Непростая материя: 7 примечательных орнаментов ивановских ситцев и удивительные истории их создания

Агитационный лозунг, вписанный в цветочный орнамент, дирижабль на Ходынском поле и фабрика-корабль — самые примечательные орнаменты ивановских ситцев таят увлекательные истории, отражающие дух эпохи. Яркие примеры таких орнаментов специально для «Вокруг света» собрали старший научный сотрудник отдела фондов Ивановского государственного историко-краеведческого музея имени Д. Г. Бурылина Наталья Громова и заведующая Музеем ивановского ситца Галина Карева.

Производству ситцев из Иванова и окрестностей — около 300 лет. За это время, экспериментируя с формами, сюжетами и стилями, художники создали тысячи удивительных принтов. И если традиционные орнаменты народных промыслов повторяли канонические мотивы, то для своих тканей ивановские мастера могли придумывать дизайн, реагируя на значимые события и тенденции и отражая все изменения, происходящие в обществе и культуре. Так, помимо привычных растительных орнаментов, появилось множество необычных и даже неожиданных рисунков: фантастические сюжеты, агитационные мотивы, современные абстракции и авангардные композиции.

Некоторые из этих узоров рождались под влиянием эпохи — например, модерновые мотивы начала XX века или индустриальные орнаменты 1920-х годов. Другие были экспериментальными: художники стремились отойти от классических образов и искали новые формы для выражения знакомого мотива в тканях. И подлинный смысл этих орнаментов не всегда различим с первого взгляда. Какие секреты скрывают узоры ивановских тканей?

Огненный бутех

Прообраз орнамента пейсли появился в Персии (современном Иране) еще в I тысячелетии до н. э. Там этот мотив назывался «бута» или «ботех». По разным версиям, это был стилизованный цветочный бутон или огонь; он символизировал долголетие, жизнь и бессмертие.

Узор распространился на территории Индии, особенно в Кашмире, где им стали украшать дорогие шерстяные шали. В конце XVIII века британские колонизаторы привезли кашмирские шали в Европу. Эти дорогие аксессуары, доступные только для элиты, стали атрибутом роскоши. Чтобы поддержать растущий спрос, фабрики города Пейсли в Шотландии наладили массовый выпуск тканей с таким узором. Со временем орнамент стал называться пейсли.

Российские фабриканты активно заимствовали восточные и европейские мотивы, встраивая их в национальную художественную традицию. Ивановские мануфактуры стали производить ткани с «индийскими огурцами», или «турецкими бобами», — так этот орнамент называли в Российской империи.

Художники адаптировали его под вкусы русских покупателей, дополняя стилизованными цветами, геометрическими элементами и характерными цветовыми сочетаниями. И орнамент полюбился покупателям, стал народным. В XX веке он вновь пережил всплеск популярности в 1960–1970-е годы. Ивановские дизайнеры текстиля продолжают работать с этим орнаментом и в наши дни, поскольку пейсли — по-настоящему вечная классика.

Пальма первенства

Орнаменты викторианской Англии, прославившие их создателя Уильяма Морриса (1834–1896 гг.), стали культовыми: их мотивы на протяжении полутора веков используют дизайнеры всего мира. Однако почти за сто лет до Морриса похожие орнаменты создал малоизвестный русский текстильный художник Осип Соков (1743–1801 гг.): те же изогнутые листья, тонкие ветви и кружевные узоры, та же тщательная проработка и выверенная ритмика.

История полна подобных пересечений, когда художники, жившие в разные эпохи и в разных странах, приходили к схожим визуальным решениям. И удивительная «перекличка» декоративных орнаментов Морриса и творившего задолго до него Сокова — яркий тому пример.

Достоверных свидетельств, что Моррис видел ткани Сокова, нет. Однако нельзя исключать вероятность, что через торговые связи какие-то из рисунков русского художника могли попасть в Англию. Впрочем, есть и другое объяснение. Возможно, оба мастера черпали вдохновение из одних и тех же источников: природы и старинных ремесел. Средневековые манускрипты, восточные ткани, традиционные мотивы народного искусства — все это могло стать основой для их художественного языка.

Агитационный «25-й кадр»

В 1928 году в Москве прошла выставка советского бытового текстиля, ставшая важной вехой в истории дизайна тканей. В ее каталоге известный марксистский историк искусства Алексей Федоров-Давыдов охарактеризовал текстиль как «идеологический товар» с огромным потенциалом, ведь «миллионы аршин» каждый год попадают «даже в наиболее отдаленные медвежьи углы».

Автора восхищала идея, что рисунок на ткани воздействует на человека подсознательно, минуя логику, напрямую влияя на эмоции и общественное поведение. Агитационный текстиль должен был стать не просто декором, а инструментом формирования нового советского сознания. Но, несмотря на активную пропаганду, в 1926–1928 годах таких тканей выпускалось немного. Художники искали баланс между традицией и новой идеологией и создавали узоры, в которых среди классических мотивов скрывались революционные призывы.

Одно из самых тонких решений нашел художник Сергей Логинов. В 1925 году он разработал несколько рисунков для ситца, которые на первый взгляд казались традиционными: цветочно-растительные узоры, привычные глазу. Но если присмотреться внимательнее, в тончайшей штриховке проступал лозунг «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!».

Эти ткани сегодня считаются шедеврами граверского искусства, но их ценность гораздо глубже. В них — зашифрованное послание эпохи, в которой даже узор на ситце мог стать пропагандистским манифестом.

Перевести стрелки

В конце XIX века Иваново-Вознесенск (в 1871–1932 годах так назывался город Иваново) стал текстильной столицей. Чтобы оставаться на пике моды, дизайн покупали у ведущих европейских бюро. Работала сложная система абонементов: фабриканты приобретали эскизы и целые коллекции (сейчас бы мы назвали их капсульными) во Франции, Германии, Англии.

Но эксклюзив можно было найти и в России. Московский художник Михаил Ефимов держал мастерскую и продавал фабрикантам патенты на использование своих рисунков. Один из них, с часами, стал настоящим хитом — и яблоком раздора. В 1896 году его использовали Товарищество Куваевской мануфактуры, фабрика Прасковьи Витовой и наследники промышленника Николая Зубкова в Иваново-Вознесенске.

Чтобы отличаться от конкурентов, фабрики меняли время на циферблатах или форму канделябров. Ткани с этим принтом выпускались, пока в конце 1929 — начале 1931 года в СССР не началась кампания по уничтожению дореволюционного текстильного наследия, объявленного буржуазным пережитком. Было стерто 24 тысячи рисунков, сточены тысячи печатных валов с традиционными орнаментами.

Флагман возрождения

Петр Леонов, ставший легендой советского текстиля, сформировал язык агитационного орнамента. В его работах не было грубой плакатности, лишь тонкая игра символов, при этом понятная и доступная каждому. Его мелкие цветочные узоры стали образцом для целого поколения художников, а плательные ситцы по его рисункам выпускались почти полвека.

Символом возрождения советской текстильной промышленности стал его рисунок «Утро новой жизни». Композиция строится вокруг фабричного здания, над которым, словно солнце, сияет пятиконечная звезда. В диагональном ритме парят планеры — символы стремительного взлета. Цвета яркие, энергичные: доминирующий красный в сочетании с желтым и коричневым. Создание такого рисунка требовало сложной гравировки и мастерства печатников. Но результат стоил усилий.

Для миллионов людей в Советском Союзе на рубеже 1920-х и 1930-х годов фабрики были больше чем просто промышленными объектами. Восстановленные после разрухи, они давали основу новой, стабильной жизни. Их возрождение означало выход из кризиса, возвращение к порядку и уверенность в завтрашнем дне.

«Утром в газете, вечером — в куплете»

Художники молодой Страны Советов реагировали на яркие события в ее жизни — в том числе специалисты, разрабатывавшие принты для тканей. Так на платьях советских девушек появились… дирижабли.

В 1920-е годы гигантские воздушные корабли будоражили воображение публики, пресса следила за их рекордами. В 1928-м крупнейший на тот момент немецкий дирижабль LZ 127 «Граф Цеппелин» совершил перелет через Атлантику, а годом позже — первую в истории воздухоплавания «кругосветку». В сентябре 1930 года он приземлился на Московском аэродроме имени М. В. Фрунзе на Ходынском поле, вызвав небывалый ажиотаж: тысячи людей вышли на улицы, чтобы увидеть чудо инженерии.

В Иваново-Вознесенске, текстильной столице СССР, о внешнем виде «Графа Цеппелина» могли судить лишь по газетам. Репортажи в прессе так вдохновили молодого художника Андрея Голубева, что он решил запечатлеть это событие на ткани. Эскиз был разработан для модной разреженной плательной ткани «Плетенка». Рисунок, во всей красе представлявший летательный аппарат, получился несложный для производственного исполнения. Эскиз утвердили, но рекомендовали доработать и сделать кремлевскую башню более значительной — чтобы символ Советского Союза не терял внушительности рядом с гигантским немецким дирижаблем.

Переживший бурю

Рисунок этого платка — тоже не простое украшение. Это агитационный манифест, зафиксировавший переломный момент в судьбе Наполеона. Центральная сцена похожа на театральное представление: Бонапарт протягивает руки к Пруссии, но за его спиной уже занесена карающая сабля России, а Швеция, Австрия, правители Рейнского союза застыли в напряженном ожидании финала.

Легенда гласит, что эти платки в 1813 году изготовили в Англии по заказу Пруссии, чтобы раздать их в честь победы в Битве народов под Лейпцигом. Однако груз с изделиями попал в шторм и затонул. Спустя столетие иваново-вознесенский коллекционер Дмитрий Бурылин закупил платки с этим принтом в Англии. Более того, он использовал центральный сюжет для нового тиража, посвященного празднованию столетия войны 1812 года, заменив тексты на надписи на русском языке. Так принт, переживший бурю, стал частью российской истории.