборудования горнодобывающей станции, — проворчал Лео. — Зачем вам это?

— Я же говорил, мне претит роль простого надсмотрщика за роботами. Быть может, вы знаете, что когда-то я был преподавателем при кафедре микро- и наноэлектроники электротехнического универа, меня отчислили из-за идиотского казуса…

Михельсон сморщил лицо, словно в приступе зубной боли.

— Здесь, на «Орфее», я окончил работу, которой занимался в течение многих лет. Лео, вы никогда не задумывались над перспективами изучения того, что за пределами Солнечной системы?

Вопрос застал Давыдова врасплох.

— А я вот задумывался, — Михельсон заговорил тоном лектора, объясняющего первокурсникам элементарные вещи. — Многое сейчас упирается в проблему исследовательских зондов, которые мы отправим к другим системам. Их освоение предполагает либо огромное количество зондов, либо их повышенную живучесть — учитывая уровень и число опасностей, коим они будут подвергаться во время миссий.

— Я считаю более перспективным именно второй вариант, но для этого зонды должны каким-то образом самоизлечиваться и уметь реплицировать себя в потенциально неограниченных количествах. Идея эта, правда, не моя: когда-то Джон фон Нейман и Эрик Дрекслер предсказали появление подобных ассемблеров-репликаторов. Но я долго работал над практическим воплощением — и вот результат! Это первая ласточка, а потом, уверен, появятся целые стаи!

И Михельсон торжествующим жестом указал на висевший на стене монитор. На нем отображалась унылая поверхность «Орфея», тусклый металлический куб, а на нем — шар диаметром метра в три.

— Честно говоря, я думал справиться еще до вашего прилета, но не успел. Дорабатывал, пока вы отсыпались. Так что вот, перед вами моя «Гидра» — умный зонд из наноботов, умеющих добывать вещество молекул и атомов для воспроизведения себе подобных. Причем добывать они их умеют буквально из всего, что не абсолютный вакуум. Главное — встретить перспективную планету, а дальше зонд быстро наштампует армию разведчиков, которые ее исследуют вдоль и поперек. Плюс, наноботы моей «Гидры» снабжены практически вечным двигателем — крохотными ядерными реакторами. Я изобрел превосходный способ выведения продуктов распада…

Давыдов не был ученым, но наукой интересовался, технологические новинки отслеживал — дуракам в космосе делать нечего. Рассказ Михельсона его насторожил:

— Это же потенциальная машина для уничтожения всего сущего! Вы не боитесь, что…

— Не надо паниковать, — оборвал его на полуслове Михельсон. — Я встроил в программу своих наноботов ограничительный механизм. Вы когда-нибудь слышали про предел Хейфлика?

Лео мотнул головой.

— Полтора века назад биолог Леонард Хейфлик обнаружил, что человеческая клетка начинает проявлять признаки старения приблизительно после пятидесяти делений. Ну а после пятидесяти двух делений она, как правило, умирает. Я использовал схожий принцип в своей конструкции.

Давыдов тяжело сглотнул:

— А вы уверены, что ваш ограничительный механизм сработает?

— Сработает! Девяносто девять процентов из ста.

— Но абсолютной гарантии все же нет?

— Абсолютную гарантию чего бы то ни было способен предоставить только Господь Вседержитель. Ну а поскольку его не существует, значит, никто не способен. Да не беспокойтесь вы так! Эта штуковина покинет Солнечную систему, и наше с вами поколение о ней уже никогда не услышит. А вот одно из последующих, возможно, получит приятный сюрприз из глубин Вселенной. И, может быть, мне даже поставят памятник.

И Михельсон выпятил грудь, словно позируя для будущего монумента.

— И поскольку вы все равно уже здесь, я решил позвать вас присутствовать при историческом моменте запуска. Осталось выполнить лишь самую последнюю программную доводку…

Михельсон слегка взмахнул рукой — и в воздухе загорелись иссиня-зеленым светом кнопки виртуальной клавиатуры.

— Послушайте меня, — произнес Давыдов. — Просто выслушайте. Ради Бога. Это слишком, слишком опасный механизм. Для нас. Для всего нашего вида.

Михельсон уставился на него воспаленными красными глазами.

— Я не собираюсь требовать, чтобы вы уничтожили свой зонд, — Лео говорил медленно и внятно, словно с маленьким ребенком. — Просто отложите старт на какое-то время. Сначала покажите ваше устройство специалистам на Земле. Я так понимаю, вы совершили прорыв — первым добились гигантского скачка. Пусть специалисты оценят, насколько это все безопасно. Если признают, что все надежно, никто не станет вам препятствовать.

Даже при мертвенном диодном освещении было прекрасно видно, как лицо Михельсона меняет цвет с бледно-зеленого на свекольный.

— Отдать «Гидру» каким-то идиотам? — взвизгнул он. — Чтобы они украли мой зонд и присвоили все себе? Спасибо, мы это уже проходили! Во второй раз не получится, господин хороший! А ну-ка выметайтесь отсюда! Посидите часик у себя в каюте, а потом можете делать что угодно! Запущу «Гидру» и начну сбор своего барахла…

Но Давыдов уходить не собирался. Он сделал осторожный шаг в сторону коллеги, слегка вытянув руку вперед.

— Уходите, или я вас вышвырну, — холодно отчеканил Михельсон и повернулся к своей клавиатуре, чтобы ее выключить.

Поняв, что нельзя терять ни секунды, Давыдов ринулся к Михельсону, намереваясь отшвырнуть его в сторону. Тот попытался отскочить, и прежде чем рука Давыдова ухватилась за плечо Михельсона, она прошла сквозь виртуальную клавиатуру.

Михельсон с нечеловеческой силой впечатал его в стенку и взревел:

— Что вы натворили, идиот! Вы задели кнопку экстренного запуска!

Из его глотки вырвался поток отборной ругани. Он кинулся к клавиатуре, и его пальцы лихорадочно запорхали над ней. Но поздно: изображение на экране перестало быть статичным, ожило. Шар зонда медленно, словно бы нехотя, оторвался от поверхности и полетел, набирая скорость, прочь от поверхности астероида. Несколько мгновений — и «Гидра» скрылась из виду.

— Немедленно верните его обратно. Введите команду! — Давыдов споз по стенке.

— Не могу, — простонал Михельсон. — «Гидра» целиком и полностью автономна. Она не приспособлена повиноваться командам. Да и зачем?! Как только зонд отрывается от поверхности — все… Моя работа — вся коту под хвост!

Он сполз по стене и уселся на полу в позе роденовского Мыслителя.

— Вы, кретин, помещали мне провести настройку… По моей задумке, зонд должен приступить к поиску потенциально обитаемых планет, лишь удалившись на достаточное расстояние от нашей системы… Но эту директиву я ввести не успел. И теперь «Гидра» направляется в сторону Земли. Как назло, наш «Орфей» сейчас проходит ту часть своей орбиты, что на минимальном расстоянии от Земли…

Давыдов смотрел на Михельсона округлившимися от ужаса глазами…